В романской и готической иконографии сирен не счесть. Они чаще всего ассоциировались с плотскими искушениями и женской сексуальностью. Вслед за античным искусством их изображали с обнаженной грудью. Нередко можно увидеть, как сирены расчесывают свои длинные распущенные волосы и любуются собой в зеркале. Это зрелище напоминало о связи между сладострастием и тщеславием, о греховной природе кокетства. У многих средневековых сирен тело и крылья птичьи, а хвост – змеиный или драконий, дьявольский. В каменном декоре храмов или в книжной миниатюре сирены, как у Босха, часто предстают по двое: сирена-женщина и сирена-мужчина либо сирена-женщина с мужчиной-кентавром[195]. Судя по толкованиям бестиариев и аллегориям, применявшимся в церковных текстах, эти пары гибридов должны были напоминать о порочности сладострастия. Это вовсе не означает, что любое изображение сирен – тем более у Босха, который так умело перекраивал привычные образы на свой лад, – автоматически следует толковать как выпад против пороков плоти. Тем не менее очевидно, что пары сирен в то время напоминали зрителям не о боговоплощении и искуплении, а о мире порока, причудах природы или далеких языческих землях. А потому до Босха, насколько сегодня известно, никто из художников не помещал их на одежды волхвов.
Рис. 64. Сверху: Иероним Босх. Поклонение волхвов, ок. 1490–1500 гг.
Снизу: Сирены: мужчина с тонзурой клирика и женщина. Капитель из клуатра аббатства Сен-Дени, 1135–1150 гг.
Paris. Musée de Cluny, Musée national du Moyen Âge
Рис. 65. Иероним Босх. Поклонение волхвов, ок. 1490–1500 г.
Не менее подозрительно выглядит вышивка на красном одеянии чернокожего слуги. Там Босх изобразил раненых и пожирающих друг друга монстров, похожих на рыб с лапами или каких-то земноводных (рис. 65)[196]. И тот и другой сюжеты плохо совместимы с представлением о третьем волхве как о святом и скорее представляют его как язычника, все еще пребывающего в мире иноверия.
Дары с изъяном
Теперь следует присмотреться к дарам, которые волхвы принесли новорожденному богочеловеку. Как сказано в Евангелии от Матфея (2:11), они вручили ему свои сокровища: золото, ладан и смирну. В этом жесте богословы видели своего рода дань – язычники покорились христианскому Мессии, земные цари – Царю царей, Царю небесному[197].
Само собой, в христианской традиции дарам волхвов было предложено множество аллегорических толкований. Ириней Лионский (ок. 130 – ок. 200) утверждал, что этот набор символизировал тройственную природу Христа: смирна, с помощью которой бальзамировали тела умерших, была преподнесена ему как человеку, золото – как царю, а ладан – как Богу. Существовали и другие трактовки. Например, что золото означает царственность, ладан – священство, а смирна – человеческую природу Христа (Василий Великий), или что золото символизирует искупление человечества из плена греха, ладан – прекращение культа демонов и начало истинного культа, а смирна, которую используют, чтобы защитить мертвое тело от тления, предвещает грядущее воскрешение из мертвых (Максим Туринский). Иаков Ворагинский в «Золотой легенде» резюмировал множество древних толкований. Золото должно было облегчить бедность Девы Марии, ладан – наполнить ясли благоуханием, смирна – укрепить тело ребенка и защитить его от вредоносных червей. Золото означало любовь, ладан – молитву, а смирна – умерщвление плоти. Под золотом понималась божественность Христа, под ладаном – душа, обращенная к Богу, а под смирной, которая хранит плоть от порчи, – его непорочное тело[198].
На средневековых и ренессансных образах «Поклонения волхвов» их дары обычно представали как золотые кубки, чаши или сосуды, часто похожие на литургические. Например, на своем первом «Поклонении», которое сейчас хранится в Метрополитен-музее, Босх изобразил старшего из королей с подносом. На нем стоит сосуд с загнутым носиком, напоминающий арабские кувшины (золото). Второй волхв в белом тюрбане держит высокий готический реликварий (ладан). А третий, чернокожий, принес круглый сосуд, увенчанный золотой птицей (смирна)[199]. Однако на «Поклонении волхвов» из Прадо Босх показал подарки первого и третьего волхвов совершенно иначе и совсем не так, как другие художники его времени и предшествующих столетий.
Старший из королей принес Христу не золотой кубок или какой-то роскошный сосуд, а скульптурную группу на тяжелом круглом постаменте, украшенном жемчугом. Она представляет Авраама, который собирается принести в жертву Исаака (Быт. 22:1–13) (рис. 66)[200]. Ангел останавливает руку патриарха, готового заколоть любимого сына, а за алтарем уже стоит баран, который будет заклан вместо мальчика. Эту сцену в христианской традиции рассматривали как прообраз крестной смерти Христа во искупление грехов человечества. Потому здесь она явно напоминает зрителю о муках, ожидающих новорожденного.
