Рис. 110. Сверху слева: Иероним Босх. Поклонение волхвов, ок. 1490–1500 гг.
Сверху справа: Ян Госсарт. Поклонение волхвов, ок. 1510–1515 гг.
London. National Gallery. № NG2790
Снизу: Петрус Кристус. Поклонение волхвов, ок. 1450 г.
Washington. National Gallery of Art. № 1937.1.40
По мысли Филип, новое послание, которое Босх заложил в старый сюжет, явно считывалось не всеми и, вероятно, озадачило бы «наивного богомольца». По ее версии, Босх, отталкиваясь от традиционной формы алтарного триптиха, прославляющего явление Бога миру, создал нечто невиданное и прямо противоположное: дидактический образ изобличающий зло, пронизывающее мир, неискоренимо суетный и греховный[321].
Средневековые эсхатологические предания, которые могли быть известны Босху, гласили, что Антихрист примет присягу от трех языческих царей – Ливии, Египта и Эфиопии. Эту пагубную троицу порой изображали в Апокалипсисах и «житиях» Сына погибели. На иллюстрации к одной из таких рукописей, созданной в Баварии в середине XV в., они предстают как три рыцаря, стоящие на коленях перед своим дьявольским повелителем (рис. 111). Первые два белокожи, третий – чернокож. Дебра Стриклэнд предположила, что Босх соотнес трех королей, пришедших с дарами к Христу, с тремя королями, которые перед концом времен станут служить Антихристу[322].
Столь смелые трактовки предполагают, что Босх «взломал» изнутри всем знакомый сюжет, поменял знак волхвов с плюса на минус или парадоксальным образом совместил в них оба знака. Зритель видел трех королей, принесших дары Христу, но понимал (или хотя бы некоторые зрители понимали), что они одновременно указывают на своих антиподов – трех нечестивых монархов на службе Антихриста[323].
В богословских трактатах или на страницах бестиариев одни и те же животные могли толковаться как in bono, так и in malo. Например, лев, который во многих культурах с древнейших времен воспринимался как царь зверей, воплощение мощи и величия, порой символизировал Христа, царя небесного, поправшего дьявола, а порой – самого дьявола, свирепого хищника, «пожирателя» душ. Обоих уподобляли льву, чтобы подчеркнуть их силу: в одном случае благую, в другом – пагубную[324]. Однако вряд ли удастся найти текст или изображение, где лев означал бы одновременно Бога и Сатану.
Трудно представить, чтобы Петер Схейве и Агнес де Грамме заказали триптих, на котором они вместе со своими святыми патронами, Петром и Агнессой, молятся перед сценой, где силы зла обступают Спасителя[325]. Или нужно предположить, что они тоже не распознали замысла Босха? Мадридский триптих отходит от привычной иконографии Поклонения волхвов, но все же не так далеко, как это часто кажется.
Рис. 111. Эта сцена, возможно, копирует иконографию Поклонения волхвов. Только вместо Марии с Христом тут Антихрист.
Житие Антихриста. Бавария, ок. 1440–1450 гг.
Berlin. Preussischer Kulturbesitz. Ms. germ f. 733. Fol. 4
Персонажи Босха загадочны, но многие толкования его работ, предлагаемые историками, явно показались бы ему странными. В его Богоявлении, наверняка, заложено обвинение в адрес иудеев и (или) всех грешников, которые отвергают Христа. Мир, в который явился Спаситель и который ему предстоит искупить, виделся Босху как пронизанный злом – как и мир, в котором жил он сам. Отряды, сходящиеся перед Иерусалимом, – это все же скорее свита трех королей. Возможно, что мастер из Хертогенбоса специально изобразил их так, чтобы они выглядели как иноверцы и напоминали об османской угрозе. Но в любом случае тюрбаны и прочие отсылки к Востоку в те времена встречались на множестве «Поклонений волхвов». Тут Босх не был новатором.
Вероятно, что он действительно противопоставил двух первых волхвов их третьему, чернокожему, спутнику. Тот не просто держится в стороне от товарищей, а композиционно отделен от них фигурой Антихриста[326]. На одеяниях или подарках всех трех волхвов изображены ветхозаветные сцены, в которых христианские богословы видели указания на Рождество, Богоявление или Распятие. Однако в облике последнего, самого младшего, короля есть слишком много пересечений с Антихристом, который стоит перед ним. У обоих на одежде нарисованы тернии или сухие ветви[327]. Оба носят идентичные жемчужные серьги: только у волхва украшение вставлено в ухо, а у мрачного персонажа, стоящего в дверях хижины, – в ногу.
Осмелюсь предположить, что Босх не просто изобразил трех (бывших) язычников, склонившихся перед христианским Богом, а показал своего рода континуум обращения. Третий, чернокожий, маг, как у других художников XV в., у Босха напоминал об универсальности христианского послания. И в то же время в статной фигуре этого волхва еще много языческого и чуждого христианству. Босх был не первым художником, поместившим его на самом большом расстоянии от Девы Марии и ее божественного младенца. И до него в облике третьего короля появлялись детали, напоминавшие об иноверии. Однако у Босха дистанция, умноженная на перекличку с Антихристом, вероятно, говорит о большем. Чернокожий волхв дальше всех от Христа не только в буквальном, но и в духовном плане.
