В. к. Ивану удалось отвести грозу и одержать победу. Летописные своды дают больше намеков, чем прямых указаний на то, что произошло в Орде, но смысл этих намеков едва ли вызывает сомнение. Отношения кн. Александра с Ордой – посылка к хану сына Федора с послом Авдулом – вызвали поездку в Орду Ивана Калиты. Во время пребывания их при дворе хана «царю Азбеку много клеветаща неции на князя Александра Михайловича тверского и уши царевы наполниша многия горести»: осторожное выражение московского свода плохо прикрывает шаг московской политики. «По думе» в. к. Ивана хан вызвал кн. Александра, но звал его «с тихостью и кротостью», как бы не на суд и расправу, а суля ему «великое княжение и честь велию»387. О содержании обвинений, возведенных на тверского князя, наши источники ничего определенного не сообщают, и мы не знаем, какой материал дали для этих обвинений – вопрос о «выходе» или литовские связи Александра Михайловича. Эти последние должны были сыграть свою роль во всем ордынском деле. В летописном предании подчеркнуто, с какими уловками заманили в Орду князя Александра, словно ордынские власти боялись выпустить его из рук. Кн. Александр мог найти убежище в Литве, мог отважиться на попытку сопротивления в Твери, подобное тому, какое удалось при кн. Дмитрии Михайловиче, а в данном случае еще с расчетом на литовскую помощь; ко времени этих событий относится глухое летописное указание, что «татары воеваша Литву»388, а немногим позднее татарская рать воеводы Товлубия ходила с русскими полками под Смоленск. Главе русского улуса нетрудно было представить кн. Александра опасным для татарской власти над Русью. Ни дары ордынским вельможам, ни покровительство некоторых властных в Орде лиц389 не спасли тверского князя. Он убит вместе с сыном Федором по ханскому приказу 28 октября 1338 г.390
Победа в. к. Ивана Даниловича была полной, и он спешит с действиями, смысл которых – придать ей значение победы великокняжеской власти над самостоятельностью Твери: в. к. Иван «в Твери от святого Спаса взял колокол на Москву»391. Родословные предания, использованные составителем Никоновской летописи, относили ко времени этой борьбы Москвы с Тверью при Иване Калите отъезд многих тверских бояр в Москву к в. к. Ивану; сводчики поместили известие об этом отъезде в начале изложения хода последней борьбы князей Ивана с Александром, но едва ли можно в таком порядке изложения видеть основание для датировки самого явления. Составители летописных сводов руководствовались, вероятно, тем, что в их родословных источниках отъезд тверских бояр мотивирован был не поражением Твери в борьбе с Москвой, а недовольством бояр против князя Александра на почве местнических счетов – «заезда» их новыми любимцами Александра пришлыми иноземцами392. Такая мотивировка может скорее подорвать всякое доверие к самому известию, чем помочь его осмыслению. Если же его принять, то представляется более вероятным связывать боярский отъезд с Твери на Москву с унижением Твери после гибели кн. Александра Михайловича и демонстративным увозом в Москву Спасо-Преображенского колокола. Стол тверского княжения занял по смерти кн. Александра его брат Константин Михайлович, но зависимость Твери от Москвы надо, по-видимому, признать значительно увеличившейся в эту пору.
В Орде одержал в. к. Иван Данилович свою победу над тверским соперником и заплатил за нее тяжкими обязательствами: разыгрывается после этих событий его столкновение с Великим Новгородом из-за «запросов царевых»; в ту же пору, всего вероятнее, разыгрывается и притеснение Ростова, ярко описанное Епифанием Премудрым. Иван Данилович заканчивал дела своей жизни и княжения подлинным носителем великокняжеской власти, «якоже и праотец его великий князь Всеволод Дмитрий Юрьевич». В Смоленский поход он посылает по ханскому приказу «рать свою» князей суздальского, ростовского, юрьерского, друцкого, фоминского с московскими воеводами, но и рязанский и тверской князья вне моментов столкновений Калиты с Александром идут в походы по зову великого князя. Иван Калита положил прочное основание возрождению расшатанной великокняжеской власти, но общее политическое положение Великороссии оставалось, в годину его смерти весьма сложным и напряженным – под давлением внешних отношений и еще не окрепшего в определенных формах великокняжеского властвования внутреннего ее уклада393.
Глава IVМосковская вотчина потомков Калиты
I
Иван Калита умер в последний день марта 1341 г. Год знаменательный в истории Восточной Европы. В том же году умер и Гедимин, подлинный создатель Литовского великого княжения. При нем определился и окреп виленский центр нового государства – литовско-русского и его влияние сильно отразилось во Пскове, Великом Новгороде, Твери. Намечается в ходе событий вековая роль Смоленска как центра московско-литовских столкновений394. Литва была тем сильна в подчинении себе русских земель, что вырывала их из-под татарской зависимости. При Ольгерде подчинение русских земель идет параллельно столкновениям с Золотой Ордой, которая и ранее, при Гедимине, воевала Литву и посылала русских князей и свою рать под Смоленск. В 1341 г. Ольгерд напал на Можайск, сжег посад, но город не взял395. Все нараставший напор Литвы связан для московского отчича с защитой личных владений, помимо даже его великокняжеской политики. А шире, чем прямая сила Литвы, разрастается ее влияние, с которым все чаще и глубже приходится считаться великорусской великокняжеской власти во внутренних отношениях Великороссии.
