«Владимирское наследство» есть прежде всего великокняжеская власть, первенство во всей Великороссии, притязание на распоряжение ее боевыми силами и на руководство ее отношениями к Орде и к соседним странам. Со столом владимирского великого княжения связаны вековой традицией притязания на княжескую власть в Великом Новгороде, в котором для великих князей опора более широкого политического значения и возможный источник материальных средств, а из-за Пскова с Новгородом – и во Пскове, хотя он и обособлялся все больше в своих западных отношениях и связях. До конца XIII в. владимирские великие князья сохранили некоторое влияние и на Смоленск, и на княжества распавшейся Чернигово-Северской земли. В делах западной великокняжеской политики участвуют при Дмитрии и Андрее Александровичах, по их зову и их «посылке» князья смоленский и брянский. Тесно примкнули к владимирскому великому княжению княжества Муромское и Рязанское. До Батыева нашествия муромские и рязанские князья, как и после, в течение всего XIII в., «не могут, – по выражению А.В. Экземплярского, – считаться совершенно самостоятельными, так как ими свободно распоряжаются великие князья владимирские»236. В борьбе с мордвой и половцами Рязань и Муром ищут естественной опоры у владимирского великого князя и участвуют наравне с другими подручными младшими князьями в его походах. Татарский погром и ордынское владычество на время ослабили эту связь самозащиты. Татарское господство легло особенно тяжко на Муромскую и Рязанскую земли. Летописные своды почти вовсе молчат о них, и наиболее крупное явление в судьбах этих земель за весь XIII и начало XIV в. – «нахождение» татар и разорение от них237. Великие князья не в силах дать оборону этим окраинам Великороссии, подавленным безысходной трудностью своего положения, пограничного с опасной степью. Местным силам великорусских окраин придется самим организовывать свою самооборону, пока в центре не окрепнет обновленная власть и не возьмет на себя опять это дело; но оглядка на этот центр с попыткой найти в нем опору будет непрерывно поддерживать ослабевшие связи с ним, вопреки назревшим и разросшимся антагонизмам.
Глава IIБорьба Твери и Москвы за великое княжение «всея Руси»
I
Традиции великокняжеской политики, ослабевшие, но живые, нашли на рубеже XIII и XIV вв. – в момент наибольшего упадка великокняжеской власти – опору в тревожных исканиях общественных сил, испуганных опасностью полного распада Великороссии в княжеских усобицах и земской «замятне». Эти силы – боярство и церковь238. В. к. Андрей Александрович скончался во Владимире (летом 1304 г.)239. Сказание о мученической кончине кн. Михаила Ярославича240 утверждает, что кн. Андрей перед смертью «благослови его на свой стол, на великое княжение»241. Во всяком случае, митрополит Максим, который с весны 1300 г. перенес свою резиденцию во Владимир из разоренного Киева, и великокняжеские бояре признали Михаила великим князем. Бояре поехали в Тверь; Михаил Ярославич поспешил в Орду заручиться ханским ярлыком, а в его отсутствие бояре, руководимые, по всей видимости, влиятельным и деятельным Акинфом, предприняли ряд шагов для закрепления великокняжеской власти за своим князем. В Орду поехал и московский князь Юрий Данилович искать великого княжения для себя. Попытка митр. Максима предупредить назревшее столкновение князей не удалась242, как неудачной была и попытка бояр, сторонников кн. Михаила, перехватить Юрия на пути243. Перед отъездом Юрий Данилович успел занять Кострому, послав туда брата Бориса, но князь Борис захвачен тут и вывезен пленником в Тверь. Кострома занята тверскими боярами; однако костромичи поднялись вечем на них и двоих убили244. Неудачна была и попытка захватить Великий Новгород: новгородцы не приняли присланных к ним наместников князя Михаила и заключили с его боярами перемирие до приезда князей245. В прямую связь с этими же действиями бояр кн. Михаила Ярославича следует поставить события, разыгравшиеся в Нижнем Новгороде, где «черные люди» поднялись на бояр, а кн. Михаил Ярославич, возвращаясь из Орды, «изби вечников»246. Наконец, сделана была попытка захватить и Переяславль, но брат Юрия, Иван Данилович, успел прибыть сюда и подготовить его защиту. Нападение боярина Акинфа с тверской ратью было отбито с большим уроном; пал в бою и сам Акинф247.
