чные округа» колонизованы и «устроялись» не князьями, а боярами и монастырями, к деятельности которых, притом не только землевладельческой, постепенно примкнуло позднейшее княжье, размножившееся и измельчавшее.
234 Напомню, что переход Переяславля во власть московского князя отнюдь не «примысел» московский, а приобретение им стола переяславского княжения.
235 «Преобладание понятия о собственности, отдельности владения» не только не объясняет всей этой борьбы князей, но сделало бы ее невозможной в тех формах, в каких она протекала.
236 «Великие и удельные князья Северной Руси», т. II, с. 567. Объяснение А.В. Экземплярского, почему он называет Муром «уделом рязанским» (Там же, с. 609), – пример того, насколько не выяснено понятие «удел». Автор говорит об «уделах» Муромо-Рязанской земли, разбитой с 60-х гг. XII в. на две обособленные вотчины, между которыми органической связи уже нет.
237 Разоряют Муромскую землю татары – союзники кн. Андрея Александровича, разоряют Рязанскую и Муромскую земли ордынские князьки. ПСРЛ, т. VII, с. 175 («Муром пуст сотвориша»): т. X, с. 167 (рязань, муром, мордва повоеваны татарами).
238 Подобно В.И. Сергеевичу (см. выше), не думаю навязывать боярам XIV в. «дальновидные политические планы» вроде сознательного стремления к образованию «большого нераздельного государства», но столь же методологически наивным считаю сводить их предполагаемые мотивы к погоне за «богатыми кормлениями». Правильное замечание Сергеевича об очевидных «невыгодах многокняжия» с постоянной «борьбой князей» подтверждается широким значением этой темы во всей русской письменности с Повести временных лет и «Слова о полку Игореве», что, однако, не ведет еще к мысли о коренной перестройке политического строя, но питает тенденцию к усилению великокняжеской власти (идеализация таких князей, как Владимир Мономах, Александр Невский). И боярством, и церковной иерархией руководили как реальные интересы, наиболее им близкие, так и «благо земли», т.е. такой уклад быта и строя, который обеспечивал бы все реальные интересы, считавшиеся законными в данной среде.
239 По Воскресенской, 27 июля, по Никоновской, 23 июня (ПСРЛ, т. VII, с. 184 и т. X, с. 175). «И везше положиша его на Городце в церкви Св. Михаила Архангела» (Ник.); «И положен бысть на Городце, а бояре его отъехаша в Тверь» (Воскр.). Речь идет явно не о «городецких» боярах, а о боярах великокняжеских и в этом смысле – владимирских. У нас нет основания строить какое-либо представление об «удельном» городецком боярстве кн. Андрея Александровича.
240 «Убиение великого князя Михаила Ярославича Тверского от безбожного царя Азбяка», Великие Минеи Четии, ноябрь, тетрадь III (по изд. Археогр. комиссии), под 22 ноября (ст. 3092); о редакциях этого сказания см. у Ключевского «Древнерусские жития святых, как исторический источник», с. 71, и у Н. Серебрянского «Древнерусские княжеские жития», с. 250—257.
Летописные своды (ПСРЛ, т. V, с. 207 и т. VII, с. 188; или использованная ими редакция сказания об убиении в. к. Михаила) дают две мотивировки притязания Михаила Ярославича на стол великого княжения: благословение его на этот стол в. к. Андреем и старейшинство Михаила, соединяя их в одну формулу: «И благослови его на свой стол на великое княжение, сего христолюбивого князя Михаила, ему же по старейшинству дошел бяше степень княжения великого». Тут имеем соединение двух текстов, двух мотивов.
241 В Великих Минеях текст сказания не упоминает о благословении, а говорит лишь о том, как по смерти в. к. Андрея «доиде степени по старейшинству великого княжества Володимерьского сему блаженному великому князю Михаилу Ярославину». Эти строки, по верному наблюдению Н.И. Серебрянского, «слабо объединены» с дальнейшим рассказом и едва ли входили в состав «первоначальной повести о святом» (Указ. соч., с. 250); ими, надо полагать, заменено начало первичной редакции, где не было мотива «старейшинства», а был мотив «благословения».
