нок растёт в проблемной семье и усваивает не самую хорошую модель взаимоотношений между мужем и женой, потом применяет её на практике…
– Поняла я, поняла! – Ксюша перебила, не выдержав потока информации, которая ей не нравилась. – Буду молчать. Сева, а у тебя нет детей на стороне? Ты в этом уверен?
– Ксюнечка, теоретическая вероятность всегда есть, мужчина не может знать наверняка, но я прилагал все усилия, чтобы этого не случилось. И, – не дал договорить возлюбленной он, догадавшись без слов, о чём она думает, – тогда, на сапах, ты просто свела меня с ума, и я уже ни о чём не думал. Это было впервые и, если я и буду не специально неосторожен, то только с тобой. Тьфу! Двусмысленно вышло. В общем, ты поняла.
– Смотри мне, – она прищурилась, глянула искоса.
– Чтобы ты знала, процент верности среди пар, где партнёры обладают высоким интеллектом, гораздо выше, чем у среднестатистических людей, – Сева допил кофе и поднялся. – Так, ладно, у нас ещё много дел сегодня. Я, кстати, хотел тебя спросить ещё об одном.
Ксюша смотрела, как Сева, её уверенный, даже самоуверенный, учёный, смущается и пытается подобрать слова. Выглядел он в этот момент так мило, что она ласково улыбнулась, как бы говоря: «Ну же, давай, решайся, я не кусаюсь».
– Я тут недавно подумал, что не называю тебя какими–то уменьшительно–ласкательными словечками, а вы, девушки, обычно любите этот зоопарк. Непроизвольно у меня никакие такие слова не вырываются, так как мне не особо импонирует эта манера общения. У тебя красивое имя, и мне нравится его туда–сюда крутить, тем более, что ты и на Ксеню, и на Оксану тоже отзываешься, – намекнул на недавнюю ситуацию он. – Я, можно сказать, живу с многоликой и многоимённой женщиной.
– Я не буду оправдываться, никакой вины за собой не чувствую, – с достоинством сказала Ксюша и тут же поняла, что от Севы не укрылась её ложь. – Ну ладно, чувствую. Но так сложились обстоятельства, ничего ведь плохого в этом нет.
– Даже не забивай себе голову, вышло забавно. Теперь можно тебя дразнить, так что меня всё устраивает.
– Ну, спасибо.
– Ну, пожалуйста.
Он нежно коснулся прохладного бархата её щеки, прошептал, невесомо целуя маленькое аккуратное ушко: «Так что с прозвищем, тигрёночек?»
– Тигрёночек? Почему это я тигрёночек? Я что, самая рыжая? – возмутилась Ксюша, поворачиваясь, чтобы заглянуть в бесстыжие глаза.
– Нет, это потому, что ты – не ласковый домашний зверь, а самая что ни на есть настоящая тигрица, – Сева поиграл бровями, намекая на их вчерашние шалости, и она успокоилась.
– Ну, если в этом плане, то я согласна быть тигрёночком. Но только дома! На людях лучше по имени.
– Договорились.
В знак примирения её поцеловали в плечо, затем Ксюша почувствовала, как мужские руки коснулись её бёдер и потянули наверх ткань сарафана, умудряясь параллельно ещё и поглаживать ноги.
– Ты говорил, у нас сегодня много дел, – томно и лукаво глянула она на любимого.
– Мы недолго, – ответил Сева и поцеловал в шею, – совсем чуть–чуть, – настойчивые губы коснулись уха, провели–погладили, – для настроения.
Он шептал милые глупости и соблазнял её прямо на кухне, не заботясь о неубранных тарелках и чашках. Ксюша успела подумать лишь об одном – до чего ей нравится совместная жизнь с ним, её Севой, самым непредсказуемым ботаником в мире. Её ботаником.
Глава 27. «И повторится всё, как встарь…»
– Привет! Наконец–то я попала в ваш Форт Нокс, – с порога съехидничала Юлька, скидывая туфли и протягивая огромную фиолетовую коробку с ярко–жёлтым бантом. – Чуда не жди, там мультиварка. Здорово, говорят, облегчает женскую долю.
Ксюша поставила тяжёлый и объёмный подарок на полку в прихожей и обняла долгожданную подругу. С момента окончания университета встречаться регулярно, как прежде, не удавалось, и девушки безумно скучали. Общение по телефону никак не покрывало их необходимость друг в друге.
– Ты даже не посмотришь? – Юлька кивнула в сторону подарка.
– Не-а, лучше тобой полюбуюсь. Я соскучилась! Идём скорее в кухню, я тебе пеку пирог с вишней, вон тот, французский, с заливкой и хрустящей крошкой.
– С тобой фиг похудеешь, – выдала сладкоежка и предвкушающе потёрла руки. – Скоро он будет готов?
Ответил ей таймер из духовки, душераздирающе запищав. Девушки рванули в кухню, не столько ради пирога, сколько в стремлении поскорее избавиться от навязчивого и пронзительного пиликанья.
– Мамочки. У меня в ушах звенит, – Юля вставила пальцы в уши и демонстративно ими там покрутила. – Это что за орудие пытки?
– Вот такая печка, прикинь. Ужас просто. Мы говорили с хозяйкой квартиры, она наотрез отказывается менять, а я по привычке ставлю этот дебильный таймер. Надо купить отдельный, да не морочить себе голову.
Ксюша вдруг хихикнула, а потом и вовсе рассмеялась. Юля не видела ничего смешного в истории с таймером, а уж проследить за причудливым ассоциативным рядом подруги никак не могла, потому спокойно ополоснула руки в кухонной раковине и уселась за стол на приглянувшееся место.
