163 С.М. Соловьев, согласно общей своей теории, видел в борьбе князей за власть над Великим Новгородом (с новгородцами и между собой) «стремление каждого великого князя усилить свое собственное княжество» («Ист. России», кн. 1, ст. 848). Все развитие новгородско-низовских отношений как при Ярославе Ярославиче, так и позднее – до самых времен падения новгородской вольности при Иване III Васильевиче – неразрывно связано с историей великокняжеской власти, с борьбой за усиление ее общего значения для всей Великороссии. Так и ранее – со времен Юрия Долгорукого, Андрея Боголюбского и Всеволода Юрьевича – стремление «низовских» князей усилит подчинение Новгорода – черта, основная в созидании ими великого княжения владимирского.
164 Показательно стремление в. к. Ярослава иметь на своей стороне в столкновениях с Новгородом решение хана и татарскую силу. Едва ли тут дело только в этой военной силе и в страхе «татарского имени»; хан распоряжался всей военной русской силой; русские князья хаживали с полками в ордынские походы прикаспийского и кавказского края; в таких условиях приказ хана должен был обеспечивать великому князю мобилизацию всех полков «низовской земли», что – без такого приказа – становилось на зыбкую почву междукняжеских отношений и соглашений.
165 В 1304 г. князь Андрей Александрович преставился и «положен бысть на Городце»; место погребения князя всегда характерно для его владельческого положения; а затем «вечники» избили его бояр в Нижнем Новгороде. См. ПСРЛ, т. VII, с. 184; т. X, с. 176. О достоверности сообщения Никоновской, что в Нижнем избиению подверглись именно бояре князя Андрея Александровича, и о том, как она под влиянием разноголосицы своих источников (родословцев – ср. выше.) превратила мстителя за этих бояр Михаила Ярославича Тверского в Михаила Андреевича и тем запутала ряд исторических и генеалогических вопросов, см. ниже.
166 После кончины князя Андрея Ярославича в 1263 г. Суздаль остался отчиной его сыновьям (Юрию, Михаилу и Василию), а Городец и Нижний перешли в княжение кн. Андрею Александровичу. Суздальские князья сохранили притязания на Городец и Нижний и добились позднее их осуществления; но в данный момент им должно было быть особо важным закрепление права на Суздаль, «вотчинное» положение коего могло оказаться весьма еще спорным (ср. судьбу Суздаля при Святославе Всеволодовиче и в момент его кончины – выше).
167 У нас нет оснований утверждать, что князь Ярослав управлял Владимирским великим княжеством из Твери. По летописям видим его то в Новгороде, то во Владимире, то в Орде, но нет указания на Тверь как на резиденцию великого князя. Нет оснований повторять за В.С. Борзаковским: «Ярослав Ярославич руководствовался только узкими интересами, интересами своего княжества, а не общерусскими» («История Тверского княжества», с. 83; Борзаковский в оценке действий Ярослава всецело зависит от С.М. Соловьева); вернее было бы сказать, что Ярослав руководствовался интересами своей великокняжеской власти, внося, по-видимому, много личного в их понимание; антитеза «общерусских» интересов местным интересам «своего княжества» – произвольна, ибо этих последних не видно в великокняжеской деятельности Ярослава. Его заботливость о Тверском княжестве проявилась в учреждении особой Тверской епархии, но в наших источниках нет никаких сведений об этом событии, так что трудно судить о мотивах кн. Ярослава и о значении этого факта для характеристики его деятельности. Знаем только имя первого епископа – Симеона; упоминается он впервые по поводу погребения князя Ярослава и то только в Никоновской летописи (т. X, с. 150; другие своды поминают его только по поводу закладки храма Св. Спаса в Твери в 1275 г.).
168 ПСРЛ, т. VII, с. 171.
169 Воскресенская летопись сообщает под 6780 (1271/72 г.): 1) о смерти в. к. Ярослава Ярославича; 2) о вокняжении в. к. Василия и 3) о призвании в Новгород Дмитрия Александровича; под 6781 (1272/73 г.): 1) о вокняжении кн. Дмитрия в Новгороде; 2) о нападении кн. Василия на Торжок и поход кн. Дмитрия на Тверь и смуте в новгородском войске, которая заставила Дмитрия уступить дяде новгородский стол; и 3) о вокняжении кн. Василия в Новгороде.
Никоновская сообщает о смерти в. к. Ярослава под 6779 (1270/71) г. и тут же о вокняжении в. к Василия; под 6780 г.: 1) о призвании новгородцами Дмитрия; 2) о погоне за ним костромского воеводы Семена, о походе кн. Василия на Переяславль и Торжок и возвращении обоих во Владимир; под 6781 г.: 1) о нападении в. к. Василия на новгородские волости с татарской помощью, 2) о набеге на них тверского князя Святослава Ярославина тоже с татарской помощью, 3) о дороговизне в Новгороде и захвате новгородских купцов и товаров во Владимире, Твери и Костроме, 4) о походе кн. Дмитрия к Твери, переговорах с кн. Василием, смуте в Торжке (где были тогда воеводы в. к. Василия), отречении Дмитрия и вокняжении в Новгороде в. к. Василия (ПСРЛ, т. X, с. 151—152).
170 Ярослав умер на обратном пути из Орды, куда одновременно с ним ездили и Василий Ярославич, и Дмитрий Александрович; быть может, князь Василий был еще в Орде, когда пришла весть о смерти брата?
