а Тверь с молбою, просяще на окуп братии своей, которой у него в закладе», т. VII, с. 187) и договором 1315 г. (№ 12): «А како князь серебро поемлет, тако ему вся тале пустита».
301 «Того же лета поидоша новгородци сами о себе в Орду, и переимше их тверичи изнимаша» (ПСРЛ, т. VII, с. 187). Допущение В.С. Борзаковского, что новгородцы ходили в Орду «по каким-то своим делам» (так он неправильно переводит слова: «сами о себе»), м.б. торговым – невозможно: перед нами первая попытка новгородцев самим «знати Орду»; слова «сами о себе» означают – помимо князей, самостоятельно. Борзаковский. «Ист. Тверск княжества», с. 101—102.
302 Новгородцы заново укрепили город острогом и созвали «всю власть новгородскую» – псковичей и ладожан, рушан, корелу, ижору и водь (Там же). В предыдущий поход против великого князя новгородцы выступали «без черных людей» (ПСРЛ, т. IV-2, с. 256; т. X, с. 179).
303 «Князь же Михаил не дошед города, что на Устаанах, и мира не взем, поиде проче, не успев ничтоже», а на обратном пути в осеннюю распутицу его войско много натерпелось, заблудившись в озерах и болотах (Там же).
304 Сведения об обстоятельствах, при каких новгородцы «докончали с князем Михаилом Тверским, яко не вступатася им ни по ком» (ПСРЛ, т. VII, с. 188), разноречивы. Тверская летопись (т. XV, с. 409) изображает дело так, что новгородцы выступали в Торжок «в помощь Юрию князю», а тут стояли целых 6 недель, сговариваясь с Юрием о сроке, когда он ударит на Тверь от Волока Ламского, а новгородцы от Торжка; новгородцы же, по этому рассказу, начали военные действия, выступили из Торжка и стали воевать «по рубежу», когда кн. Михаил Ярославич «не дождався срока их, поиде противу им, нанес им поражение и принудил к миру (его содержания – обязательства нейтралитета – Тверская не приводит). Другие летописи (Новг. III, с. 318; Соф. I, Воскр. – ПСРЛ, т. V, с. 207; т. VII, с. 158) мотивируют договор тем, что новгородцы «не ведали князя Юрия Даниловича где есть». Противоречие, быть может, мнимое: новгородцы ожидали наступления Юрия Даниловича из Москвы через Волок и не узнали во время о его походе к Костроме, что дало Михаилу Ярославичу возможность предупредить соединение противников и ударить на новгородцев, «не дождавшись срока их». В Никоновской (т. X, с. 181) этот эпизод неудачного выступления новгородцев слит в рассказе о наступлении Юрия Даниловича на Тверь с позднейшими моментами, для чего редактору пришлось отбросить диверсию кн. Михаила под Торжок и его договор с новгородцами. Воскресенская (т. VII, с. 188) сохранила указание, что эти факты предшествовали движению кн. Юрия на Тверь и посылке его за новгородцами: «А новгородци приходили наперед того в Торжок и докончали со князем Михаилом Тверским, яко не вступатися им ни по ком»; Юрий же, хоть и с запозданием, выполнял прежний план, передвинувшись из Костромы к Клину, а затем к Бортеневу (у р. Шоши).
305 В этих ордынских успехах кн. Юрию могли помочь его ростовские родственные связи; его тесть Константин Борисович был женат на ордынке (Лет. по Акад. списку, изд. при Лаврентьевской, с. 501), как на ордынках были женаты белозерские князья Глеб Василькович (Там же, с. 496) и Федор Михайлович (Там же, с. 501). Тело Юрьевой княгини Кончаки-Агафьи было погребено в Ростове. Ср. Борзаковского, указ. соч., примеч. 473.
306 Упомянуты суздальские князья – ПСРЛ, т. XV, с. 409.
307 Наши летописные своды были в передаче всей этой истории связаны с Житием св. кн. Михаила Ярославича (сказанием о его мученической кончине), которое ввело сюда мотив подвига смирения (ср., напр., т. VII, с. 189—190), чем лишило смысла дальнейшее наступление Юрия на Тверь. Однако Владимир до конца в руках Михаила (Там же, с. 191), да и в самом житийном изложении не согласованы черты поведения Михаила: от великого княжения отступился, а выход царю дал (ранее или тут в Костроме во время «ссылок» с Кавгадыем?). Никоновская летопись делает попытку сгладить получившуюся таким образом бессвязность событий, изменяя содержание костромских переговоров в отказе Юрия Даниловича от великого княжения в пользу кн. Михаила. Князь Михаил потерпел у Костромы политическое поражение и «распусти вся воя своя», потому что отпала поддержка его силами великого княжения; эти силы переходят к Юрию, как читаем в Никоновской летописи: «Тое же осени князи суздалестьи совокупишася с в. к. Юрьем… и идоша к нему князи на Кострому, таже и инии князи идоша к нему на Кострому и многи силы идоша к нему на Кострому» (т. X, с. 180). Дальнейший рассказ той же Никоновской (с. 181) о тщетном посредничестве Кавгадыя между князьями показывает, как и весь ход событий, что и на Костроме «не бысть мира».
308 Данилович послал татарина Телебугу звать новгородское ополчение на Тверь (т. VII, с. 188); Троицкая летопись (Карамзин, т. IV, примеч. 227 и ПСРЛ, т. XVIII, с. 88) называет тут вместо Телебуги князя Ивана Даниловича.
309 «Поиде в свою отчину во Тверь и заложи больший град Кремль» (ПСРЛ, т. XV, с. 409).
