и, призывал детей «братолюбие честно держати», «брату брата любити и чтити, а не обидети, а старейшего брата им всем (вар: во всем) слушати», а боярам заповедал: «Вспоминайте моим детем, чтобы в любви были, якоже указах им и разделих им коемуждо часть отчины: сыну князю Ивану и его детем, Александру и Ивану, Тферь, Новый Городок512, Зубцев, Радилов, Вбърынь, Опоки, Вертязин, а князю Василию и Борису и сыну его Ивану Кашин, Коснятин, а сыну Федору два городка Шикулины с волостьми, якоже написах в грамоту душевную, почему им княжити и жити, не преступати моего слова и грамоты душевный». Эта «душевная грамота» до нас не дошла; утрата – невосполнимая, так как постановление предсмертного ряда в. к. Михаила Александровича, судя по летописным указаниям на его содержание, было чрезвычайно важным. В. к. Михаил, утверждая сыновей в братском одиначестве, которое закрепил крестным целованием тверских бояр на имя всех членов семьи своей513, выделил «коемуждо часть отчины»: старшему, Ивану, – великое княжение тверское, Василию – Кашинское княжество, Федору – Микулинское. Но это владение общей отчиной по уделам получило особый характер, ввиду предоставления Твери (а стало быть, и связанного с тверским столом великокняжеского старейшинства) князю Ивану Михайловичу с сыновьями: этим предопределялось закрепление тверской великокняжеской власти за одной старшей линией потомков в. к. Михаила. Кашинское княжество назначено двум Михайловичам Василию и Борису с сыном последнего, Иваном; такое сообщение наших текстов не может быть точной передачей соответственного места духовной грамоты в. к. Михаила: его сын Борис умер за четыре года до смерти отца. Кн. Борис умер в Кашине, оставив малолетнего сына на руках вдовы-княгини, и определение духовной в. к. Михаила поставило его семью в своеобразное и сложное соотношение к дяде Ивана Борисовича князю Василию, с одной стороны, и к в. к. Ивану Михайловичу – с другой, Федор Михайлович получил «два городка Микулины с волостьми», т.е. прежний отцовской микулинский удел.
Нельзя, конечно, поручиться за то, что «Сказание о преставлении князя Михаила Тверского» точно передало содержание его духовной грамоты и в том пункте, который говорит о передаче Твери как «части отчины» в. к. Ивану с сыновьями, Александром и Иваном. Но фактически в. к. Иван, сев на великое княжение по ханскому ярлыку514, весьма решительно приступает к закреплению великоняжеской власти (и владения Тверью) за своей семьей, выделяя ее из общего одиначества князей – потомков в. к. Михаила Александровича. Выше уже пришлось упомянуть о распоряжении в. к. Ивана Михайловича, чтобы его бояре – тверские великокняжеские бояре – сложили крестное целование к его братьям и к племяннику, нарушая тем отцовский завет. Князья-братья обратились с жалобой к вдовствующей княгине-матери, в. к. Авдотье, и ее бояре вместе с боярами сыновей и внука заявили протест перед в. к. Иваном против такого небрежения грамотой их отца. В семье начались раздоры: «И оттоле нача великий князь вражду въздымати на свою матерь и на свою братью и на своего братанича, нача на них нелюбие держати»515. В. к. Иван высвободил этим актом свою великокняжескую власть из состояния семейно-вотчинного строя междукняжеских отношений и противопоставил ее, как личную власть, традиционной опеке вдовствующей княгини-матери, семейного главы, из чьей воли не должны выходить сыновья, не исключая и того, кто был великим князем, а также стеснительному одиначеству с братьями, которым «добра хотеть» обязаны были бояре, – всем вместе как членам единого владельческого княжого дома, отчичам на тверском великом княжении. Насколько властными стали распоряжения в. к. Ивана, показывает такой пример. Мать князя Ивана Борисовича использовала раздор между в. к. Иваном и его братьями и отреклась от солидарности с ними; ее заискивание дало плод: великий князь отнял у брата Василия Лукое озеро и Иерусалимскую слободку и отдал племяннику, а на попытку князя Василия Михайловича потребовать, по обычаю, «суда общего» перед тверским владыкой Арсением «отцом их всех», ответил решительным отказом516. Наряду с этими фактами находим косвенное указание на требование великого князя, чтобы и за его сыном Александром было признано право на великое княжение, в известии, что холмский князь Иван Всеволодович «приказал» свою отчину князю Александру517. Великокняжеская политика Ивана Михайловича встретила лишь слабое сопротивление со стороны младших князей Тверской земли. Вспышка такого сопротивления со стороны холмского князя Юрия Всеволодовича (1404—1405 гг.) не привела ни к чему; и князь Юрий пропадает без вести в наших летописях после неудачного спора с в. к. Иваном в Орде, а его сын – смирный подручник, о котором в летописях ничего не известно; на ту же ступеньку сведены дорогобужские князья еще в. к. Михаилом Александровичем. Младший брат в. к. Ивана, микулинский князь Федор, упоминается только в походах по посылке старшего брата. Но много тревог в жизни Тверской земли было связано с кашинскими делами и отношениями.