171 «Присла князь Дмитрий Александрович в Новгород, хотя сести в нем княжить; также и князь Василий Ярославин приела свои послы, хотя сести на столе; ставшим же обоим послом на Ярославли дворе, Новгородци же с посадником Павшею яшася за князя Дмитрия, и послаша по него послы своя» (ПСРЛ, т. VII, с. 172). Никоновская в духе всего своего изложения передает почин призыва Дмитрия на княжение новгородцам, а про послов в. к. Василия вовсе умалчивает (т. X, с. 151).
172 В. к. Василий, узнав о новгородском посольстве князя Дмитрия, «посла по нем воеводу своего Семена, а сам иде к Переяславлю» (т. X, с. 151).
173 ПСРЛ, т. X, с. 151.
174 ПСРЛ, т. VII, с. 172; т. X, с. 151—152; Никоновская летопись тщательно избегает упоминания о «посажении» великих князей на «столе» новгородского княжения, а вместо того пишет: «Приаша его с честию». Посадник Павша, сторонник кн. Дмитрия, бежал в Переяславль.
175 Не знаю, почему А.В. Экземплярский полагает, что Василий Ярославич «почти постоянно» жил в Костроме (Указ. соч., т. 1, с. 44); но «положено бысть тело его на Костроме в церкви Святого Феодора» (ПСРЛ, т. VII, с. 173).
176 «История России», кн. 1, ст. 875—877.
177 Там же, с. 878.
178 Стремление каждого князя, получившего владимирское великое княжение («область Владимирскую»), «увеличить свою собственность за счет других княжеств» и присоединение «к своему уделу Владимирской области».
179 Последнее – в Неделю Всех Святых, т.е. 5 июня 6785/1277 г. (Новг. I, с. 297; ПСРЛ, т. VII, с. 173).
180 «…и вся землю их на щит» (Новг. I, там же).
181 Карамзин высказал (И.Г.Р., т. IV, гл. V, с. 79), а Соловьев принял («Ист. Росс.», кн. 1, ст. 878) предположение, что Копорье стало поводом раздора между кн. Дмитрием и новгородцами, потому что, пояснял Карамзин, князь хотел присвоить эту крепость «лично себе и занять своею дружиною; а граждане не позволяли князю владеть чем-нибудь в области новгородской, особенно же местом укрепленным»; тоже у Соловьева: князь на Копорье «хотел смотреть как на свою собственность, что не нравилось новгородцам». На эту мысль навела историков не только роль Копорья в дальнейших событиях (Кар., т. IV, примеч. 159), но и прямые выражения летописных текстов: «Испроси князь Дмитрий у Новагорода поставити себе город Копорье и ехав сам сруби и» (Новг. I, с. 298); однако возведение в Копорье каменного укрепления кн. Дмитрий выполняет «с посадником Михаилом и с большими мужи шедше». О каком-либо протесте новгородцев ничего не знаем, хотя в. к. Дмитрий действительно держал в Копорьи наместников и дружину. Первый разрыв Дмитрия с новгородцами вызван его гневом на них, и новгородцы тщетно пытались отмолить этот гнев князя (Новг. I, с. 298); ссора началась со смены посадника, причем кн. Дмитрий действует в союзе с одной из новгородских партий («отъяша посадничество князь Дмитрий с новгородци у Михаила у Мишииица», там же). Не видно, чтобы тут играл роль вопрос о Копорье. За Дмитрием новгородцы числили иные «насилья»: в договорах Великого Новгорода с в. к. Михаилом Ярославичем (С.Г.Г. и Д, т. 1, № 6 и 7) есть указание на постановку им в новгородских волостях «свобод» с прилегающими к ним селами. Укрепление Копорья и охрана его княжой дружиной лишь один из признаков обычного усиления власти князя при усилении военной деятельности на новгородских границах.
182 Новг. I, с. 298; ПСРЛ, т. VII, с. 174—175. Вернувшись с новгородского похода во Владимир, Дмитрий ездил в Ростов на другое «великокняжеское» дело: мирить раздоры ростовских князей.
183 Там же, с. 175.
184 Указание на то, что Семен Тонглиевич был костромским боярином, дает известие о его смерти: «Тогда (после примирения братьев – князей Дмитрия и Андрея) убиша на Костроме Семена Тонглиевича, коромольника льстивого, бояре княже Дмитриевы Антон да Феофан повелением княжим» (ПСРЛ, т. VII, с. 176). С.М. Соловьев естественно предполагает «отъезд» боярина Семена к князю Андрею после смерти в. к. Василия Ярославича, из боязни мести за прежнюю вражду со стороны в. к. Дмитрия; но его замечание, будто «Кострома по смерти бездетного Василия, перешла к Андрею», по-видимому, навеяно только изложением Никоновской летописи, которая дает целый, литературно обработанный рассказ о смерти Семена Тонглиевича, а начинает его так: «Того же лета князь великий Дмитрий Александрович, внук Ярославла, посла дву боаринов своих Антона и Феофана изымати Семена Тонглиевича и изпытати его погонку о всем и убити» (т. X, с. 161). Если это не простая обработка той же записи, которую дает Воскресенская летопись (т. VII, с. 176), то все-таки «посылка» бояр не свидетельствует, что Кострома не была во власти в. к. Дмитрия. Карамзин проще поясняет пребывание боярина Семена в Костроме: Семен Тонглиевич «жил спокойно, надеясь на заключенный между братьями мир» (И.Г.Р., т. IV, с. 84). Правильным надо признать мнение А.В. Экземплярского, что Кострома по смерти в. к. Василия Ярославича, в руках владимирского великого князя (Указ. соч., т. II, с. 264 и 267), вопреки его же первоначальному утверждению, что по смерти в.кн. Василия Ярославича «Андрей, в придачу к Городцу, получил еще и Кострому» (т. 1, с. 53).