Вопрос о приемстве на столе великого княжения по смерти Калиты разрешен в Золотой Орде, насколько можем судить по весьма отрывочным сообщениям наших летописных сводов, без особых трений – на основе созданного Калитой после окончательной победы над Тверью преобладания Москвы. Хан признал великое княжение за Симеоном Ивановичем на общем съезде всех русских князей в Орде, «и вcе князи русский даны ему в руце»396. 1 октября совершен во Владимире обряд посажения его на стол великого княжения, а вскоре затем был съезд всех русских князей в Москве397. Никаких известий об этом съезде, кроме глухого летописного упоминания, не сохранилось. А момент был крайне важный: предстояло определить отношения между великим князем и остальными князьями, как Симеон в ту же пору определял особым договором «у отня гроба» свои отношения к родным братьям. Будет ли слишком смелым предположение, что на московском съезде должны были сложиться договорные соглашения в. к. Симеона с князьями тверским, рязанским, суздальским, ростовским, ярославским, а вероятно, и другими? Впрочем, существеннее, чем защищать такое предположение, которое нет возможности подтвердить документально, было бы выяснить, насколько и в чем междукняжеские отношения Великороссии во времена в. к. Симеона вступают в новую фазу развития. Это тот момент истории Великороссии, когда Московское княжество, вотчинная опора великокняжеской политики московских Даниловичей, стоит лицом к лицу с местными великими княжениями – тверским, рязанским и нижегородским. Взаимные отношения этих четырех территориально-политических единиц определили дальнейший ход исторической жизни Великороссии, и его изучению необходимо предпослать характеристику их внутреннего строя, который лишь к середине XIV в. выступает перед нами с более или менее достаточной определенностью.
II
Московская вотчина князей Даниловичей определилась в основном своем составе с захватом Можайска и Коломны. Братья Даниловичи – по летописям пятеро – держались, по-видимому, в общем московском гнезде без выделения особых уделов каждому. По крайней мере, мы ничего не знаем о каком-либо их раздельном владении, хотя известие об их отъезде в Тверь князей Александра и Бориса Даниловичей398 может навести на предположение, что эти князья «волостились» со старшим братом. Во всяком случае, для нас исходный пункт истории княжого владения в московской отчине – духовные грамоты Ивана Даниловича Калиты, который пережил всех братьев и мог свободно и заново «дать ряд сыном своим».
Обе до нас дошедшие духовные грамоты Ивана Калиты399 обычно относят, следуя «Собранию государственных грамот и договоров», к 1328 г., хотя невозможность такой датировки давно указана А.В. Экземплярским400. Формула обеих духовных: «А приказываю тебе, сыну своему Семену, братью твою молодшую и княгиню свою с меншими детьми, по Бозе ты им будешь печальник» – явно невозможна по отношению к родной матери-вдове. Речь идет о мачехе князей Семена с братьями, о второй жене в. к. Ивана, которую Экземплярский правильно отождествил с княгиней Ульяной, упомянутой в духовной в. к. Ивана Ивановича. Первая супруга в. к. Ивана Даниловича, Елена, скончалась в марте 1332 г., и его первая духовная могла быть написана только после этой кончины, второго брака и рождения от княгини Ульяны «меньших детей»401.
Цель княжеской духовной изложить тот ряд, какой отец дает сыновьям и своей княгине на случай, если «Бог что розгадает о его животе». Едва ли правильно обозначить ряд новейшим термином «завещание», который в нашем словоупотреблении передает понятие «тестамента»: в задачу духовной Калиты не входит определение личности наследников, а ее цель – только изложить отцовское уряженье о внутреннем распорядке, каким должно для его семьи определяться владение вотчиной, доставшейся этой семье после кончины ее главы, составителя духовной грамоты. Калита осуществляет в своей духовной исконную функцию отцовской власти, которая еще в Русской Правде была отмечена такой статьей: «Аже кто умирая разделит дом свой детям, на том же стояти». Но в данном случае очень сложен состав «дома»: речь идет о Московском княжестве – вотчине семьи Калиты. Сложны и приемы его уряженья. Вся семья – младшие братья, князья Иван и Андрей Ивановичи, княгиня Ульяна с дочерями – «приказана» князю Семену Ивановичу: он их «печальник», большак семьи взамен отца. Сыновьям – всем троим – Калита приказал «отчину свою Москву», предоставив им самим поделиться городскими доходами («тамгою и иными волостьми городскими»), за выделом осмничего в пользу княгини Ульяны. Сама Москва поставлена вне раздела («Приказываю сыном своим отчину свою Москву, а се семь им роздед учинил»), как и численные люди всего Московского княжества, о которых в духовной сказано: «А числьныи люди, а те ведают сынове мои собча, а блюдут вси с единого». Этих «численных» людей считают обычно тождественными с людьми письменными, данными402; действительно, это все термины, вытесненные затем термином «тяглые люди»403. Разряд этот определяется с точки зрения княжеского управления как обложенный данью, основное назначение которой – уплата татарского «выхода». Общее «ведание» их и их блюденье «с единого» всеми тремя князьями-братьями – конечно, под старейшинством в. к. Симеона – обеспечивало единство московской финансовой силы, столь важное в эпоху борьбы за объединение в руках великого князя всего «выхода» с русского улуса. По-видимому, и положение, созданное для города Москвы духовной Калиты, надо понимать как поручение веданья ею «собча» и «с одиного» всеми тремя братьями при разделе между ними «городских волостей» – доходов, что должно было внести в управление некоторую неопределенность и вызвало, по-видимому, крупные недоразумения между князьями-братьями.