Князь Василий Михайлович пытался отстоять свою княжую независимость «и не почал слушати брата своего старшого, великого князя Ивана»518, чем навлек на себя поход тверской рати. Князь Василий бежал в Москву, а Кашин был занят великокняжеским сыном Александром Ивановичем519. На этот раз дело кончилось миром; при посредничестве в. к. Василия Дмитриевича кн. Василий получил Кашин обратно520. Не прошло и двух лет, как возникло новое столкновение: в. к. Иван захватил брата и бояр его, держал «св нятьи» несколько месяцев, но затем отпустил, заключив с братом крестоцеловальное «докончание»; но князь Василий не выдержал условий этого договора и бежал в Москву, а Кашин вновь занят великоняжескими наместниками521. Однако через год князья-братья опять помирились522, и Василий Михайлович вернулся в Тверь и в Кашин. Эти перепетии братских раздоров тесно связаны с московско-тверскими отношениями: разрыв Твери, примыкавшей к литовскому в. к. Витовту, с Москвой позволял кашинскому князю искать поддержки у великого князя всея Руси; примирение великих князей, тверского и московского, вело к примирению и тверской братьи: князя Василия видим вскоре после нового докончания с в. к. Иваном в тверской рати, помогавшей в. к. Василию Дмитриевичу против Витовта523.
Во всех этих известиях речь идет о князе кашинском Василии Михайловиче, а про его племянника Ивана Борисовича нет и помину. Этот князь выступает жертвой великокняжеского гнева в 1408 г., когда в. к. Иван «поиде ратью к Кашину на братанича своего князя Ивана Борисовича; он же бежа в Москву», а великий князь помирился с братом Василием, но мать Ивана Борисовича, «княгиню Борисову, изнима и приводе на Тверь», а в Кашине посадил своих наместников, «и дань на них (т.е. на кашинцах) взя»524. Возможно, что вопрос об уплате дани был и в этом случае, как бывало при великих князьях Константине и Василии Михайловичах, главной причиной конфликта между великокняжеской властью и местным князем-отчичем, но сведения наши слишком недостаточны для ясного представления о том, почему гнев в. к. Ивана обрушился на племянника с его матерью и какую роль во всем этом деле играл князь Василий Михайлович. Возможно, что попытку возродить самостоятельность Кашинского княжества начал Иван Борисович, возмужавший к 1408 г. кашинский отчич525. Но это должно было поставить его в противоречие с кашинским дядей Василием, что, быть может, и обусловило примирение кн. Василия Михайловича с братом – великим князем; Ивану Борисовичу осталось только искать прибежища и возможной поддержки в Москве у великого князя всея Руси.
Однако князь Василий удержался на кашинском княжении лишь дорогой ценой полного подчинения тверской великокняжеской власти. Новый раздор был неизбежен, тем более что в. к. Иван помирился с Иваном Борисовичем526. В 1412 г. снова настало «нелюбие велие» между братьями, и в. к. Иван велел захватить князя Василия, его княгиню, бояр и слуг, а в Кашин послал своего наместника. Василию Михайловичу, которого повезли «за сторожи» на заключение в Новый Городок, удалось по дороге бежать и спастись от погони в московские пределы527. Из Москвы князь Василий ездил в Орду, куда прибыл и в. к. Василий Дмитриевич; с московской поддержкой ханская милость склонилась, видимо, на сторону князя Василия. По крайней мере, татарское войско помогло ему в нападении на Кашин. Однако нападение это отбито князем Иваном Борисовичем, которому в. к. Иван Михайлович поручил оборону Кашина с «тверской заставой». Князь Василий снова ушел в Орду528.
После этого эпизода – защиты Кашина – наши летописные своды более не упоминают о князе Иване Борисовиче, а по смерти в. к. Ивана, погибшего в 1425 г. в моровое поветрие, великим князем на Твери стал сын его Александр, но через пять месяцев погиб жертвой того же поветрия, как и сменивший его на великокняжеском столе сын Юрий Александрович, который пережил отца всего на четыре недели529. После всех этих катастроф на тверском столе утвердился второй внук в. к. Ивана – Борис Александрович, а в Кашин вернулся было Василий Михайлович530, но вскоре «пойман» в. к. Борисом, на этом и кончается его история в наших источниках. На том кончилось и существование особого Кашинского княжества, а вместе и «удельное» владение частями Тверской земли.
VII
Сохранению видимости княжого одиначества в договорных и жалованных грамотах тверского великого князя Бориса Александровича (1425—1461 гг.) едва ли можно придавать значение, кроме формально-дипломатического531. Младшие князья Тверской земли – отчичи на своих княжениях532 – сходят на положение зависимых подручников, причем фразеологическому различию между «братьей молодшей» и «князьями служебными» (в договорных грамотах в. к. Бориса) не соответствует какое-либо различие в их положении перед великокняжеской властью.
Борис Александрович строил свое великокняжеское властвование в Тверской земле, опираясь на тесный союз с литовским великим князем533. Отдавшись под властную оборону Витовту, «своему господину деду», в. к. Борис выговорил себе полную независимость по управлению тверским великим княжением и по господству над младшими князьями Тверской земли. «А дядем моим, и братьи моей, и племени моему, князем, быти в моем послусе; я, князь великий Борис Александрович, волен, кого жалую, кого казню, а моему господину деду, великому князю Витовту, не вступатися; а который въсхочет к моему господину деду, к великому князю Витовту со отчиною, и моему господину деду, великому князю Витовту, со отчиною не приимати; пойдет ли который к моему господину деду, к великому князю Витовту, и он отчины лишон, а у отчине его волен я, великий князь Борис Александрович, а моему господину деду, великому князю Витовту, не вступатися», – читаем в договоре 1427 г.534