– То-то я и гляжу, что с тобой новенький.
– Так что платите, – и я протянул ему записку, якобы от Квинси. Написал ее Оделл, чтобы почерк был не мой и не Фрейзера. Ведь откуда Меркелю знать почерк Квинси? Если этот долдон, конечно, вообще писать умеет…
Меркель прочитал бумагу и усмехнулся:
– Ну, это еще проверить надо. Или у тебя есть доказательства?
Я достал два вампума[102] – вождя неизвестной деревни и Сарангараро – из седельной сумки. Первый мы нашли в сумке Скрэнтона, а второй я с огромным трудом сумел выпросить у старого главы племени. И, как оказалось, не зря – глаза Меркеля широко раскрылись, а лицо расплылось в улыбке.
– Да, это, несомненно, вампумы вождей сасквеханноков – только у них такой узор. Но откуда я знаю, кому именно они принадлежали? Может, это вампумы других вождей?
– Их и оставалось-то всего два. По одному вождю в каждой деревне.
– Может, это вампумы добыты вами в прошлые годы?
– Поезжайте и посмотрите сами, – усмехнулся я. – Но сначала, согласно уговору, заплатите по счету. За две индейские деревни.
– Сначала мы должны проверить…
Меркель пожевал губами, и я добавил:
– Слушайте, вы, скряга! Нас ждет Квинси и генерал Брэддок. Мы уходим дальше на запад. У нас нет времени ждать. Или, – я зло усмехнулся, а Фрейзер подъехал чуть поближе и тоже осклабился, – нам нанести вам визит всем отрядом?
На лице Меркеля отобразилась игра мысли. Чтобы не наводить его на ненужные идеи, я отчеканил:
– Нас с товарищем ждут ровно через три дня. Если мы не вернемся вовремя, то Квинси придет сюда со всеми нашими людьми. Ох, не завидую я вам, если это произойдет!
Хоть на физиономии немца и появился страх, но потеря денег, судя по всему, пугала его больше. Он сказал голосом, в котором еле угадывалась дрожь:
– Могу выплатить вам только деньги за первую деревню, не более того. Про нее мы уже знаем. Половину оговоренной суммы. Остальные деньги – после того, как мы убедимся в том, что второй деревни и в самом деле больше нет.
– Три четверти.
– Хорошо, две трети, – вздохнул старый жмот. – Приходите к вечеру, я приготовлю требуемую сумму.
– Не позже чем в три часа по часам на башне церкви, – ответил я. – Нам еще нужно вовремя отправиться в обратный путь. А ведь еще придется деньги пересчитывать. Зная вас, надо это сделать обязательно. А то ведь снова попробуете нас обмануть. Или вы хотите, чтобы мы опоздали к своим? – сказал я с угрожающими нотками в голосе.
– В четыре. Поймите, мне еще нужно будет поговорить со старейшинами. А еще и палача нужно будет встретить, он вот-вот должен подъехать.
– Палача? А кого вы собираетесь вздернуть?
– Да нет, вешать никого мы не будем. Просто какой-то новый переселенец не хочет возвращать уважаемому герру Клингбайлю долг. И потому он завтра получит сорок плетей. Хотите, оставайтесь, полюбуетесь. Зрелище будет славное. Впрочем, я договорюсь с палачом, чтобы он его не слишком сильно бил – он хороший кузнец и оружейник, и Клингбайль просил его не слишком калечить.
– Так зачем вам все это нужно?
– Он должен знать свое место. А то возомнил о себе невесть что.
Я хмуро посмотрел на него, и мы с Фрейзером сели на лошадей и отправились на площадь, в кабак, располагавшийся в здании под вывеской с шестиконечной звездой[103]. Когда я здесь вкалывал, денег на посещение подобных заведений у меня не было. Теперь же они были.
Внутри кабака было на удивление чисто и уютно. Столы из тсуги, стены, покрытые деревянными панелями, головы оленя, волка и лося, и говорливый хозяин. Еда у немца была довольно грубой, но сытной – жирная свинина, кукуруза и действительно хорошее темное пиво. Готлиб – так звали хозяина – хорошо говорил по-английски, хоть и с сильным немецким акцентом. Почему-то мы ему понравились. Может, потому что заплатили не скупясь, может, потому что старательно нахваливали его пиво, может еще почему. Во всяком случае, он старательно пересказал нам все новые городские сплетни, в том числе и про завтрашнюю экзекуцию.
– Бедный мальчик. Пришел-то он сюда уважаемым человеком. Но когда он услышал про то, что кто-то поубивал недалеко отсюда индейцев, он возмутился, и его арестовали, якобы за долги Клинбайлю. Это один из дружков проклятого Меркеля.
– Ведь этого парня уже судили!
– Да какой это был суд? Комедия одна. Судья-то на довольствии у Меркеля, да и Клингбайль ему заплатит какой-то процент.
– Жалко парня.
– И мне жалко, да что ж поделаешь? Я б давно уехал отсюда, но куда? К англичанам не хочу, а все немецкие поселения здесь под пятой той же шайки. Ладно, господа, хватит об этом – вдруг кто-нибудь услышит, тогда нам всем не поздоровится…
– Хорошо, – сказал я, хотя мне все услышанное совсем не понравилось. – А что еще нового в Монокаси?
