– Мастер, контакт на девять! Контакт на девять! До тридцати «духов»! – Андрей начал срочно ориентировать старшего снайперского расчета. – Малыш, держать сектор!
– Самум – Уралу! Самум – Уралу! У меня прорыв на девять! Идет рукопашная!
– Самум принял. Иду, – в гарнитуре раздался как обычно спокойный голос Хаса.
К сожалению, Андрей мало чем мог помочь индейцам. В начавшейся «собачьей свалке» снайперы не могли работать наверняка, нужно было ждать появления удобной цели. А индейцы меж тем уже отступали, но не могли оторваться от отряда скаутов, который разительно отличался от регулярной британской армии как подготовкой, так и тактикой действий.
В тот момент, когда индейцы окончательно дрогнули и готовы были пуститься в бегство, на поле боя появились новые действующие лица. Семь фигур, двигавшихся в двух подгруппах, штурмовые четверка и тройка, появились сбоку от англичан и начали свою кровавую жатву. Из-за горячки боя и того, что «длинные стволы» были снабжены ПБСами, англичане не сразу поняли, что появился новый противник. А когда поняли, было уже поздно.
Андрей видел, как четверка разошлась на две пары, и уже три подгруппы вклинились в общую свалку. Дальнейшее Андрей наблюдал, как склейку эпизодов. Вот человек, идущий первым в одной из пар, отстреляв магазин, тут же ушел на колено, понижая свой уровень и производя смену. Его напарник моментально включился в работу, параллельно, рукой за плитник сзади, закидывая его себе за спину. Человек к этому времени уже сменился и теперь шел вторым номером, готовясь прикрыть напарника.
Вот первый номер тройки, отстреляв магазин автомата, тут же отработанным движением откидывает его себе набок и переходит на «короткий»[78], моментально отстреляв «мозамбикскую пару» в ближайшего англичанина, тут же выстрелил «флеш» в следующего и «контролируемую пару» в третьего[79].
Андрей узнал в этом человеке Кошмара. Вот первый номер пары внезапно отрывается от своего напарника и, переводя автомат одной рукой набок, второй выдергивает нож. Траппер, стоящий напротив него, делает пару быстрых и точных выпадов клинком. Офицер убирает корпус из-под первого, тут же перехватывает второй и, немного подкручивая англичанина влево от себя, закрывает его своей спиной, Буквально через несколько секунд он отходит от противника, убирая нож в ножны, а англичанин уже стоит, покачиваясь, на коленях и держится за горло, а потом ничком падает в траву.
Бой затих так же внезапно, как и начался. На поляне, усеянной телами, остались стоять лишь офицеры группы и немногочисленные индейцы.
15 июня 1755 года. Деревня Аткваначуке. Капитан 3-го ранга Хасим Хасханов, позывной «Самум»
Когда Урал доложил, что у него на фланге прорыв, Хасу пришлось решать, кого туда лучше отправить. Свободным был расчет Кошмара, который уже отстрелял из АГСа и находился в резерве. Впрочем, осмотрев свой сектор, в котором англичане попробовали было пойти в прорыв, но, напоровшись на «помки» и точный огонь, откатились назад и больше попыток атаковать не предпринимали, Хас пришел к выводу, что сасквеханноки смогут самостоятельно удержать данный участок, а, значит, он может присоединиться к Кошмару.
Двумя подгруппами офицеры начали двигаться в сторону Урала. Подойдя к краю одного из «длинных домов», Хас осторожно выглянул из-за угла. На поляне, между «длинным домом» и забором, ограждавшим поселение, кипела рукопашная схватка. Причем с индейцами схватились не регуляры, а то ли скауты, то ли трапперы, то ли милиция, которые теснили аборигенов, не ожидавших нападения и явно проигрывавших бой. Хас глянул на Кошмара и жестами показал ему, что они двигаются двумя группами, тройкой и четверкой. Затем встретился глазами с Сибирью, который был старшим пары у него в подгруппе, и дал ему понять, что следуют в четверке. Непосредственно перед контактом или в случае внезапного огневого контакта они расходятся на пары, и каждая работает в своем секторе. Такой маневр офицеры неоднократно отрабатывали на многочисленных тренировках.
По жесту Хаса, группы вышли из-за дома и двинулись в сторону боя. Хас чувствовал, как Волк внутри него уже утробно урчал, предчувствуя схватку.
Все получилось в соответствии с замыслом. Подгруппа Хаса разбилась на пары, подгруппа Кошмара работала тройкой, а Руссо моментально встроился в подгруппу Лехи. Дальше Хас оказался вовлечен в схватку, стараясь контролировать своих периферийным зрением.
…Выстрелив очередную контролируемую пару, Хас уже было решил подать команду «красный», чтобы уйти на перезарядку и дать поработать Волге. Патронов в магазине оставалось примерно пять или шесть, Хас по въевшейся привычке на задворках своего разума считал свои выстрелы.
И тогда он увидел своего врага. Даже не так. ВРАГА. Волк внутри Хаса уже не урчал, а рычал в полную силу, и Хас не смог отказать ему, хотя понимал, что это неправильно. Траппер тоже заметил Хаса, выпустил индейца, который мягко осел на траву, перехватил поудобнее нож и кошачьей походкой направился к Самуму.