242 Сказание об убиении в. к. Михаила Ярославича передает, что митр. Максим удерживал Юрия от соперничества с Михаилом («Со многою мол бою браняше ему ити во орду») и предлагая ему какое-то соглашение, ручаясь от своего имени и от имени Михайловой матери, кн. Ксении, что Михаил даст ему «изо отчины вашеа» (Александровичей Невского), что он «восхощет» (Великия Минеи, ст. 3093); и будто Юрий обязался не искать у хана великого княжения: тому противоречит боярская попытка захватить Юрия, чем соглашение было бы нарушено.
243 Соф. I (ПСРЛ, т. V, с. 204) отмечает только «много замятни в Суздальской земли и во всех градех». Воскресенская (т. VII, с. 184) сообщает о попытке перехватить кн. Юрия в Суздале, «хотяще яти его»; но он «со своею братьею пройде в орду иным путем». Никоновская (т. Х, с. 175) заменила Суздаль Костромой, что плохо согласовано в ее тексте с посылкой на Кострому кн. Бориса и его пленением (выходит, что, захватив кн. Бориса, бояре тут же, в Костроме, подстерегали и Юрия).
244 ПСРЛ, т. VII, с. 184: «Бысть вече на Костроме, на бояр, на Давида Явидовича, да на Жеребца и на иных, тогда же Зерна убиша и Александра».
245 Там же: «А в Новгород Великий тверичи силою послаша наместников княжих Михайловых, новгородци же их не прияша, но идоша на Торжок новгородци города блюсти; и совокупиша всю землю, и ссылашася послы межи собою, и мира докончаша до приезда князей». Без ряда с князем новгородцы не могли принять его наместников: это было бы их водворение «силою», а заключение такого ряда было для них невозможно, пока не разрешен спор о великом княжении.
246 Так в Воскресенской (ПСРЛ, т. VII, с. 184). Часть текстов (т. IV-2, с. 253; т. V, с. 204; т. X, с. 176) называет тут кн. Михаила Андреевича, но сп. Царского Соф. I заметил эту ошибку и исправил ее (т. V, с. 204). В Нижнем произошло то же, что в Костроме; бояре в. к. Андрея, владевшего Городцом и Нижним Новгородом, сделали попытку удержать их за Михаилом Ярославичем как великим князем. Через несколько лет в. к. Михаил повторит попытку овладеть Нижним Новгородом. В Никоновской летописи (т. X, с. 176) сохранилось указание, что в Нижнем избиты бояре «Андреевы Александровича». Как тут, так и в Воскресенской сама редакция известия показывает, что «избиение вечников» князем произошло на обратном пути его из Орды: «прииде из Орды в Нижний Новгород и изби всех вечников» и «пришед же… из Орды…». Оба свода приводят это событие под 6813 г.: Михаил Ярославич поехал в Орду по смерти в. к. Андрея (ум. летом 6812/1304 г.), а вернулся и посажен на великом княжении до кончины митр. Максима (ум. в декабре 6813/1304 г.).
