192 Так, т. VII, с. 179 (1287 г.). Никоновская (т. X, с. 160—168) дает сверх этого (6795 г.) еще поход на Тверь тех же князей (под Кашин с разорением земли и взятием Кснятина), кончившийся также миром без боя (6796 г.), и особый поход на Тверь же князя Дмитрия Ростовского с новгородцами (посадник Андрей), причем новгородцы с тверичами помирились, и кн. Дмитрий ходил еще один под Кашин и там мир взял (6798 г.). О том, что все это один поход, см. замечания А.В. Экземплярского (т. 1, с. 50, примеч. 133). Причина путаницы все та же: составитель свода принял разные записи источников за разные факты. Это в данном случае поясняется тем, что находим в других сводах (ПСРЛ, т. IV, с. 44; т. V, с. 201 – под 1289 г.): «Ходи в. к. Дмитрий Александрович ко Твери ратию, позва с собою новгородцев, и идоша новгородца с посадником Андреем, ратнии же пожгоша волости их, и мир взя князь великий и отьиде. А князь Дмитрий Ростовский нача ведати всю свою отчину и ходи к Кашину ратию». Первая запись – новгородская; вторая – ростовская; в первой отмечено особо участие новгородцев; вторая, сообщив о том, как кн. Дмитрий объединил в своих руках ростовскую отчину, отметила его участие в великокняжеском походе под Кашин. Один поход на тверского князя и у С.М. Соловьева (кн. 1, ст. 880). Ср. А.В. Экземплярского, т. II, с. 28, примеч. 109.
193 К князю Андрею примкнули ростовские князья – Дмитрий Борисович и его брат Константин, их племянник Михаил Глебович, белозерский князь и тесть Михаила – Федор Ростиславич, князь ярославский, а с 1280 г. и смоленский; князья добывали не только великое княжение для кн. Андрея, но и Переяславль для Федора Ростиславича под кн. Дмитрием, как видно из дальнейшего хода событий. Возможно предположение, что в планах князей, поднявшихся на в. к. Дмитрия, играл свою роль вопрос о Ярославле, который Федор Ростиславич променял на Переяславль (вынужденный затем вернуть его кн. Дмитрию, он в 1294 г. снова «в Ярославля на княжении сяде» – т. VII, с. 181). По старине, Ярославль – часть «ростовской отчины», см. выше, с. 59 и 64. Известия об этих событиях в летописных сводах сильно спутаны, см. А.В. Экземплярского, т. II, с. 79—80 и 29, примеч. III (у Дмитрия Борисовича не было сына Ивана, а в числе князей, поехавших с кн. Андреем в Орду, «Иван Дмитреевич Ростовский» может означать зятя ростовского князя, великокняжеского сына Ивана, если принять тут порчу текста. Но как попал он в число врагов отца? Очевидно, только по редакционному недоразумению, может быть, связанному с указанием первоисточника, что юный князь тоже ездил в ту пору в Орду).
194 ПСРЛ, т. VII, с. 181; т. X, с. 169—170. Воскресенская летопись сильно сократила источник. Послами от кн. Дмитрия были тверской владыка Андрей и какой-то князь Святослав, который, впрочем, в Новгородской I летописи (с. 303) не назван князем, а в других, быть может, получил этот титул механически, по «княжому» имени. Если же он князь, то разве из Западной Руси, как и владыка Андрей был из полоцких князей. Кн. Михаил Ярославич был в Орде во время этих событий, но не примкнул к кн. Андрею, а поспешил в Тверь, где и без него организовалось сопротивление татарскому нахождению, о которое оно и разбилось так же, как и планы кн. Андрея.
195 ПСРЛ, т. VII, с. 181. Существенно отметить активную роль переяславцев как городской общины во всем этом деле; одной этой черты должно быть достаточно для устранения «частноправового», «удельного», «владельческого» понимания судеб Переяславля.
196 «И малым не бысть межи има кровопролития» (Там же).
197 ПСРЛ, т. VII, с. 181. К этому моменту, по всей вероятности, относится договор Михаила Ярославича с новгородцами (С.Г.Г. и Д., т. 1, № 4 и 5): Михаил, упоминая о союзе с «братом своим старейшим с Данилом» и с Иваном (Переяславским), вписывает в грамоту крестоцелование Великого Новгорода на том, что новгородцам «потянути» с князем Михаилом, а не «отступиться» его, если «будет тягота ему от Андрея или от татарина»; а затем – докончание о взаимных недоразумениях по частным вопросам. В новгородской грамоте («тверской докончальной») вписано крестоцелование князя Михаила на том, чтобы ему «потянут за Новгород с братом его с Данилом и с мужа с новгородци», если «где будет обида Новугороду»; а затем – докончание о новгородско-тверских спорных вопросах. Этот оборонительный союз, единственный в своем роде, скорее всего, подходит к обстоятельствам 1296 г., как излагал и С.М. Соловьев в диссертации «Об отношениях Новгорода к великим князьям» (примеч. 246), причем назвал этот договор «оборонительным и наступательным». А.А. Шахматов в «Исследовании о языке новгородских грамот XIII и XIV вв.» указывает, что эти грамоты писаны «до 1301 года», т.е. до съезда в Дмитрове, и датирует их «между 1294—1301 г.». Борзаковский, «Ист. Тверского княжества», с. 90, относит договор также к моменту защиты Переяславля в 1295/96 г.
198 Этому съезду предшествовало какое-то столкновение Ивана Дмитриевича с Константином Ростовским: «Заратся Иван князе да Константин и смири их владыка Семен» (Лет. по Академ. списку в изд. Лаврент. летопись, с. 501).
