146 ПСРЛ, т. X, с. 144; XV (2-е изд.), с. 33. Фактически эта «запись», конечно, не соответствует действительному ходу событий, по крайней мере хронологически. Впрочем, она, быть может, передаст формулу ханского ярлыка?
147 Кроме его кончины в 1270/71 г. – ПСРЛ, т. VII, с. 170.
148 «Выгнаша новогородци князя Дмитрия Александровича, сдумавше с посадником Михаилом, зане князь еще мал бяше» – Новг. I, с. 283; ПСРЛ, т. VII, с. 164.
149 Ни один из наших летописных текстов не упоминает о новом выступлении Андрея Ярославича с притязаниями на великое княжение по смерти Александра; у Татищева (т. IV, с. 32) – известие о таком выступлении (принятое Соловьевым, кн. 1, с. 844 и Экземплярским, т. II, с. 450, но не Карамзиным, т. IV, начало гл. III и примеч. 114) в весьма сомнительном контексте. Сильно перебит в наших сводах порядок изложения событий, последовавших за смертью Александра Невского. Одни своды упоминают о смерти кн. Андрея ранее известия о вокняжении кн. Ярослава, другие наоборот. Воскресенская летопись (ПСРЛ, т. VII, с. 163—164) ставит перед сообщением о смерти в. к. Александра заглавие: «Преставление великого князя Александра Ярославича Невского и по нем сяде на великом княжении брате его князь Ярослав Ярославич Тверский», но в тексте – после статьи о смерти Александра (под 6771 г.) – говорит только об изгнании кн. Дмитрия из Новгорода, о призвании и посажении (27 янв.) кн. Ярослава на новгородское княжение, о его женитьбе и о кончине кн. Андрея, а посажение Ярослава на стол великого кпяжения во Владимире вовсе не отмечает. Так, согласно Воскресенской, по смерти Александра (ум. в ночь с 14 на 15 ноября 6771—1262 г.) в январе (27) того же 6771 (т.е. 1263 г.) состоялось посажение кн. Ярослава в Новгороде. Тверская летопись (ПСРЛ, т. XV, ст. 403) относит смерть Андрея и посажение Ярослава к 6771, но это последнее связывает с Владимирским стольным княжением («сиде на сголе в Новегороде Ярослав Ярославич и бысть князь великой Володимерский и Новогородский»; формула явно неточная); Софийская I (т. V, с. 192) и Новгородская I (с. 283) вовсе опускают момент вокняжения Ярослава во Владимире, а посажение его на новгородском столе отнесли к 27 января 6773 г. (1265 г.), тут же излагая события в Литве, которые разыгрались в 1263 г., причем Соф. I (список Царск.) сохранила запись о смерти кн. Андрея после водворения Ярослава в Новгороде, так что и смерть эта попала на 1265 г. Никоновская (т. X, с. 140) под 6771 г. дает только сообщение о кончине Александра Невского, а вокняжение Ярослава во Владимире отнесла к началу 6772 г., затем идут изгнание кн. Дмитрия из Новгорода, прибытие в. к. Ярослава (посылка за ним из Новгорода опущена) в Новгород, его женитьба, а затем – смерть кн. Андрея. Татищев (т. IV, с. 32) дает под 6671—1263 г. сообщение о кончине Александра Невского, а затем такой рассказ: «О великом же княжении бысть пря братии его Андрею, иже преже б на великом княжении, и Ярославу Тверскому, брату его меншиму, а нехотяще меж собою сваритися, послаша послы своя в Орду к хану Беркаю; хан же повел Ярославу к себе быти. Егда прииде Ярослав во Орду и хан прият его с честию, даде ему доспех и повеле обвестити его по чину на великое княжение, коня же его повеле вести Володимеру Рязанскому да Ивану Стародубскому, бывшим тогда во Орде, и Августа месяца отпусти с послом своим Жанибеком и с ярлыком на великое княжение», а далее: «6772—1264 гг. В сентябре пришед из Орды князь великий Ярослав Ярославич, сяде по брате своем великом князе