— Скажите еще, что уже приняли меня за Черного Матроса!
— Еще не принял. Но теоретически эти преступления могли быть твоим делом. У тебя очень богатое прошлое. Уверен, ты умеешь и работать со световыми гранатами, и проникать в не очень охраняемые здания незаметно, ты знаешь, как выдать повешение человека кем-то за самоубийство.
— Но я этого не делал! Я появился здесь.
— Да, я это прекрасно помню. Десять дней назад. То есть теоретически не мог убить никого, кроме монтера. Но твое появление в гостинице — еще не показатель твоего отсутствия в Сочи. В конце концов, на «Арбате» свет клином не сошелся. Короче, Рублев, не сильно тут рисуйся — можешь попасть в неприятности. Это я тебе говорю, как подполковник Грачев.
Комбат вздохнул.
— Вы с тем же успехом можете забрать меня прямо сейчас.
— А зачем? Если ты не придурок, то ты меня слышал. Короче: прекращай свою активную деятельность, спокойно отдыхай десять дней, что тебе остались, и уматывай отсюда к чертям.
Сказав это и не дожидаясь ответа, подполковник вышел.
Глава 11
Комбат поднялся в семь утра, хотя обычно позволял себе спать чуть дольше. Из того, к чему он привык в спокойные периоды своей повседневной жизни, оставалось только пристрастие к утренней силовой гимнастике. Это был еще армейский комплекс упражнений, позволявший без тренажеров и снарядов поддерживать себя в нормальной форме.
После гимнастики он сходил в душ и уже совсем свежим спустился в ресторан завтракать. Когда спускался в холл, обнаружил, что подполковник не соврал: здесь уже были двое ребят в штатском. Ну, если ты оперативник, то хоть в смокинг от Диора влезь, а сущность твоя волчья все равно видна.
Ребята провожали бдительными профессиональными взглядами всех, кто проходил через холл. Особенно тех, кто входил. Рублев небезосновательно заподозрил, что где-нибудь может быть установлена скрытая камера, чтобы уж точно не пропустить никого из посетителей. В конце концов, полностью вход и выход не перекроешь. или перекроешь?
Рублев заметил, что возле наружных дверей на крыльце скучают трое «далматинцев». Ага, значит, гостиницу взяли под колпак намертво. Ну, это и к лучшему. С другой стороны, а что теперь ему делать? Ведь понятно, что эти ребята от своего не отступятся и обязательно попробуют убить в срок, чтобы поддержать репутацию потусторонних чудовищ, для которых нет ни преград, ни защитников.
Он неторопливо завтракал и смотрел на то, как сегодня себя ведут работники гостиницы. Они ведь прекрасно знают, что семь дней миновали, сегодня Черный Матрос снова придет в их гостиницу и нанесет свой удар. Они также знают и то, что в «Арбате» с самого утра полно милиции.
Нервозность служащих чувствовалась. Официантки ходили на деревянных ногах. За то время, пока Комбат ел, каждая из них успела споткнуться буквально на ровном месте и только чудом не опрокинуть поднос с тарелками прямо на клиентов. Кстати, в ресторане наблюдалось изрядное оживление. Комбат предположил, что такой ажиотаж среди посетителей вызван ощущением предстоящей беды. Люди приперлись сюда, словно в зоопарк.
Комбату стало противно. Он увидел себя таким же, как другие, любопытным и боязливым, точно знающим, что он находится в безопасности, и потому позволяющим себе разгуливать там, где уже чувствуется холод смерти.
Рублев отогнал от себя дурацкие мысли и, чтобы вырваться из нездоровой психологической атмосферы, быстро допил сок и жестом подозвал официантку, чтобы рассчитаться. Она перебирала деньги деревянными пальцами, искоса поглядывая на Рублева. Это не удивляет — тут вся гостиница уже в курсе, что этот жилец небезразличен к происходящему и старается принимать в нем посильное участие.
Но в удачу Комбата, кажется, не верили. Ну по крайней мере не все. Вот, например протягивающая ему в дрожащей ладони сдачу официантка, явно не думает, что этот человек может с чем-то справиться.
Гостиница жила своей жизнью настолько, насколько это было возможно. Конечно, спокойствия и благолепия не получалось — играло свою роль и ожидание новой смерти, и исчезновение директора, и присутствие огромного количества милиции. Милиция — она в любом случае раздражает людей. Почему, спрашивается? Вроде они здесь для того, чтобы ничего не случилось, а вот, поди ж ты, напрягают. Может, все дело в том, что простому человеку нелегко чувствовать возле себя кого-то имеющего власть.
Анна чинно сидела в приемной перед пустым кабинетом. Посетителей не было и не предвиделось. Персонал прекрасно знал, что директор куда-то делся, а больше сюда старались не пускать никого. Чтобы как-то развлечься, она играла в «Сапера». Нервозность текущего дня действовала и на нее — игра упорно не клеилась.
Наверное, полностью в норме был только Марков. Этому типу, чувствующему присутствие такого сильного человека, как Рублев, было совершенно замечательно. Он еще для верности накатил грамм полтораста, так что настроение его вовсе зашкаливало.
Все, кто видел улыбающуюся морду Маркова, сторонились его. Ясно же, что улыбаться в такое время может либо больной, либо просто бесчувственный человек.