Хас хлопнул рукой по бедру идущего сзади Волгу, привлекая его внимание, подал команду «Держи! Иду!», и, переводя автомат набок, одновременно другой рукой выдернул «Гербер» из ножен. Англичанин приблизился к нему. В глазах врага читалось лишь легкое удивление – ни страха, ни паники в них не было. Действительно, достойный противник.
Траппер нанес режущий маховый удар ножом в корпус и тут же, мгновенно поменяв направление и уровень, продолжая движение, провел тычковый удар, целясь в горло. Хас отклонился корпусом, пропуская первый удар мимо себя, и сразу же, разгадав замысел противника, шагнул ему навстречу, левой рукой перехватывая руку англичанина с ножом за запястье, протягивая и слегка подкручивая его влево от себя, а правой нанося секущий удар серрейторной частью клинка по запястью захваченной руки, вспарывая вены. Не останавливая движения, он нанес режущий удар в правую подмышку и завершил комбинацию коротким и мощным ударом ножом снизу в челюсть. Нож, проткнув все на своем пути, вошел в мозг. Англичанин еще стоял, покачиваясь на ослабевших ногах, когда Хас провернул клинок в ране, распарывая серрейтором челюсть.
Траппер, удерживаемый Хасом за запястье, рухнул на колени. Хас выдернул нож из раны и обтер его о поверженного противника, после чего взглянул ему в глаза. Из врага уходила жизнь, но свою смерть он встречал достойно. Все-таки убивать, глядя глаза в глаза, и убивать на расстоянии, это совсем разные вещи, мимолетно подумал Хас, убирая нож в ножны. Взяв в руки автомат, он сменил магазин, но бой уже затихал. Живых англичан не было видно, они или погибли, или отступили. Но, надо отдать противнику должное, их отряд находился в шаге от успеха. Противника никогда нельзя недооценивать, и англичане сегодня это доказали.
Самум запросил по рации командиров подгрупп. Потерь у группы не было. Ну что ж, как писал еще не родившийся в этом мире поэт и гусар Михаил Лермонтов о еще не состоявшемся великом сражении: «тогда считать мы стали раны, товарищей считать…»
15 июня 1755 года. Какая-то индейская деревня на Джуниате. Аластер Фрейзер-младший, сержант отдельного нью-йоркского отряда скаутов
– Лейтенант, вы будете делать то, что я вам приказываю, – тон майора Вашингтона был высокомерным и безапелляционным.
Лейтенант Джонсон, командир нашего отряда, зло посмотрел на виргинского выскочку и ответил:
– Так точно, сэр!
А что было делать? Виргинцы отправились в поход, словно на праздник – индейцы им не казались серьезным противником. Повсюду болтали про то, что они наконец смогут вдоволь помучить-понасиловать женщин, «хоть они и грязные индианки». К тому же поговаривали, что у этих индейцев можно найти серебро – почему-то они в это искренне верили. А для меня любые разговоры о насилии – как красная тряпка для испанского быка, и вот почему.
Мать моя была индианкой из одного из селений краснокожих на Сасквеханне. Бабушка забеременела от какого-то траппера, и мать росла непохожей на других девочек – со светлой золотистой кожей и с тонкими чертами лица. За ней пытались ухаживать несколько местных индейцев, включая и племянника тогдашнего вождя, Саракундетта. Но она предпочла выйти замуж за моего отца, который после бегства из Шотландии, где его разыскивали за разбой, занялся торговлей с индейцами.
Когда он уходил в удаленные селения, мама обыкновенно возвращалась в родную деревню. Именно там я научился искусству владеть ножом и томагавком, стрелять из лука, и охотиться на самую разную дичь – от бобров (которых тогда еще было много), белок и куниц и до волков и медведей. Вот только на лис мы не охотились – все-таки мы Лисицы, потомки Великого Лиса, и они – наши родичи.
А когда отец возвращался, то он учил меня стрелять из ружья, а также читать и считать; он мне говорил, что кто-то должен будет перенимать семейное дело, а, кроме него и меня, в семье были одни девчонки. Так что раннее мое детство можно считать если не безоблачным, то весьма счастливым.
Но когда мне исполнилось девять лет, приятель отца принес страшную весть – папа заболел оспой в отдаленном селе индейцев-тускарор и умер. И мы с мамой и сестрами ушли обратно в деревню. Лучше бы мы этого не делали…
Избушка наша находилась в лесах к северу от Сасквеханны, на ничейной земле, где охотились и индейцы, и белые, а деревня располагалась южнее реки. На берегу у нас была припрятана лодка, к которой мы и направлялись. Но где-то на полпути мы наткнулись на Саракундетта с двумя дружками. Услышав у мамы, что ее муж умер, они привязали меня и сестер к деревьям, засунув каждому по тряпке в рот, а над мамой все по очереди надругались, прямо у нас на глазах, обзывая ее белой шлюхой и другими непотребными словами, а затем перерезали ей горло. Нас они оставили привязанными к деревьям и с шутками и прибаутками удалились.
Как я ни пытался, высвободиться из пут мне не удавалось – ублюдки не пожалели крепких ремней из оленьей кожи. Жутко хотелось пить и есть, а штаны у меня были мокрыми и вонючими – никакой возможности спустить их, чтобы сделать свои дела, не было. Но, как бы то ни было, наши мучения обещали стать непродолжительными – в том, что ночью придут звери и сожрут сначала маму, а потом и нас, я не сомневался. Знаю я эти леса…