Александре Ярославиче на великом княжении в Володимере». Трудно определить, что у Татищева опирается на данные его источников; в порядке событий он следует Никоновской летописи, которая вообще лежит в основе всего изложения, и всего правильнее признать строки о споре князей Андрея и Ярослава татищевским выводом из того порядка событий, какой ему дан Никоновской летописью; весьма сомнительно упоминание о «чине» ордынского «обвещения» на великом княжении, а имена действующих тут князей вызывают неразрешимое недоумение: в данное время не знаем никакого Владимира Рязанского (на Рязани княжил Федор Романович; состав рязанской княжеской семьи см. у Иловайского. Ист. Ряз. княж., с. 91); неясно, какого тут можно разуметь Ивана Стародубского: дядя Ярослава Иван Всеволодович едва ли был в живых (о нем не слышно с 1238 г.), а его внук Иван-Калистрат Михайлович, умерший, по Никоновской лет., в 1315 г. (т. X, с. 179), если был на свете, то малолетком, а, по той же летописи, в Стародубе княжил его отец кн. Михаил Иванович (т. X, с. 153, под 1276 г.); впрочем, весьма возможно, что сведения Никоновской летописи о стародубских князьях ошибочны, так как Воскресенская упоминает под 1315 г. о кончине не Ивана (как Никоновская), а Михаила Ивановича Стародубского, который ею же упомянут под 1281 г. в числе князей – участников похода на Переяславль (т. VII, с. 187 и 175), с чем согласно и указание некоторых родословцев, считающих Ивана-Калистрата сыном Ивана Всеволодовича и отцом Михаила (Экземплярский, указ. соч., т. II, с. 179 и 180).
Важнее то обстоятельство, что Татищев должен был иметь опору в источниках для датировки признания за Ярославом великого княжения и его посажение на великокняжеском столе – августом 6771 и сентябрем 6772 г. (сама датировка месяцем без числа обычна в летописных сводах). Основная схема событий у Татищева: 14 ноября 1262 г. умер Александр Невский; затем – сношения с Ордой и поездка кн. Ярослава к хану; в сентябре его возвращение во Владимир и посажение на столе великого княжения – весьма вероятна и сходится со схемой Воскресенской летописи.
В итоге – для хода событий основными датами надо признать: 14 ноября 1262 г. – кончина Александра Невского, 27 января 1263 г. – посажение кн. Ярослава Ярославича на новгородском столе; в сентябре 1263 г. – на великокняжеском столе.
Причина спутанности изложения (и хронологии) этих событий – в использовании нашими сводами (общим их источником является митрополичий свод) двух повествований, которые не укладывались в летописную хронологическую сеть: «Сказания о мужестве и житии в. к. Александра Ярославича», которое вовсе дат не давало, и сказание о князе Довмонте, где изложены были и литовские события со времен Миндовга и которое врезалось в изложение свода, спутав и порядок его, и хронологические приурочения. Кроме того, Никоновская летопись вносит особые редакционные приемы (в духе общих своих тенденций): приезд в. к. Ярослава в Новгород перенесен на время после занятия им великокняжеского стола, с устранением упоминания о том, что новгородцы «послаша по князя» и «посадиша его на столе», вместо чего читаем: «Иде князь великий Ярослав Ярославич в Новгород и приаша его новгородци с радостью и с честью великою» (т. X, с. 144).
С.М. Соловьев (Ист. Рос., т. 1, ст. 844) отнес смерть кн. Андрея к весне (вероятно, под влиянием Карамзина, т. IV, начало 3-й гл.; иначе не понимаю, откуда эта «весна») и не обратил внимания на то, что сентябрь 6772 г. относится к 1263 г., а не 1264 г.