Однако под диском, на котором закреплены фигуры, почему-то сидят три жабы. Некоторые историки интерпретируют это так, что внешне благочестивый дар опирается на нечистых гадов, а значит, Босх стремился изобличить и дарителя. Но более вероятно обратное: он изобразил жаб, придавленных тяжелой скульптурой – так же как на фасадах готических соборов добродетели попирают пороки, а святые – поверженных ими язычников или еретиков[201]. Так что перед нами символ грядущего искупления, победы Христа над дьяволом – необычный по форме, но традиционный по содержанию.
Теперь взглянем на дар третьего, чернокожего, волхва. Как и у многих других художников, у Босха он держит в руке шарообразный сосуд со смирной (рис. 67, слева). На поверхности шара изображены два воина и человек, который, встав на колени, что-то протягивает государю, восседающему на престоле. Это Авенир – полководец царя Саула. Как рассказывается во Второй книге Царств (2:3), после гибели своего господина он стал враждовать с наследником престола Давидом. Босх изобразил, как Авенир явился к Давиду, чтобы заключить с ним союз и передать под его владычество все земли Израиля. Средневековые богословы видели в этом эпизоде один из ветхозаветных типов поклонения волхвов, пришедших с дарами к новорожденному царю иудейскому[202].
Рис. 66. Иероним Босх. Поклонение волхвов, ок. 1490–1500 г.
Сложнее понять, что означает фигура птицы с распростертыми крыльями, которая сидит на шаре. Как и у птиц на шлеме первого волхва, в ее клюве зажат маленький красный плод или какой-то шарик. Она изображена так, что скорее похожая не на скульптуру, установленную на сфере, а на живую птицу. Можно было бы подумать, что это феникс, который, сгорев, восстает из пепла и, по многочисленным средневековым толкованиям, олицетворяет воскресение Христа[203]. Но здесь нет огня. Тогда это может быть пеликан, который, как говорилось в греческом «Физиологе» (II–IV вв.) и его потомках – средневековых бестиариях, самоотверженно кормит птенцов собственной кровью, а потому напоминает о крестной жертве Христа (рис. 68, слева)[204].
Рис. 67. Иероним Босх. Поклонение волхвов, ок. 1490–1500 г.
В евхаристическом гимне «Боже сокровенный, славлю я Тебя» (Adoro te devote), написанном Фомой Аквинским, молящийся просил «Иисуса любимого, пеликана благого» очистить его своей кровью, капля которой способна омыть от греха весь мир[205]. У птицы, которую Босх посадил на шар, нет ни птенцов, ни кровавой раны. Однако ее поза идентична той, в какой художник изобразил пеликана на задней стороне алтарной панели, представляющей Иоанна Богослова на острове Патмос. Там жертвенная птица с птенцами сидит на высоком утесе, а вокруг разворачиваются сцены Страстей Христовых (рис. 67, справа)[206]. Видимо, представляя дар чернокожего волхва, Босх отталкивался от известного образа пеликана, но изменил его на свой лад. У птицы нет птенцов, а в клюве она держит красную ягоду – ее цвет напоминал о крови, пролитой богочеловеком.
Известно, что реликвия Святой крови, хранившаяся в Брюгге, находилась на попечении особого братства, в которое на исходе XV в. входил 31 человек. Среди их инсигний был некий посох с фигурой пеликана[207]. У Петруса Кристуса есть образ с изображением лавки ювелира (раньше считали, что это св. Элигий). Вероятно, он был написан для гильдии ювелиров Брюгге. Среди множества предметов, которыми мог похвастаться мастер, на полке стоит хрустальный сосуд, увенчанный золотым пеликаном. Предполагают, что это реликварий, предназначенный для хранения гостий (рис. 68, справа)[208]. В христианской традиции пеликан – птица евхаристическая. А потому дар, принесенный чернокожим волхвом, прообразует муки, которые ожидали новорожденного богочеловека, и отсылает к Мессе св. Григория, изображенной на внешней стороне триптиха.
На голове у слуги, стоящего за спиной чернокожего волхва, лежит красный плод, но побольше – размером с яблоко. Похожие ягоды и фрукты изобилуют у Босха в «Саде земных наслаждений» (рис. 69)[209]. Очевидно, что круглые красные плоды играют важнейшую роль в сюжете «Сада». Попробуем к ним присмотреться. На левой створке с изображением Эдема, где Господь представляет Адаму сотворенную из его ребра Еву и благословляет их союз, они растут на многих деревьях. Видимо, Босх тем самым напоминал о яблоке, которое первым людям подсунул змей-дьявол, а значит, о том, как в мир вошел грех, а с ним – смерть.