Договор в. к. Бориса с королем польским и в. к. литовским Казимиром, заключенный в 1449 г., еще резче сближает младших князей Тверской земли с боярами и вольными слугами: «А хто отъедет от мене к тобе, к королю польскому и великому князю литовскому, братьи моей молодшой и князей служебных, ино тот отчины своее лишон, а мне, великому князю, не вступатися; а хто отъедет от тебе, короля польского и великого князя литовского, князей служебных ко мне, к великому князю Борису, ино тот отчины своее лишон, а тобе, королю и великому князю, не вступатися; а бояром и слугам нашим вольным воля межи нас»535. Так при в. к. Борисе Александровиче закончилась полной победой борьба за усиление тверской великокняжеской власти. Преодолена опасность удельно-вотчинного дробления власти и распада самой территории на ряд слабо связанных друг с другом вотчинных княжений. Тверская земля не поддалась этой опасности под давлением внешней борьбы за свою самостоятельность, которая сплачивала тверские силы вокруг одного центра. Еще в XIII в. Тверь была центром наиболее упорных попыток сопротивления татарской власти, и попытки эти оставили в настроениях тверского общества традицию, на которой и выросла необычайная популярность в. к. Михаила Александровича, возродившего силу великокняжеской власти. Тверь, с другой стороны, передовой пункт великорусской борьбы с литовским наступлением к востоку и переживает во времена в. к. Михаила Ярославича момент порыва к захвату в руки своих князей руководства всей политической жизнью Великороссии; недаром именно тверской князь впервые титулуется великим князем всея Руси. Традициями великокняжеской политики проникнута вся история тверских князей; поневоле замкнутые в более узкую сферу деятельности московским соперничеством, они строят свое тверское великое княжение как основу более крупной роли в исторических событиях Восточной Европы. Однако рост Москвы, с одной стороны, и Литовского великого княжества – с другой, приводят эту тверскую силу к колебанию между соседями с постепенным, все более сильным уклоном на литовскую сторону. По договору с Витовтом в. к. Борис Александрович может быть признан вассалом – подручником литовского великого князя, а в договоре с королем Казимиром (1449 г.) в. к. Василий Васильевич признал тверского великого князя и всех тверских князей «в его стороне» – великого князя литовского и короля польского536. Эти отношения ставили тверскую великокняжескую власть в противоречие с основными стародавними тверскими традициями и вносили несомненный разлад в тверские настроения. Окрепшая Москва взяла в свои руки то национальное знамя, которое было дорого тверским традициям в борьбе с татарами, о какой издавна мечтали в Твери, и с Литовско-польским государством, где все усиливались иноземные и иноверные тенденции. Тверская великокняжеская власть закончила свою внутреннюю строительную работу в такой исторический момент, когда оказались разрушенными основные условия ее значения и самостоятельного существования.
В 50-х гг. XV в. Москва одолела тяжкую смуту в московско-владимирском великом княжении всея Руси и вышла на новые пути великорусского государственного строительства. Великому князю тверскому пришлось заключить с в. к. всея Руси союзный договор о том, чтобы им друг другу «добра хотети во всем в Орде и на Руси без хитрости», и помогать всею силою против литвы, ляхов и немцев537. Втянутая в общие великорусские международные отношения, Тверь теряла всякую опору против Москвы. Тверь втянута в круг великорусской политики, руководимой великим князем всея Руси, московским государем, со всеми своими княжескими, боярскими и боевыми силами; непосредственная служба великому князю всея Руси мимо местного, тверского, естественно влечет служебных князей и бояр Тверской земли к отъезду от Твери к Москве. Исход великого княжения Бориса Александровича и княжение его сына Михаила – только пролог к конечному падению тверской независимости.
Волею исторических судеб политические успехи тверской великокняжеской власти пошли на пользу московской объединительной работе. Показателен для этих успехов спокойный переход власти в тверском великом княжении по смерти в. к. Бориса Александровича (1461 г.) к его малолетнему сыну Михаилу (р. 1453 г.). В его договорах с в. к. Иваном Васильевичем рядом с тверским великим князем упоминаются только незначительный зубцовский князек Иван Юрьевич и холмский князь Михаил Дмитриевич, брат московского воеводы князя Даниила Холмского, которых только формально устойчивая традиция выделяла как великокняжескую «братью молодшую» из среды – безымянной в договорах – «меншей братьи», князей служебных538. Цельным «тверским государством» вошла Тверская земля в состав «всех государств Российского царства».
Примечания
1 «Звичайна схема русской истории и справа рационального уклада истории Схидого Славянства», в сборнике «Статьи по славяноведению», изд. Второго отделения Имп. академии наук, вып. I, под ред. В.И. Ламанского. СПб., 1904.
2 Это М.С. Грушевский блестяще выполнил в своей обширной «Истории Украины-Руси» и в «Очерке истории украинского народа».
3 «Главные течения русской исторической мысли». М., 1897 (3-е изд. 1913 г.).
4 Указ. соч., с. 158 (3-е изд., с. 177).
