.
Глава 8Медвежьи горы
22 июня 1755 года. Медвежьи горы. Джонатан Оделл, врач, а теперь и воин
Три дня назад мы пришли в это прекрасное место. Ровная долина, по которой протекал прохладный ручей с весьма вкусной водой. Слева и справа от нас – пологие, поросшие сначала кустарником, а затем и высокими тсугами, склоны. Ягоды, грибы, рыба, а из леса индейцы принесли уже двух оленей. И, как и было обещано, мир и спокойствие – как мне объяснил один из индейцев, который немного говорил по-английски, в этих местах белые бывают очень редко, а индейцы свято чтут неписаный закон – в Медвежьих горах даже злейшие враги друг на друга нападать не будут.
Я опасался поначалу, что от воды начнутся проблемы с пищеварением, либо кто-нибудь подхватит какую-либо инфекцию, но и индейцы, и русские просто лучились здоровьем, и даже раненые поправлялись быстрее, чем я ожидал. И это несмотря на то, что на второй день индейцы объявили всеобщую помывку. Каждому врачу известно, что купание должно проходить лишь в теплой, специально подогретой воде, и не чаще чем раз в неделю, хотя многие специалисты настаивают, что и это – слишком часто и плохо влияет на организм. Но когда я это высказал русскому врачу, тот поднял меня на смех, и я сдался. Ведь русские уже не раз показали, насколько больше они знают о медицине, чем я.
Индейцы отошли ниже по течению ручья, туда, где бобры (здесь они, как ни странно, еще встречаются!) соорудили запруду, и там образовался пруд диаметром футов в тридцать. На моих глазах краснокожие все разделись догола – мужчины и женщины вместе! – и по нескольку человек натирались золой от вчерашнего костра, а затем прыгали в воду и тщательно омывались. Потом женщины шли ниже по реке, по ту сторону бобровой плотины, и занимались стиркой для себя и для своих близких.
Меня кто-то тронул за плечо. Я обернулся и увидел индианку лет, наверное, восемнадцати, которая с робкой улыбкой показывала мне на прудик. Она мне показалась знакомой, а когда я увидел свежий шрам на ее правом боку, вспомнил – она была ранена во время памятного боя у Аткваначуке, и именно мне пришлось эту рану зашивать. Еще тогда меня поразила ее красота, а сейчас при ее виде у меня быстрее забилось сердце, и я решился. Раздевшись (но все-таки обмотав чресла какой-то тряпкой), я побежал вместе с ней к вчерашнему костру, намазался золой и побежал в прогретую воду небольшого водоема. Затем девушка забрала мою одежду и пошла вместе со своими товарками вниз по реке.
Надо сказать, что так хорошо я себя давно уже не чувствовал – тело мое обрело необычайную легкость, а душа… Никогда бы не подумал, что мне будет так хорошо после купания с девушкой, с которой у меня даже не было общего языка.
После индейцев их примеру последовали русские. Делали они это попарно, пока другие дежурили у своего смертоносного оружия. Да, подумал я, они прямо как Фомы неверующие – всем известно, что никто на нас не нападет, а они чего-то опасаются. Причем в таком замечательном месте, в котором я был лишь второй день, но где я был бы готов остаться вечно (особенно, хоть я и боялся себе в этом признаться, с прекрасной девой). Но, как мне объяснили, согласно тому же неписаному закону провести здесь можно не более одной луны в год. Более того, если сюда придут мои сородичи-англичане, то нам всем придет конец. Ну, пусть не всем – меня они, наверное, не тронут, – но для меня сасквеханноки и русские стали уже намного более своими, чем Брэддок и его люди.
Но пока бояться, как мне казалось, было нечего. Чтобы успокоить русских, в первый же день после нашего прихода сасквеханноки выслали разведку и вроде даже встретили каких-то индейцев, но те, судя по всему, испугались (почему, собственно, ведь здесь территория мира?) и не вступили в контакт. Зато с тех пор два раза в день, утром и вечером, в лес уходили охотничьи партии, и они ни разу никого не обнаружили, кроме вышеупомянутых оленей и прочей живности. Но русские до сих пор вместо отдыха бдят днем и ночью. Конечно, они военные, им положено никому не доверять. Но это зря – я бы на их месте отдохнул, ведь любой врач (и я в том числе) вам скажет, что труд должен перемежаться отдыхом. Так нам заповедовал и Всевышний – как минимум один день в неделю каждый должен отдыхать, ибо сам Господь на седьмой день творения так и поступил.
Вчера, на третий день нашего пребывания здесь, к вечеру немного посвежело, небо заволокло облаками, но дождя не было. А сегодня с утра я почувствовал, как меня заботливо накрыли медвежьей шкурой. Я чуть приоткрыл глаза и увидел бесшумно удаляющийся стан прекрасной девушки. Лица ее я не увидел, но почему-то я был уверен, что это была та самая, которую я лечил, носившая имя лесного зверька, и которая уже стала мне так дорога. И я вновь заснул со счастливой улыбкой на лице.