– Да почти ничего. Разве что какая-то девушка здесь объявилась. Англичанка, да еще и богатая, – слыхал я, что чуть ли не родственница губернатора Виргинии, к тому же то ли графиня, то ли герцогиня. Ей-то здесь бояться нечего – если с такой что-то и случится, от Монокаси останутся рожки да ножки.
– Герцогиня? – спросил я, не веря своим ушам. Неужто?..
– А вот и она, – шепнул Готтлиб, указывая на дверь.
Я не успел даже обернуться, как меня заключили в объятия, и я услышал любимый голос:
– Томми! Томми Робинсон!! Мой Томми!!!
19 июня 1755 года. Медвежьи горы. Джонатан Оделл, почти что сасквеханнок
Три дня назад на рассвете началась переправа на другой берег Джуниаты, навстречу восходящему солнцу. Я еще спросил, зачем мы идем на восток, когда нам нужно вообще-то на запад. Русский по имени Макс, главный их медик, разъяснил мне, что нам необходимо держаться как можно дальше от Брэддока.
– Знаешь, Джонни – Мы уже перешли на имена[104], – с трудом нам удалось победить группу Вашингтона, состоявшую из пары сотен колонистов. Вот только у Брэддока осталось еще больше полутора тысяч человек, и почти все они – регулярные войска. Против них у нас мало шансов устоять. А Брэддок будет нас искать. Конечно, ты, если хочешь, можешь остаться – он же не знает, что ты перешел на нашу сторону.
– Ну уж нет, – сказал я. – Лучше я останусь с вами.
– Вот и хорошо. Мы перейдем через Джуниату и пойдем вдоль реки на север – точнее, не вдоль самой реки, а по параллельной тропе где-то в двух-трех километрах. Это примерно расстояние от мили до двух, – пояснил он, увидев мой непонимающий взгляд. – Река рано или поздно повернет на запад, и где-то там и будет находиться наша цель, Медвежьи горы. Там и дождемся наших.
– А почему мы идем именно туда?
– Ну, во-первых, они как бы по дороге – оттуда можно без больших затруднений дойти до форта Дюкень, куда, собственно, мы и едем. Как нам рассказал Кузьма, далее пойдут земли индейцев-тускарор, а они дружественны и сасквеханнокам, и ирокезам. Так что проблем быть не должно. Хотя сам знаешь, какие сейчас времена… Но ничего, прорвемся!
Мы вели с собой пойманных лошадей из отряда Вашингтона. Кроме того, все мы, включая и женщин, и детей постарше, получили по пенсильванской винтовке и по хорошему ножу. Другое оружие находилось в тюках – мы собирались его продать либо тускарорам, либо французам, вместе с лошадьми.
Полностью скрыть следы переправы вряд ли бы получилось, но хоть что-то сделать было надо. С другой стороны берег Джуниаты был достаточно крутым, и кое-где из него выходили каменные глыбы. Одна из них, в полумиле вниз по течению, вдавалась плоским языком прямо в реку, и именно туда мы и шли. Коней мы переправили вплавь, а оружие, порох и запасы – в каноэ, которые мы затем спрятали в лесу. Вряд ли они нам еще понадобятся, но если их найдут, то сразу догадаются, куда мы делись.
Один из русских тихо произнес на своём языке:
Переправа, переправа,
Берег левый, берег правый,
След кровавый в кромке льда.
Когда я с удивлением посмотрел на него, он сказал:
– Это из русской поэмы про войну. Как раз про переправу, только под вражеским огнем и зимой.
– Вы что, и зимой воюете?
– Приходится иногда, увы…
Мы устроили небольшой привал, и с Максом и Серой Цаплей осмотрели раненых. Должен сказать, что я много чему научился у обоих – Макс был замечательным врачом, но лекарств у него было не так уж и много. Зато Серая Цапля знала, какими травами можно лечить различные заболевания, а также дезинфицировать раны.
Меня удивило, что и он, и она были против кровопускания, которое является краеугольным камнем нашей медицины. Зато некоторые их методы были очень похожи друг на друга, несмотря на разницу в культуре и происхождении. Мы, кстати, договорились, что при возможности попытаемся создать руководство по лечению определенных недугов, а также ранений, с использованием местных трав. Тем более что я уже занимался этим делом и кое-что успел систематизировать.
А потом начался путь по лесу – то лиственному, где преобладали дубы и буки, то хвойному, где нас стегали ветки огромных тсуг. Мне не повезло – нога моей лошадки попала в нору какой-то зверюшки, и я свалился с нее, отделавшись, к счастью, лишь ушибами. А вот бедное животное сломало ногу. Недолго думая, ее зарезали, а мне дали запасную лошадь, с более злым норовом. Может, это было и лучше – приходилось постоянно глядеть в оба, и дальнейших потерь удалось избежать. Был, впрочем, и другой плюс – и на обед, и на ужин мы поели мяса. Никогда не думал я, что буду есть конину, но она оказалась не так уж и плоха.
Шли мы достаточно медленно, с дозорами спереди и сзади, но никого по дороге не встретили. Как сказал Кузьма, а Макс перевел, раньше нам повстречались бы и индейцы, и трапперы. Но бобров в этих местах всех выбили, да и индейцев в большинстве своем успели истребить. А сегодня утром мы добрались наконец до Медвежьих гор.