5 Погодин набросал свои мысли и впечатления в форме письма к И.И. Срезневскому, которое появилось в V т. «Известий» Академии наук (1856 г.) и в VII т. «Исследований, замечаний и лекций о русской истории» (с. 410—442). Дальнейшая разработка истории русского языка и народной поэзии выяснила ненужность гипотезы о массовом переселении «киевских великороссов» для объяснения тех явлений, которые натолкнули на нее Погодина. Но гипотеза направлена на установление крупнейшего исторического факта, которое, однако, не опиралось ни на какие собственно исторические данные. Погодин оперировал наивной филологией, отождествляя церковнославянский язык с древнерусским, и настаивал на запустении киевского юга. Вокруг последнего вопроса и завязалась продолжительная полемика. Библиографию всего вопроса см. у М.С. Грушевского в I т. «Истории Украины-Руси», примитка 6, и у А.Н. Пыпина в «Истории русской этнографии», т. III. А.А. Спицын посвятил «теории массового переселения приднепровской Руси на север» часть своих «Историко-филологических разысканий» (Журнал М-ства Народного Просвещения, 1909 г., кн. I), где выясняет рядом кратких и метких замечаний поразительную слабость обоснования этой теории, которая продолжает сильно влиять на ходячие представления нашей исторической литературы. А.А. Спицын отвергает все основные предпосылки этой теории: мнение о том, что «в X—XI столетиях русское население Приднепровья было значительным», что «к половине века Приднепровье сильно запустело», «что переселение из Киевской области направилось главным образом на север и лишь отчасти на запад», замечая по поводу последнего мнения, что «возможность передвижения приднепровского населения на далекий север совершенно недопустима». А.А. Спицын указывает против ссылки на «южнорусские» названия населенных мест как на след южнорусской колонизации севера, что «эти названия правительственные, княжеские, а не народные», а против «весьма изящно настроенного» В.О. Ключевского представления о том, как прокладывался «прямоезжий» путь с юго-запада на северо-восток, что «хронология и история прямого пути из Чернигова на север крайне неясны и опираться на них, как на доказательство чего бы то ни было, совершенно невозможно». Вся эта теория переселения с юга на северо-восток действительно никем не обосновывалась исторически, потому что наши источники не дают никаких данных для ее обоснования. А ее исходные положения, взятые из истории русского языка и былинной поэзии, должны считаться упраздненными после трудов А.А. Шахматова и В.Ф. Миллера.
6 С.М. Соловьев. История отношений между русскими князьями Рюрикова дома. М., 1847. С. 26.
7 С.М. Соловьев. Об отношениях Новгорода к великим князьям. М., 1846. С. 17.
8 С.М. Соловьев. История России. Кн. I, столб. 494 (изд. «Общ. пользы»).
9 «Об отношениях Новгорода к великим князьям», с. 17.
10 «История отношений между русскими князьями Рюрикова дома», с. VI: «Отношения между великими князьями играют столь же важную роль, как и отношения великих князей к их удельным; след. название удельного периода и удельной системы и здесь также [как и по отношению к Киевской Руси] неверно, потому что не охватывает всех сторон княжеских отношений».
11 «Об отношениях Новгорода к великим князьям», с. 19—20.
12 Там же, с. 21.
13 «История отношений между русскими князьями Рюрикова дома», с. 331, пр. 3. Говорю «отождествляег», так как, по Соловьеву, всякий удел есть полная, отдельная собственность.
14 «История отношений между русскими князьями», с. 286. В.И. Сергеевич перенес именно это представление на съезды Киевской Руси. «Древности русского права», т. II, с. 242.
15 «Об отношениях Новгорода к вел. князьям», с. 21.
16 «История отношений», с. 287 и 281.
17 «История России», кн. I, столб. 1343, 1116.
18 «Те же самые понятия о собственности, о преемстве от отца к сыну, о праве завещания, которые явились к Северо-Восточной Руси изнутри, развились из ее собственного организма, в Галиче были занесены извне, но привились и утвердились необходимо вследствие обстоятельств исторических» («История отн. между русскими князьями», с. 369).
19 «История России», кн. I, столб. 1341—1346.
20 «История России», кн. I, столб. 654—655 и 666 (полемика с Кавелиным и Сергеевичем).
21 «История России», кн. I, столб. 1341—1346.
22 Часть пятая.
23 В 1850 г. историко-филологический факультет Санкт-Петербургского университета предложил для соискания медалей такую тему: «На основании летописей и других исторических источников изложить причины постепенного возвышения Государства Московского от начала его до установления единодержавия с объяснением обстоятельств, содействовавших перевесу его над окрестными княжествами, и с критическим разбором мнений Карамзина и других писателей по этому предмету». Удостоенная награды работа студ. Вл. Вешнякова («О причинах возвышения Московского Княжества». СПб., 1851) и посвящена решению вопроса «о причинах возвышения и перевеса над другими княжествами княжества Московского», выдвигая на первый план деятельность московских князей.