Разбудила меня ружейная пальба. Я вскочил и увидел, что из леса по нам стреляют, и, даже не задумываясь, начал лихорадочно заряжать свою пенсильванскую винтовку. Нападающих я, впрочем, не видел, но даже если это англичане и даже если они меня бы и пощадили, я не мог позволить им убить ту, которую я за столь короткое время успел полюбить. А в голове крутилась мысль – все-таки эти русские были правы…
Где-то в Сибири. 20… г. Лейтенант Максим Носов, позывной «Дарт»
Как ни сопротивлялся Максим, но это язвительное прозвище с легкой руки Хаса к нему прилепилось. Когда он через месяц пришел к Хасу поговорить по поводу своего позывного, тот философски заметил, что законы группы неизменны: первое время человек ходит с тем позывным, который сам себе придумает, все остальное – с тем, который приклеит ему Группа. Окончательно добило Макса, когда на день Космических войск Хас под общий смех группы подарил ему деревянный джедайский меч, который по его просьбе изготовили бойцы батальона обеспечения. На мече была выжжена надпись: «Джедайский. 80 лэвел». Макс чуть со стыда не сгорел.
Впрочем, Самум славился своими выходками. Один «крабовый» берет Мажора чего стоит… На одной из пьянок Корсар в момент откровения рассказал Максу, что Хас этим отличался еще на ТОФе. Про одного его «заместителя» можно было только два часа рассказывать. Макс видел этого «заместителя» в кабинете Самума. Бейсбольная бита, настоящая, американского производства. На одной стороне было выжжено «заместитель командира роты по воспитательной работе», на другой – «Антизатупин». Она висела прямо позади кресла Хаса в канцелярии.
…Макс потянулся на каремате и перевернулся на другой бок, поправив рюкзак под головой. Группа выполнила свою задачу: «заминировала» объекты дивизии РВСН и сейчас вовсю отрывалась от преследования. На хвосте сидели абсолютно все: батальон ПДБ РВСН[112], ФСБ, милиция, даже пограничники. Такие учения проводились, как правило, каждый год, с различными родами и видами войск, а также со смежными структурами. Для Макса они были первыми.
Группу сбросили парашютным способом. Приземлившись, они собрали и спрятали парашюты, Хас снял координаты по GPS-навигатору и при выходе на ОДС[113] передал их в Центр. Потом за парашютами подъедут и заберут.
Группа сутки выходила к объекту, сорок километров по сопкам, без сна и отдыха. Только десять минут перерыва после пятидесят минут ходьбы, и так каждый час.
К объекту вышли уже после обеда. Еще восемь часов вели доразведку, вскрывая систему охраны и обороны, распорядок смены часовых, места расположения штаба, казарм и техобъектов. Параллельно группа отдыхала, готовясь к ночному мероприятию. Хас отказался от проведения налета, посчитав это нецелесообразным – сил было слишком мало. Решили провести диверсию. В два ночи группа выдвинулась к объекту, а в три тридцать все уже находились на точке сбора, усталые и довольные. Цели были заминированы, оставалось теперь только выйти на точку эвакуации. На очередном ОДС Самум доложил, что спецмероприятие провел, группа готова к «тактическому бегству». Вот после этого и началось… Ракетчики не сразу сообразили, что их часть подверглась воздействию диверсантов. Не было ни стрельбы, ни взрывов, ни всего того, что говорит о нападении на объект. Однако когда вышестоящее начальство с посредниками обнаружило макеты зарядов во всех ключевых местах, начался «Алярм». И теперь их гнали, стараясь найти, изловить и хоть чуть-чуть оправдаться за допущенные промахи.
– Дарт! Дарт!
Макса трясли за плечо. Он и не заметил, как, задумавшись, прикемарил. Сказывалась усталость…
Он открыл глаза и увидел Танка, замка группы.
– Вставай! Пора валить отсюда.
Макс вскочил, быстренько свернул каремат, приторочил его к рюкзаку и, подхватив оружие, занял свое место в походном порядке. Вся группа уже была построена, он встал в строй одним из последних.
– Джентльмены! – Хас говорил негромко, но его все слышали. – Нам осталась самая малость, она же и самое сложное: дойти до своих. До точки эвакуации пятнадцать километров. Там нас подберет вертушка. Каждый знает, что ему надо делать. Давайте немного поработаем.
И группа понеслась в ночь…
22 июня 1755 года. Медвежьи горы. Лейтенант Лев Быков, позывной «Мажор»
Лев только что сменился. Передав вахту Хазару, он завалился на свой коврик. Сон не шел, хотя усталость чувствовалась. Постой-ка на часах два через шесть днем, и час через три – ночью, в течение двух суток…
Сказать по правде, Лев и не надеялся попасть в «Студенческий СтройОтряд». Выпускник Саратовского училища внутренних войск мог мечтать лишь о службе в отряде «Витязь» и о том, что когда-нибудь он наденет краповый берет.
Кстати, «крабовый» берет ему прилюдно подарил Хас, отличавшийся едким чувством юмора. Не любивший внутренние войска и относящийся к их спецназу с предубеждением, он как-то на 29 августа[114]