В средневековой иконографии встречаются примеры такой визуальной регрессии. Один из них мы найдем в австрийском Часослове, который был создан около 1470 г. для Иоганна Зибенхиртера – великого магистра рыцарского Ордена св. Георгия. Там трое священников причащают троих мирян, стоящих перед ними на коленях. У первого священника в руках гостия, на которой виден младенец Христос; у второго – просто ломоть хлеба; а у третьего (с темным, словно у мавра, лицом) – жаба. Эта сцена демонстрирует праведное и неправедное причащение. Добрый католик, который верит в пресуществление, вкушает тело Христово. Для второго человека (он сомневается в таинстве евхаристии или верует, но нетвердо?) хлеб остается хлебом. А третий – это, скорее всего, еретик, отверженная душа. Для него гостия обращается в демона в облике жабы или в жабу как воплощение всего нечистого. У первых двух причащающихся кожа светлая, как у священников и епископа. У третьего, грешника, лицо темное. И этот цвет указывает на его связь с силами тьмы[328].
Здесь дидактика проста и прозрачна. Образ, созданный Босхом, конечно, намного сложнее. Чернокожий король, стоящий дальше всех от Христа, молод, красив и статен. Художник явно им любуется и ждет того же от зрителя. Несмотря на странные детали одежды и украшений, сближающие его с Антихристом, его облик скорее не зловещ, а экзотичен. Босх, если бы захотел, мог изобразить его отталкивающе уродливым – в карикатуре на врагов Христа он знал толк; мог снабдить его символами (как скорпион или жаба), которые в ту эпоху однозначно считывались как нечистые и дьявольские; мог одеть на восточный манер и тем самым напомнить о его связи с миром иноверия. Однако он этого не сделал. Видимо, потому что демонизация третьего короля не входила в его планы. Фантастический костюм чернокожего волхва ясно говорил о том, что он выходец из экзотических земель, из неведомого далека, но все же не выносил ему однозначной оценки (рис. 112).
Слово «экзотика» тут очень важно. На рубеже XV–XVI вв. португальцы и испанцы, стремясь добраться до Индии, обогнули Африку и движимые той же мечтой случайно открыли новый континент – Америку. Всего за несколько десятилетий географические горизонты Старого Света радикально расширились. Открытия вели к колонизации, а колонизация – к новым открытиям, а они – к изменениям в картине мира. Завоевания были сопряжены с проповедью. Бескрайний мир иноверия, который открылся перед европейцами, предстояло крестить. Обращение было одновременно религиозным императивом и одним из инструментов господства. Инаковость африканцев и индейцев не только отталкивала, но и манила. Люди Запада много веков грезили о богатствах Востока и скупали предметы роскоши, которые создавали в Леванте, Персии, Индии, Китае. Теперь в средиземноморские порты, а оттуда по всей Европе стали привозить диковины (предметы, зверей, а порой и людей) из глубин Африки и из Нового Света.
Рис. 112. Экзотический третий волхв и его слуга, написанные неизвестным современником Босха. На сосуде со смирной, который они вместе держат в руках, в золоте вычеканено лицо такого же мавра в тюрбане (портрет самого волхва?).
Поклонение волхвов. Нидерланды, 1480–1490-е гг.
Amsterdam. Rijksmuseum. № SK-A-2545
В 1500 г. португальский мореплаватель Педру Кабрал достиг территории, которая получила название «Бразилия», и объявил ее владением своего короля. Всего через несколько лет художник Вашку Фернандиш из города Визеу написал для собора алтарную панель с изображением Поклонения волхвов (рис. 113)[329]. На ней чернокожий маг был заменен на индейца. На его голове убор из птичьих перьев, на руках и лодыжках – тяжелые золотые браслеты, на груди – разноцветные бусы, в одной руке – длинная стрела, а в другой – половинка кокосового ореха, обрамленная серебром. На этом алтарном образе, созданном в перспективе обращения и подчинения новых земель, африканская экзотика заменена на заокеанскую. Присутствие индейца среди волхвов подчеркивало, что и жители новых земель, о которых раньше в Европе не ведали, должны принять Христа – принести ему в дар свои души[330].
В эпоху Босха новый интерес к многообразию творений и обычаев появился не только у португальцев и испанцев, первопроходцев открытий и завоеваний, но и у северных европейцев – французов, немцев и фламандцев, которые в них участия еще не принимали. Не стоит забывать о том, что в конце XV в. большая часть Нидерландов отошла во владения династии Габсбургов. В тот момент они правили в Священной Римской империи, а в начале XVI в. приобрели престол Испании и ее колонии в Новом Свете. Например, Маргарита Австрийская, наместница Нидерландов (1507–1515, 1518–1530) и тетка Карла V Габсбурга – испанского короля (1516–1556) и германского императора (1519–1556), коллекционировала не только религиозную живопись, но и диковины из Америки