150 С этим «посажением» совпала женитьба князя Ярослава на «Юрьевой дщери Михайловича»; если эта Юрьевна – внучка посадника Михаила Федоровича, которого Александр Невский водворил на посадничестве в 1257 г., то можно видеть в нем сторонника сближения Великого Новгорода с великокняжеской властью, а самому браку Ярослава придать политический характер; Ярослав ищет поддержки новгородского боярства, а руководящие сферы Новгорода – влияние на великого князя, с которым и заключили первый до нас дошедший договор.
151 Соотношение двух старших договорных грамот Великого Новгорода с князем Ярославом определить, по крайнему моему разумению, довольно трудно. Едва ли этот вопрос вполне разрешен замечаниями А.А. Шахматова в «Исследовании о языке новгородских грамот XIII и XIV вв.» (в «Исслед. по русскому языку», изд. Имп. акад. наук, т. 1, с. 229—230).
Не вижу, почему договорная № 1 (по изд. «С. Г. Г. и Д.» и в «приложении» у А.А. Шахматова) «несомненно древнейшая в ряду всех прочих». Колебания текста в договорных грамотах таковы, что едва ли возможно свести их к одному основному «формуляру», несмотря на буквальное иногда повторение отдельных формул. В грамоте № 1 есть особенности, которые склоняют, скорее, к мысли, что это вторая редакция договорной Новгорода с Ярославом. Именно в № 1 читаем: «А что, княже, мыт по твоей земли и по иной волости и по всей суздальской земли» и т. д.; отсутствие этих слов во втором договоре, хотя они имеются в позднейшем договоре Новгорода с Ярославом (№ 3), непонятно. В № 1 они стоят на особом месте: после строк, заключающих, по существу, текст княжеской крестоцеловальной порядной: «А на том ти, княже, на всем хресте целовати бес перевода при ваших послех» – и равнозначных последним строкам № 2: «На том ти на всеме хрест целовати по любви без всякого извета в праведу при наших послех». За такими заключительными словами идет в № 1 добавление: «А мы ти ся, господине княже, кланяем: а что, княже, мыт по твоей земли и по иной волости и по всей суждальской земли, а, то княже, имати по 2 векши от лодьи и от воза и от лну и от хмелпа короба, а дворяном твоим по селом у купцев повозов не имати, разве ратной вести; тако, господине княже, пошло от дед и от отец, и от твоих, и от наших, и от твоего отчя Ярослава». В № 2 есть только неразвитой подробнее намек на это домогательство мытных норм: «А от Новгородца и от Новоторжца у мыта имати от воза по 2 векши и от хмелна короба», а о льготе в повозной повинности (очевидно, для торгующих вне Новгородской земли) нет упоминания. Позднейшая договорная, № 3, целиком использована № 1, причем ввела его заключительное «покланяние» статьей договора, наряду с другими, и дополнила его рядом пунктов, вытекавших из таких действий Ярослава во время его новгородского княжения, которыми нарушались права новгородцев (отнял грамоту отца своего, определявшую право князя посылать осетерника и медовара в Ладогу; «посудил» некоторые грамоты отца и брата; устанавливал слободы и мыта на новгородской волости и т.д.) или из новых, приобретенных новгородцами привилегий («а гостю нашему гостити по суждальской земли без рубежа по Цареве грамоте»). С № 2 сближают эту грамоту (№ 3) только три пункта: «Ни грамот даяти» без посадника (что естественно связано в № 3 с ее добавлением: «Суда не судити»); в Русу ездить «на трепло зиму» (см. «ездити осене» первой грамоты) и в Ладогу «ездити на трегее лето». Едва ли эти три пункта, как и сопоставление таких пунктов грамоты № 2, как «Ни свобод ставити по новгородской волости» и «а из суждальской ти земли Новагорода не рядити, ни волостей ти не роздавати» с соответственными установлениями третьего договора («а свобод та, ни мыт на Новгородской волости не ставити» и «а на Низу, княже, новгородца не су