Перед нами значительный момент в истории Владимирского великого княжества, и нельзя не пожалеть, что летописные своды сохранили лишь отрывочные и слишком скупые известия. Но и по этим весьма недостаточным данным ясно, что борьба между Михаилом и Юрием пошла за широкую задачу – за власть над всей Великороссией, стало быть, за восстановление единства ее политических сил и политического главенства над ними. Попытка Михаила Ярославича и его сторонников – бояр захватить такие пункты, как Великий Новгород, Переяславль, Кострому и Нижний Новгород, не может быть сведена к «усилению Твери» или «увеличению тверского удела». Явственно проявились более широкие политические притязания; завязалась борьба за наследие великих князей Александра и Ярослава Ярославичей. Михаил Ярославич вернулся из Орды с ханским ярлыком на великое княжение248; в обряде «посажения на стол» во Владимире принял участие митрополит Максим249. Первым делом в. к. Михаила был поход к Москве «на князя Юрия Даниловича и на его братью», закончившийся примирением князей. Московским князьям пришлось признать Михаила великим князем, и тем закончилась первая вспышка московско-тверской борьбы. Этот исторический момент характеризуется не только деятельным участием, но даже почином великокняжеского боярства в порыве князя Михаила к захвату великокняжеской власти и восстановлению ее силы; порыв окончился, по существу, неудачей, несмотря на формальное утверждение Михаила на столе великого княжения; предстояла еще долгая и упорная борьба, чтобы наполнить эту форму желанным подлинным содержанием250. Но само это содержание было бы неправильно оценивать вне связи с крупным книжническим предприятием, какое около того же времени возникает во Владимире при митрополичьем дворе. Это предприятие – первый «общерусский» летописный свод, составленный, как с достаточной убедительностью выяснил А.А. Шахматов, в начале XIV в.251 Тщательное сравнение состава дошедших до нас летописных сводов привело А.А. Шахматова, между прочим, к выводу, что их составители опирались в трудах своих на обширный летописный свод «общерусский» по содержанию, первая редакция которого была доведена до 1305 г.252 и обличала обилием известий о событиях Северо-Восточной Руси свое владимирское происхождение. Богатый свод известий о событиях, часто местного только значения, во всех областях Владимиро-Суздальской земли – в рязанских и черниговских, новгородских и псковских, южнорусских и литовско-русских – свидетельствует о такой широте кругозора и интересов и о таком обилии сведений и источников, какие мыслимы только при дворе русского митрополита. Само положение главы Русской церкви давало митрополиту и его клирикам более широкий кругозор; при митрополичьем дворе следили за судьбами не одной какой-либо земли, а всей Великороссии, как и Западной Руси. С другой стороны, митрополичья кафедра одна только и могла располагать средствами для выполнения подобного дела: сюда возможно было собрать изо всех епархий и крупных монастырей местные летописные записи и своды; тут можно было иметь сведения о сколько-нибудь выдающихся событиях во всех углах Русской земли. Важнее всего с общеисторической точки зрения сам замысел использовать эти возможности для составления «общерусского» летописного свода. Замысел этот, подготовленный старой южнорусской традицией «Киево-Печерского Временника» и Повести временных лет, сложился естественно в великокняжеском стольном Владимире при дворе митрополита в связи с определенной политической тенденцией. Митрополиты, водворившись во Владимире, становятся влиятельным фактором северорусской политической жизни: интересы церкви – в широком смысле слова – делают их сторонниками прекращения всяческих смут и усобиц и поборниками более устойчивого строя отношений с реальной, а не только титулярной – великокняжеской – властью. Общерусские летописные своды дают тем самым ценное освещение и пояснение политической деятельности русских митрополитов XIV и XV вв.253
Не случайно совпало появление первого опыта общерусского летописного свода с моментом выступления великокняжеского боярства на путь энергичной борьбы за возрождение великокняжеской власти из постигшего ее глубокого упадка. Это боярство не могло не тяготиться все нараставшим ослаблением и унижением старого политического центра, с которым связаны были все его интересы, а водворение во Владимире митрополичьей кафедры с ее общерусскими интересами и старой традицией поддержки внутреннего мира под охраной единого главы светских властей должно было сильно оживить потребность в выходе из создавшегося тягостного положения.
Другое хронологическое совпадение: год кончины митрополита Максима с годом, на котором, по всей вероятности, остановилось изложение первого общерусского летописного свода, – приводит А.А. Шахматова к мысли, что составителем этого свода был митрополит, «и всего вероятнее митр. Петр»254. Однако то обстоятельство, что в Лаврентьевской летописи нет записи о кончине митр. Максима (ум. в декабре 6813 г.), свидетельствует, по-видимому, о завершении работы над сводом ранее этого события, стало быть, при митр. Максиме255. Замысел составления «общерусского» летописного свода и его осуществление при митрополичьем дворе естественно поставить в связь с другими чертами деятельности митр. Максима. Это первый в ряду управителей Русской церкви, который носит титул «митрополита всея Руси»256, а появление такого титула надо признать симптомом возникновения в церковной среде тенденции противопоставлять все нараставшему упадку единой светской власти единство русской церковной власти. Если позднее Константинопольская патриархия будет отстаивать единство русской митрополии против попыток ее разделения политическим аргументом, что