и к власти хана – он подлинный великий князь всей Северной Руси130.
Таким же носителем великокняжеской власти видим Александра Ярославича и во внутренних делах Северной Руси, и в ее внешних отношениях. Его сын Василий отражает в 1253 г. набег Литвы на новгородские владения; в 1256 г. Александр, по вестям из Новгорода, что шведы ставят укрепления на р. Нарове, ходил «со всею силою, с новгородци и суждалецы» и «повоева Поморие все»; в тяжелую годину восстания против татар Александр, уезжая в Орду к хану, отправил брата Ярослава и сына Дмитрия и «все полки с ними» воевать вместе с новгородцами и союзной Литвой на Юрьев против немцев131. Неизбежная тягота борьбы с внешним врагом и невозможность вести ее на два фронта должны были сильно повлиять на политику Александра по отношению к татарам.
И внутри Владимирского великого княжения еще не видно черт политического распада. Ростовские князья, братья Васильковичи Константиновича, по смерти отца «седоста в Ростове на княжении»; с 1251 г. младший, Глеб, княжит на Белоозере, но этим не разбито единство ростовской отчины132. Князь Глеб участвует во всех ростовских делах нераздельно с братом, и только после его смерти (на ростовском княжении) настанет выделение Белозерского княжества из Ростовского в особую отчину Глебовичей, не без борьбы, однако, с Борисовичами, стоявшими за единство владения ею. Ростовские Васильковичи при в. к. Александре Ярославиче всецело его подручники. Они, видимо, сразу примкнули к его политике. Князь Борис был в Орде, когда там разыгралось трагическое дело Михаила Всеволодовича Черниговского, и вместе со своими боярами уговаривал Михаила «сотворите волю цареву». Глеб Василькович был первым из русских князей, который «оженися в Орде»133. Есть указание на особо близкое отношение Александра Невского к Васильковичам: с князем Борисом он посылает дары Улавчию, ордынскому временщику при хане Берке134, в Ростов едет из Новгорода, уладив тамошнюю смуту, поделиться успехом с епископом Кириллом и ростовскими князьями135.
Великий князь играет первую роль в делах ростовской епископии136. Ростовское княжество – лишь особый элемент в составе владимирского великого княжения.
Судьба Ярославля, который также входил в состав ростовской отчины Константиновичей и выпал на долю Всеволода Константиновича, а после его гибели в татарское лихолетье перешел к Всеволодовичу Василию, сложилась весьма своеобразно в момент кончины этого князя при владимирском княжении Андрея Ярославича137. Василий Всеволодович умер в 1249 г., оставив после себя вдову и дочь. Умер он во Владимире, где тогда же находились у князя Андрея в. к. Александр и ростовские князья. На этом съезде князей и было, по-видимому, решено оставить Ярославль с волостями за вдовой-княгиней Ксенией и ее дочкой Марией Васильевной. Быть может, тогда же намечено было обручение ярославской княжны с Ростиславичем Федором, который княжил в Можайске138, а благодаря этому браку «достася ему Ярославль». Это событие навсегда вырвало Ярославль из состава ростовской отчины. При в. к. Александре Ярославиче и много позже в Ярославле нет местной княжеской власти, которая играла бы более или менее заметную и самостоятельную роль, но нет и основания говорить о выходе Ярославля из прямой связи с великокняжеской властью139.
В Угличе сидят третьестепенными князьями сыновья Владимира Константиновича, на которых и угасла эта линия ростовских князей140.
Владельческое положение самого Александра Ярославича и его братьев было определено предсмертным рядом их отца: Святослав Всеволодович, заняв великое княжение, «сыновци свои посади по городам, якоже бе им отец урядил Ярослав»141. Мы не знаем содержания этого Ярославова уряженья, но предполагаем, что с ним совпадает распределение владений между Ярославичами при в. к. Ярославе, и позднее Александр на великом княжении сохраняет свое вотчинное отношение к Переяславлю, которое переходит и на его старшего сына, а в Переяславле он княжил еще при жизни отца. Есть основание признать, что Андрею Ярославичу назначены по ряду его отца Городец Поволжский и Нижний Новгород142, в 1256 г. сюда он вернулся как «в свою отчину», а в следующем получил ханское пожалование, стоившее в. к. Александру немалых даров ордынцу Улавчию и самому хану. Притом соглашение с братом придало к его владениям еще и Суздаль. Князь Андрей не играл при брате сколько-нибудь самостоятельной роли, ездил с ним в Орду и в Новгород, исчезая в среде окружающих в. к. Александра князей; он пережил брата лишь на несколько месяцев. То же самое можно сказать и о третьем Ярославиче – Ярославе. После бурных событий начала 50-х гг. XIII в. Ярослав княжит спокойно в Твери, едет в 1258 г. с Александром в Орду, идет в 1262 г. от него в поход на немцев143. В Костроме княжил Василий Ярославич, которому в год кончины в. к. Александра исполнилось лишь 22 года; на княжение в Галиче Мерянском умер в 1255 г. Константин Ярославич, ездивший от в. к. Ярослава Всеволодовича к великому хану в Монголию, а после него – его сын Давыд, о котором только и знаем, что скончался он в 1280 г., причем летопись называет его князем галицким и дмитровским144.