Марков не унывал. Он ждал только обеденного перерыва, чтобы нагрянуть в гости к Комбату — обсудить, что да как. То есть если по-честному, то Маркову просто хотелось с кем-то потрепаться. А чтобы не казаться самому себе несерьезным, он выдумал необходимость своеобразного военного совета.
Крохин со вчерашнего дня ходил, как с горячей спицей в заднице. Начальство дало ему понять, что его неудача в сегодняшнем деле поднимет вопрос о его служебном несоответствии.
Дополнительной причиной начальственной взбешенности стала пропажа Кулагина. Директор мало того, что не вышел на работу, он вовсе девался неизвестно куда. Во всяком случае, дома его точно не было. Вчера, когда Крохину никто не открыл дверь, он позвонил подполковнику, а тот не поленился выцарапать санкцию на проникновение в квартиру. А кроме нее, еще и санкцию на задержание Кулагина как подозреваемого в соучастии в преступлениях.
Когда дверь вынесли, оказалось, что квартира пуста. Очень похоже, что из нее целеустремленно уходили, собрав некоторое количество вещей.
Когда Крохин отпустил помощников и стал опечатывать дверь беглого директора, открылась квартира напротив и женский голос спросил:
— Так что, вчера к нему тоже из милиции приходили? Не соврали?
Лейтенант удивленно повернулся и увидел неопрятную тетку лет пятидесяти. А может, чуть постарше.
— Вчера? А кто здесь был вчера?
— Приходили двое, — тоном телевизионного диктора стала повествовать женщина. — Слушали чего-то под дверью, звонили до одурения. Ну, они еще и в домофон звонили. Я почему к глазку-то подошла? Слышу, у соседа там в квартире домофон разоряется. Они же у нас ой какие громкие.
Тут Крохин подумал, что женщина наверняка врет. Наверняка она подсматривает за лестницей просто из любопытства.
— А как выглядели эти двое?
— Женщина молодая совсем. Девчонка почти. Волосы светлые, такая с точеной фигуркой. И мужик. Здоровый такой, усатый. Лет около сорока.
Лейтенант кивнул.
— Спасибо за информацию. Обязательно примем к сведению, если понадобится.
— Так они сказали, что из милиции. Это ваши были?
— Проверить надо, — уклончиво ответил Крохин.
Женщина снова скрылась в квартире, а он постоял минуту на площадке в раздумьях. Значит, Борис уже успел побывать здесь. И ничего не сказал. Очень интересно, очень.
Сейчас Крохин был мальчиком на побегушках у подполковника, взявшего на себя руководство операцией.
— Ты сегодня на положении штрафника, — сказал Грачев. — Будешь работать, как сволочь, но если я останусь недоволен, то считай, что ты уже на досрочной пенсии. А если сильно облажаешься, то пенсия будет по инвалидности. Это я тебе лично гарантирую.
Крохин только краснел и молчал. А что еще он мог сделать? Вышестоящее начальство было не в том настроении, чтобы выслушивать его возражения и оправдания.
Сейчас можно было смело говорить, что за десятилетия своего существования «Арбат» впервые находился на военном положении. Присутствовал даже штаб той группировки, которая в нем базировалась, Грачев занял под это дело один из свободных двухкомнатных номеров. Там был он сам, туда же приходили меняться и отдыхать оперативники, дежурившие по гостинице. Связь между звеньями обеспечивала развернутая на столе радиостанция. Чтобы не мешать работающей части штаба, кровати были собраны в одной комнате, а в другую перенесена остальная мебель.
Ожидание становилось все тяжелее.
* * *
Вечерело. Над морем сгущалось синее бархатное марево сумерек. Потянуло чуть прохладным ветерком — осень мало-помалу вступала в свои права. Отдыхающие расходились с пляжей, возвращаясь по пансионатам и гостиницам.
Народ шел и в «Арбат». Чтобы более точно отфильтровать всех жителей гостиницы и исключить проникновение посторонних, Грачев усилил охрану в вестибюле. Теперь людей встречали вначале два патруля в форме, которые пропускали всех. А непосредственно перед входом в жилое крыло стояли оперативники. Они проверяли пропуска у всех жильцов и не пускали дальше никого, кто не был здесь записан как жилец.
— Извините, это только на сегодняшний день, — говорили они и непреклонно отталкивали удивленных визитеров.
Одна девица, подцепленная на пляже своим не вполне трезвым кавалером, стала скандалить. Более того, она достаточно бодро рванула в атаку с ногтями наперевес. Оперативник корректно оттолкнул ее, хотя в душе ему очень хотелось съездить этой пьяной шалаве по физиономии.
Кавалер, увидев, что слабая половина так браво перешла в наступление, решил подтвердить, что он не менее грозен. И тоже попер на оперативников, костеря их на чем свет стоит и размахивая увесистыми кулаками.
Была дана директива — поменьше рукоприкладства, только в крайних случаях. Оперативники решили, что сейчас самый что ни на есть крайний случай и этот тип просто напрашивается на хорошую оплеуху. Пока один волок пьяную девицу за шкирку к выходу и там передавал патрулю, а те тащили ее к «воронку», двое подбежавших работников розыска профессионально ухватили мужика под мышки и уволокли к подполковнику.