– Ну что, проржалась? Что смешного–то? – особого любопытства в голосе не звучало, да и взгляд казался скорее раздражённым, но Ксюша, возбуждённая и радостная от прихода подруги, ничего не заметила.
– Да не обращай внимание, это я так, – она махнула рукой, но всё же объяснила. – Мы с Севой до сих пор никак не можем разложить вещи, прикинь. Как переехали, началась какая–то фантасмагория: то его по триста раз на работу вызывают по ночам и выходным, даже несколько раз в край выезжал и вылетал, что–то там срочное случилось, то мамина свадьба, то у меня на работе налоговая проверка припёрлась нежданно–негаданно, мы там чуть ли не круглосуточно впахивали. Короче, я буквально только вчера очнулась и сразу решила тебя пригласить.
– Весело у вас. Тут действительно не до покупки таймера, – поддакнула Юлька.
– Да я про таймер только сейчас и подумала, до этого скандалила с хозяйкой. Суета такая была, мозг, видимо, не переключался в хозяйственный режим. Лучше расскажи, как у тебя дела.
Ксюша сновала по кухне, громыхая дверцами, лязгая столовыми приборами и не видела, как подруга скривилась, но на стандартно–вежливое «всё хорошо» не повелась.
– Юльчик, – она пододвинула щедро отрезанный кусок пирога, присыпанный хрустящей золотистой крошкой и пудрой, зная, что такой нюанс хотя бы немного, но поднимет настроение профессиональной лакомки–сластёны, – я чувствую, что не всё хорошо. Поделись.
– Я не хочу портить тебе настроение. У тебя, наконец, устаканилось с Севой, ты счастлива, аж сверкаешь, а тут я, – выдала подруга и отправила первый кусок пирога в рот. – М–м–м, божечки, Ксюня, – Юлька принялась вращать головой, прикрыв от блаженства карие глаза. – это восторг. Очень вкусно.
– Для тебя старалась.
По старой привычке Ксюша не ела сладкое, только пила чай, а сейчас и вовсе сидела, подперев подбородок кулачком, и смотрела, как Юлька ест. Маленький кусочек блаженства, а на бледных щеках девушки даже румянец появился. И она не могла не радоваться приятному обстоятельству.
– Шпасибо – прошамкала с набитым ртом подруга и шумно отхлебнула чаю. – Можно мне ещё кусочек? – блюдце заскрежетало по поверхности стола в сторону Ксюши, и та в два счёта подхватила его, наполнила и вернула на прежнее место. – Вот это сервис. Боже, до чего же приятно снова оказаться рядом с тобой.
– Эй, эй, эй, меня как бы Ксюша зовут. Можно Ксеня, можно Оксана, но Боженька – это туда, – расхохоталась она, тыкая пальцем наверх.
Юлька расслабилась в приятной и желанной компании, отпустила чувства на волю и впервые за довольно долгое время тоже рассмеялась, правда, совсем тихо. Только вот после смеха пришёл черёд откровений.
– Мама в истерике. Орёт, чтобы я делала аборт, не вздумала рожать. Сказала, что помогать не будет, ничего не будет, чуть ли не на уровне, что я ей не дочь. У меня не такие доверительные отношения с мамой, как у тебя, но такого я не ожидала.
Ксюша даже рот открыла от таких новостей. И, откровенно говоря, ждала слёз, но их не последовало – Юля давным–давно выплакала все глаза, ничего не осталось, только пустота в душе, чёрная, непроглядная.
– Уволить меня не уволят, как одинокая мать я попадаю в категорию защищённых государством граждан, так что побоятся, даже если захотят, – продолжала рассказ подруга. – Сбережения небольшие есть, да и до полутора лет будут платить декретные. Я уже узнавала, там нормальная сумма, можно протянуть. Тяжело, но можно. Кстати, имей в виду – только белая зарплата! Декретные из неё… а, ты ведь в курсе, – девушка махнула рукой, и тут же встрепенулась, переключившись. – Но, блин, мама! Как она могла?
Юля говорила долго, но почти безэмоционально, и Ксюша с ужасом думала, что пережила и выстрадала подруга без неё. Из них двоих именно Юля всегда по–настоящему глубоко переживала все проблемы и влюблённости, совсем не умела относиться к людям поверхностно, не привязываясь, дистанцироваться от негатива. И Ксюша корила себя на все лады, что не нашла времени, сил, а, быть может, и желания, чтобы поддержать, подставить дружеское плечо пусть даже просто под рыдания, смывающие макияж и омывающие израненную душу.
А ведь Сева ей говорил! Напоминал, что она хотела съездить к Юльке после того звонка. Притом не раз. Только вот Ксюша чувствовала настолько сильную потребность в нём, что не могла оторваться, наслаждаясь каждой совместной минутой. Звонила подруге, болтала о том, о сём, а мыслями всё равно была не с ней.
Заканчивала рассказ Юля, уже сидя в крепких объятиях своей самой лучшей подруги, надёжной, как скала, и готовой на всё для её счастья. В Ксюше никогда не приходилось сомневаться. Она легко сходилась с людьми, но близко подпускала единиц, и именно эти счастливчики могли на неё рассчитывать. Юлька была уверена – даже несмотря на то, что в жизни подруги появился Сева, она не осталась за бортом, даже не вылетела из топа самых важных на свете людей, просто топ у Ксюши немного расширился, не более того.