Существование всех этих княжеских владений по-прежнему не говорит еще о подлинном политическом распаде Владимирского великого княжества. Великий князь владимирский в эпоху Александра Ярославича Невского – единый и бесспорный представитель всей Северной Руси перед ордынской властью, защитник всех ее областей перед напором западных врагов, распорядитель всех ее боевых сил. Но на отдельных «волостях» великого княжества «княжат и владеют» местные князья, которые имеют на то право, не зависящее от воли великого князя, то «семейно-вотчинное» право, которое издревле составляло основной элемент «княжого права в Древней Руси». Это право вотчинное, наследственное, приобретено, в принципе, самим рождением и семейное, так как его существо в праве всех сыновей владетельного князя на отцовское наследие – общую этим сыновьям «отчину». Реализуется оно либо согласно ряду отца, который определяет, какую именно долю получит каждый из сыновей, либо – особенно для сыновей малолетних в момент отцовской кончины – их наделением по воле дяди или старшего брата, которому они отцом «приказаны» или даны «на руки». Доли князей-наследников в общей их отчине будут позднее называться «уделами» (XIII в. этого термина еще не знает), князья станут говорить о долях своих как об «уделах вотчины своее», но для данного времени ни в терминологии, ни в существе владельческих отношений князей не видно ничего принципиально нового сравнительно с основами «княжого права» в Киевской Руси. Вотчинные тенденции княжого владения еще слишком подчинены силе политического единства Великороссии, которое имело опору во власти владимирского великого князя, чтобы могла развернуться на их основе определенно иная система отношений. Время в. к. Александра Ярославича напоминает, однако, тот момент в истории Киевской Руси, когда во главе стояли Владимир Мономах и сын его Мстислав. При значительной силе объединяющей великокняжеской власти во внутреннем строе земли уже закреплены основы владельческого обособления сложившихся местных вотчинных княжений. Ростовские владения Константиновичей признаны особой наследственной владельческой единицей; определились вотчинные владения для всех князей Ярославичей и их потомства. И сам великий князь Александр, вотчич на Переяславле-Залесском, который один только и составляет отчину, в строгом смысле слова, его сыновей. Великокняжеская власть еще лишена надлежащей территориальной базы, ее главенство – чисто политическое, и в этом залог ее слабости и упадка. Внутренние силы страны организованы вне ее прямого воздействия по поместным княжествам и легко могут стать из опоры общей политики великорусских князей под главенством владимирского великого князя фактором разрушения этого главенства и всего объединения в условиях внутренней борьбы. По этому разрушительному пути и пойдет история Владимирского великого княжества после кончины в. к. Александра Ярославича. Давление татарского владычества, установившееся при его правлении с таким напряжением внутренних отношений Руси, несомненно, сыграло значительную роль в развитии упадка великокняжеской власти.
II
При великих князьях Ярославе Всеволодовиче и Александре Ярославиче лишь устанавливается татарское владычество над Северной Русью; утверждение определенных форм зависимости вызвало глубокий разлад в политических настроениях и княжеской, и общественной среды. Наши источники сохранили лишь несколько указаний на этот разлад, отрывочных и часто глухих намеков, но и по ним видно, какой он был острый и напряженный. Александру Ярославичу удалось его преодолеть и найти для того опору в части князей, духовенства и боярства. Но едва ли будет преувеличением сказать, что авторитет великокняжеской власти вышел из эпохи Александра Невского сильно расшатанным; Александр поддерживал его не только личной энергией и личным влиянием, но и страхом татарской кары и прямой опорой в татарской силе145. Над великокняжеской властью стала новая власть, чужая и чуждая, но формально признанная и обладавшая грозной реальной силой. Она стала постоянным фактором внутренних политических отношений Великороссии, настолько самостоятельным и обособленным от коренных элементов русского традиционного политического строя, что ее влияние могло быть использовано в борьбе политических сил как в пользу, так и против усиления великокняжеской власти.
То же можно сказать и о другой опоре владимирских великих князей – обладании Великим Новгородом. Обладание это – необходимый момент в их политике: великое княжение строилось, со времен Юрия Долгорукого, в непрерывной связи с борьбой за Новгород Великий. И книжники-летописцы, сохранившие запись: «Сяде по брате своем великом князе Александре Ярославиче на великом княжении в Володимери брат его князь велики Ярослав Ярославич и бысть князь велики Володимерский и Новогородский»146, были правы в своем понимании дела. Александр Ярославич укрепил, казалось, на прочнейшем основании эту связь Великого Новгорода с владимирским великим княжением, добился постоянного признания своей власти над Новгородом, держал его через сыновей, оборонял новгородские и псковские волости силами Низовской земли, сливая местную их политику в области внешних отношений с общими задачами великокняжеской власти. Его господство над Новгородом положило прочные основания традиции, что стол новгородского княжения – отчина для князей Низовской земли, но открыло, с другой стороны, возможность двоякого понимания этой традиции: отчичами стола новгородского могли выступать его сыновья, Александровичи; права на это княжение мог предъявить, а по существу реальных своих интересов не мог не предъявлять, каждый обладатель великокняжеского стола. Обладание княжой властью в Великом Новгороде стало самостоятельным фактором в борьбе за и против великокняжеской власти, открывая господину Великому Новгороду широкие перспективы как влияния на эту борьбу, так и развития в ее условиях своего «народоправства» путем закрепления за новгородцами вынужденных уступок со стороны княжеской власти.