310 К этому моменту должен быть приурочен договор в. к. Юрия, кн. Михаила и новгородцев (грамота № 14). См. С.М. Соловьев. «Ист. России», кн. 1, ст. 908; В.С. Борзаковский. «Ист. Тверск княжества», с. 107 и прим. 472; А.А. Шахматов. «Исследование о языке новгородских грамот». Дата – зима 1317 г. Цель договора – обеспечить Великий Новгород от враждебных действий тверского князя и покончить в пользу Новгорода несколько спорных вопросов между ними; в этой договорной кн. Михаил вынужден удостоверить уничтожение трех прежних грамот; «а что грамота на Городце писана и что в Торжьку писана при Тайтемери и владычня серебряная, а те грамоте Михаило князь порезал». Прекращение этих обязательств Великого Новгорода связано было с освобождением «талей», которые были у кн. Михаила «в закладе»: «А брата князя Юрьева Афанасия и новгородцев отпусти князь Михайло с Тфери, что сидели в тали». Отзвук на недавнюю задержку тверичами послов, которых новгородцы «сами о собе» послали в Орду, в статье договора: «А послом новгородескым и новгородецем ездити сквозь Михайлову волость бес пакости». Тогда же отпущен был из тверского плена кн. Борис Данилович, взятый в бою у Бортенева. – См. подбор текстов у Борзаковского, указ. соч., примеч. 473.
311 Термин «с городов» под пером книжника позднейшего времени (едва ли этот термин мыслим для XIV в.) подчеркивает, что при Юрии не было великокняжеских бояр из Владимира. Указание текста, что эта поездка Юрия обусловлена «повелением» или «советом» Кавгадыя, относится скорее к ее поспешности («поидоша наперед в Орду»), чем к составу «похода», как полагает Борзаковский (Указ. соч., с. 108).
312 «Поидоша наперед в Орду» (т. VII, с. 191): Юрий Данилович не занял стола великого княжения до окончательного решения хана (ср. там же, с. 197); в этом и был подлинно коварный совет Кавгадыя.
313 «Он же поиде к Володимерю, а с ним сына его князь Дмитрий да князь Александр»; показателен сам выбор младшего княжича для первой посылки в Орду. Судя по житию, кн. Михаил, уезжая в Орду, очистил Владимир: сыновей «отпусти в свое отчество, дав им ряд, написав грамоту, разделив им отчину свою» (Там же, с. 192).
314 Там же, с. 191.
315 Сказание об убиении в. к. Михаила приводит три обвинения: «Царевы дани не давал еси, противу посла бился еси, а княгиню великого князя Юрия уморил еси». Обвинители в доказательство первого обвинения «покладаху многы грамоты» и утверждали, что кн. Михаил «многи дани поймал на городех наших», а царю этой дани не отдал. Кн. Михаил защищался также документами («все бо исписано имяше»), но формулировал свою защиту неудачно: «колико сокровищ издавал есмь цареви и князем», что, конечно, не было бы ответом на обвинение. Не опровергало бы перед ордынским судом второго обвинения то, что кн. Михаил «посла пакы избави на брани и со многою честыо отпусти его», так дело шло не о судьбе посла, а о сопротивлении ханской власти. Утверждение, что смерть Кончаки-Агафии в тверском плену была убийством, является злостной прибавкой к тяжким политическим обвинениям, от которых защита была затруднительна. Перенесение тела в. к. Михаила в Тверь и его погребение состоялись без участия митр. Петра (ПСРЛ, т. VII, с. 197—198; т. XV, с. 411—413). Е.Е. Голубинский («История канонизации святых в русской церкви», с. 41) полагает, что «местное почитание мученика-князя началось в Твери непосредственно вслед за тем, как привезено было сюда его тело», и устанавливает (Там же, с. 76) его канонизацию собором 1549 г.
316 ПСРЛ, т. XV, с. 412. Ростовский епископ Прохор еще игуменом участвовал в Переяславском соборе, по-видимому, в ряду сторонников митр. Петра; вместе с ним, по Тверской летописи, в переговорах с тверскими князьями выступает «Ярослав Стародубский», о котором больше ничего не знаем (если это только не одно лицо с кн. Федором Ивановичем, князем стародубским, который погиб в Орде в 1330 г., и тут, может быть, назван по княжому имени, как по крестному в записи о мученической кончине). Только «по целованию их» решился кн. Александр ехать во Владимир.
317 Новг. I, с. 319; ПСРЛ, т. VII, с. 198. Летописные своды сохранили крайне скудные сведения о великом княжении Юрия Даниловича; не отметили даже его «посажение» на великокняжеском столе.
318 ПСРЛ, т. VII, с. 198—199; «устюжае» со своими князьками (местные финские инородцы) грабили новгородских промышленников, ездивших в Орду, – Новг. I, с. 320—321.
319 Псков, теснимый немцами, не находит помощи ни у великого князя, ни у Новгорода. Когда в. к. Юрий бежал в Псков от нападения на него Александра Михайловича Тверского, псковичи «прияша его честно», но еще при нем («князь Юрьи еще бяше во Пскове») призвали литовского князя Давыда, с которым и ходили походом на немцев. В момент, когда стало «притужно вельми Пскову», псковичи тщетно посылали «многих гонцов со многою печалью и тугою» в Новгород к князю Юрию и к новгородцам: «Себы помогли – и не помогоша» (Псковская II летопись под 6831 г. – ПСРЛ, т. III, с.11). Политическое обособление Пскова от Новгорода и великого княжения в XIV в. обусловлено их бессилием удержать в своих руках оборону Пскова.