247 ПСРЛ, т. VII, с. 184: «Князь Иван Данилович пришед в Переяславль сяде на княжение». Этот текст, смутивший В.И. Сергеевича («Др. рус. права», т. I, с. 54—55), несомненный плод редакционного недоразумения. Воскресенская летопись сильно сократила тот же источник, из которого Никоновская (т. X, с. 175) взяла заглавие «Повести об убиении Акинфове, боярине тверском» и строки «а князь Иван Данилович после брата своего Юрия седяше на Москве, таже с Москвы иде в Переяславль и сяде в нем на великом княжении». Этот источник, отнесший все переяславское дело ко времени по смерти Юрия, – та повесть об Акинфе, которую несколько полнее сохранили так наз. «Ростовская летопись» (ср. у Карамзина. Ист. Гос. Рос., т. IV, с. 324; рукопись Моск. арх. Мин. ин. дел, Библиотеки архива № 20/25, лис. 310) и Рогожский летописец (рукопись Библиотеки того же архива № 351/800, лис. 183: «О выезжем боярине Иродионе»). Эта повесть, составленная в эпоху местнических счетов, сообщает, что Акинф, бывший прежде боярином в. к. Андрея Александровича, перешел с другими великокняжескими боярами в Москву, но затем отъехал к кн. Михаилу Ярославичу из-за «заезда», какой испытал, когда из Киева прибыл боярин Родион Нестерович. Это сказание, вероятно, было известно составителю Никоновской летописи, который сохранил из него заглавие (мало подходящее к краткому тексту) и указание на то, что Акинф был ранее боярином в. к. Андрея (чего нет, напр., в Воскресенской), а остальное – отбросил. Переход Акинфа с другими боярами в Москву явно противоречит определенным сообщениям летописей; источником тут могла быть родословная запись о потомстве Акинфа, которое служило, начиная с его сына Федора, московским князьям. На всем рассказе лежит и печать местнического спора потомков Родиона Нестеровича (Квашниных) и Акинфовичей (Челядниных): «Квашнины, потомки Родионовых, описывают оное (происшествие) в своей челобитной, поданной ими в 1576 г. царю Иоанну Васильевичу, говоря, что Акинф бежал от Калиты к кн. Михаилу Ярославичу Тверскому» (Карамзин, т. IV, примеч. 324), полагая, что, несмотря на анахронизмы, «главное проишествие вероятно».
248 Летописное сказание об убиении кн. Михаила Ярославича содержит указание, что спор князей о великом княжении велся на повышении татарского «выхода» (князья татарские говорили кн. Юрию: «Оже ты даси выход болыни князя Михаила Тверьского, мы тебе великое княжение дадим» – ПСРЛ, т. V, с. 207; т. VII, с. 189), так что следствием княжеской «при великой» была «тягота велика в Русской земли». В суде над кн. Михаилом играло роль обвинения, что он не выполнил обязательств («царевы дани не давал еси»), причем характерны его ссылка в оправдание на то, сколько он дал «сокровищ» хану и ордынским князьям и сцена его унижения Кавгадыем перед его ордынскими заимодавцами (т. V, с. 211—212; т. VII, с. 192—194).
249 «Прииде благоверный князь Михаил на Русь и посажен бысть на столе великого княжения в Володимери блаженным и приснопамятным митрополитом Киевским и всея Руси Максимом (ПСРЛ, т. V, с. 208; т. VII, с. 189). Воскресенская летопись относит возвращение кн. Михаила на Русь к концу 6812 г., Соф. I и Никоновская к началу 6813 г. – осень 1304 г.
250 Фактические итоги первого периода борьбы Твери и Москвы во многом неясны. В ближайшие годы Михаилу пришлось с большим трудом устанавливать свои отношения с Великим Новгородом; Переяславль остался в московских руках. Но не знаем ни того, что собственно произошло в Костроме и в Нижнем Новгороде, каковы были причины и действующие силы возникших там смут, ни того, какова была ближайшая судьба этих городов. Связь костромского движения с московской борьбой против кн. Михаила устанавливается посылкой на Кострому князя Бориса Даниловича; нижегородского – походом Михаила Ярославича в 1311 году «на Нижний Новгород и на князя Юрья», как читаем в одних летописях, «на Нижний Новгород на князя Юрья», как выражаются другие. «Избиение вечников» Михаилом Ярославичем не утвердило его власти в Нижнем Новгороде; в чьих руках была Кострома после упомянутых событий – не знаем, но утверждение власти Михаила в этом городе – сомнительно.