199 Лаврентьевская летопись, с. 462. Никоновская (т. X, с. 179) поясняют, что съезд был «о княжениях» и что князья помирились «поделившеся вотчиною меж собою». Съезд 1301 г. закреплял соглашение 1296 г., после которого было новое «розмирие»; переяславский вопрос должен был занять первое место в той «молве велией», которая, по выражению Никоновской летописи, происходила на съезде. Бездетную кончину Ивана Переяславского, быть может, уже предвидели; он умер через год не неожиданно, а «урядив» свои дела и отношения. Нам не с чем связать размолвку его с Михаилом Тверским кроме вопроса о переяславском наследстве.
200 ПСРЛ, т. XVIII, с. 85; Симеоновская летопись: «Благослови в свое место Данила Московского в Переяславли княжити» (Там же); Никоновская сохранила формулу: «Благослови же в себе место», но добавляет: «Вотчиною своею Переяславлем» (т. X, с. 174).
201 Троицкая (Там же); «и сяде Данило княжити на Переяславли» (Симеоновская, там же); то же в Лаврентьевской, с. 462; Новг. IV, ПСРЛ, т. IV, с. 252; Никоновская, т. X, с. 174; Воскресенская упоминает только о посылке наместников (т. II, с. 183); Соф. I стоит особняком: «А Переяславль взя за себе великий князь Данило Александрович Московский и наместници свои посла на Переяславль» (т. V, с. 204).
202 ПСРЛ, т. III, с. 183.
203 Ср. «Княжое право в Древней Руси», с. 90, 142, 154—155.
204 Далеко, в угоду теории, отходит от исторической действительности и подлинных свидетельств источников характеристика данного факта у С.М. Соловьева: «По старине, великий князь должен был распорядиться этой родовой собственностью по общему совету со всеми родичами… Но теперь на севере смотрели на волости, уделы как на частную собственность, и каждый князь, как частный собственник, отделенный от рода, считал себя вправе завещать свою собственность, кому хотел, и вот Иван Дмитриевич завещает Переяславль, мимо старшего дяди кн. Андрея, младшему – Даниилу Московскому. Легко понять, какое значение это событие имело в то время, когда каждый князь стремился к усилению своего удела на счет других: область княжества Московского увеличивалась целою областью другого княжества». Притом С.М. Соловьев ясно видел в источниках, что не произошло ни «присоединения» Переяславля к Москве, ни увеличения «области княжества Московского», и выразил это в недоуменном примечании: «Странно, впрочем, что после Переяславль считался не в числе городов московских, но владимирских» («Ист. Рос.», кн. 1, ст. 882). В.О. Ключевский полагал, что кн. Иван «отказал» Переяславль Даниилу и тот «принял наследство», но и Ключевский не ввел Переяславль в состав «удела Калиты» без объяснения, почему «Переяславль не упомянут в грамоте», т.е. в духовной этого князя («Курс русской истории», ч. II, с. 12 и 15).
205 С.М. Соловьев и здесь, как всюду в изучении «удельного» княжеского владения, пользуется с полным доверием летописными сводами XVI века, которые, однако, уже по-своему осветили факты прошлого. Для переяславского дела (Воскресенская летопись) кн. Иван «бе чад не имее и даст отчину свою Переяславль князю Данилу Александровичу Московскому, того бо паче всех любляше» (т. VII, с. 183); Никоновская (т. X, с. 174), сохраняя в общем текст первоисточника полнее и точнее, однако, пишет: «Благослови же в себе место вотчиною своею Переяславлем в. к. Даниила Александровича Московского»; оставалось лишь пренебречь выражением «в себе место», которое сохраняло след иного политического порядка, чтобы получить представление о «завещании» вотчинной собственности («удела»)…
206 Так, например, в 1292 г. «молодцы новгородские» ходили с княжескими воеводами воевать землю Еми, Новг. I, с. 302.
207 В 1293 г. и 1295 г. шведы ставят город на карельской земле; в 1300 г. ставят укрепления (призвав «нарочитых» мастеров своей земли и из Рима) над Невой в Охтенском устье («Венец земли» – Ландскрона) – Новг. I, с. 302 и 307.
208 Ладожане бьются с немцами (шведами) на Неве в 1383 г.; посадник с новгородцами и ладожанами отражает попытку шведов захватить Карелию в 1284 г.; 1285 г. – литовский набег на новгородскую волость; в 1294 г. новгородцы разрушают немецкий городок на р. Нарове, а в след. году – шведский городок в Карелии; 1297 г. сами строят крепость Копорье; приходилось усиливать укрепления Великого Новгорода («город камен» 1302 г.) – Новг. I, с. 300—308.
209 В 1293 г. – Новг. I. с. 303.
210 Поход в. к. Андрея «с полки низовскими» и новгородцами, окончившийся взятием Ландскроны в 1301 г., – Новг. I, с. 307—308.
211 Соловьев, «Ист. Рос.», кн. 1, с. 881 (примечание). Можно не сомневаться, что у этих князей в их «отчинных» городах были свои дворы и «вся жизнь», по старому киевскому выражению. Но тогда надо добавить к примечанию С.М. Соловьева: как Александр Невский «жил» в Переяславле, Андрей Юрьевич в Боголюбове, Владимир Мономах – на Берестове и т.д. Представление о князьях XIII в., хотя бы и «великих», как об «удельных», в значительной мере навеяно терминологией летописных сводов XVI в., особенно Никоновской летописи с ее выдержанным генеалогическим интересом эпохи составления государева Родословца.