363 ПСРЛ, т. X, с. 209 (1339 г.); т. XV, ст. 422 (Роман Белозерский).
364 Кн. Константин Борисович Ростовский в 1297 г. посадил в Углич сына Александра; последнее известие о нем – его женитьба в 1302 г. (Летопись по академич. списку, в изд. Лаврент. лет., с. 501), год его смерти не отмечен в летописях. Его сыном А.В. Экземплярский (т. II, с. 36 и 132) признает того «Юрья Александровича ростовского», который умер в 1320 г. (та же летопись, с. 502, и др. своды). Поэтому Экземплярский полагает, что кн. Юрий занял стол ростовского княжения после дяди Василия (у Экземплярского обмолвка – «после двоюродного брата»), объясняя это тем, что «Углич не составлял уже совершенно обособленного княжества, как Ярославское и Белозерское, а входил в состав ростовской волости, как часть ее, хотя и представлял из себя отдельное удельное княжество», и тем, что Юрий был сыном старшего из Константиновичей. К тому же – его двоюродные братья Васильевичи Константиновича были, надо полагать, весьма юны даже в год смерти кн. Юрия, так как первое летописное известие о старшем из них – Федоре – сообщает о его женитьбе в 1326 г. (Лет. по акад. списку, с. 502). Углич Экземплярский признает «собственно отчиной» кн. Юрия и выморочным по его бездетной смерти, но оставляет открытым вопрос о дальнейшей судьбе этого владения: «Мы ни откуда не видим, чтобы он был после 1320 г. за князьями ростовскими», замечает Экземплярский об Угличе и воздерживается от каких-либо предположений по поводу «купли» Ивана Калиты. Все это возможно, но отсутствие в наших источниках хотя бы таких основных дат, как года смерти Александра и Василия Константиновичей, не позволяет сколько-нибудь твердо установить схему судеб Ростова и Углича.
365 В Родословной книге XVI века («Временник», т. X, с. 37—38) читаем: «…а у великого князя Василия дети князь Федор да князь великий Константин, а женился князь великий Константин у великого князя Ивана Даниловича московского. А оттоле ростовских князей род пошел на двое: болшому брату Федору досталася Стретенская сторона, а другому брату великому князю Константину – Борисоглебская сторона; один из списков этой родословной книги ставит и дату: в лето 6836 (1328)».
366 ПСРЛ, т. XI, с. 128.
367 Сам факт непосредственного и крутого вмешательства великокняжеской власти в сбор «серебра» с жителей младшего княжества можно сопоставить с тем, что несколько позднее произошло в Тверском княжестве, где в. к. Константин Михайлович пришел в столкновение с князем холмским Всеволодом Александровичем и его матерью княгиней Анастасией: «И нача имати бояре их и слуги в серебре за волости, чрез людскую силу, и быть над ними скорбь велика» (ПСРЛ, т. X, с. 217, 1346 г.).
368 «Епарха градского, старейшего боярина ростовского, именем Аверкия стремглав обесиша и возложиша на пя руце свои и оставиша поругана, точию жива; и бысть страх велик на всех слышащих и видящих сиа, не токмо в граде Ростове, но и в всех пределех его и во властех и в селех» (ПСРЛ, т. XI, с. 129), «Епарх градской», вероятно, тысяцкий.
369 На Белоозере – современник Калиты кн. Роман Михайлович (Романчюк), о котором, как упомянуто, только и знаем, что он в 1334 г. ездил в Орду с в. к. Иваном Даниловичем. Стародубские князья XIV в. известны нам только по упоминаниям летописных сводов об их кончине: Ивана Михайловича (ПСРЛ, т. X. с. 179) или Михаила Ивановича (т. VII, с. 187) в 1315 г. (об этом разногласия летописных сводов см. у Экземплярского, т. II, с. 179—180 и выше, примечание); Федора Ивановича, убитого в Орде в 1330 г. (ПСРЛ, т. X, с. 203); Дмитрия Федоровича, умершего в 1354 г. (т. VIII, с. 9; т. XI, с. 227 под 6863 г. – «и положен бысть в своей отчине в Стародубе»); брат его Иван – последний стародубский князь – «сяде на княжении в Стародубе» зимой 1356 г. по возвращении из Орды с ханским «пожалованием» (т. VIII, с. 10; т. X, с. 228), а в 1362/63 г. в. к. Дмитрий Иванович согнал его со Стародуба. Княжение Юрьева-Польского кончилось на князе Иване Ярославиче, который лишь упомянут под 1340 г. (т. VII, с. 206). В Галиче – сыновья Давида Константиновича (ум. 1280 г.) Борис и Федор, по-видимому, поделили свою отчину, если Никоновская летопись (т. X, с. 206—207) была хорошо осведомлена, сообщая о смерти кн. Бориса Дмитровского (под 1334 г.) и Федора Галицкого (под 1333 г.) – ср. Экземплярского, т. II, с. 214—216; последний галицкий князь – Дмитрий, которого Никоновская лет. (т. X, под 1360 г. о ханском пожаловании его на Галич) называет Борисовичем, а родословные (см. Экземплярского, т. II, с. 218) – Ивановичем (по Экземплярскому – сыном Ивана Федоровича), согнан с княжения в. к. Дмитрием Донским. Судьбы Дмитрова после кн. Бориса неясны; возможно, что восстановить его связь с Галичем, но и сама генеалогия князей и судьбы галицко-дмитровских владений крайне запутаны в наших источниках.
370 После кн. Федора Ростиславича княжил в Ярославле сын его Давид, умерший в 1321 г. (ПСРЛ, т. VII, с. 198), затем – Давидович Василий, ум. в 1345 г. (Там же, с. 210), зять в. к. Ивана Давидовича (Новг. I, с. 336: «Иван князь, тесть его»; ПСРЛ, т. X, с. 215 под 1342 г. – о преставлении княгини Овдотьи князя Василия Давидовича Ярославского).
371 И.Г.Р., изд. Эйнерлинга, т. IV, с. 152.
372 «История отношений между русскими князьями Рюрикова дома», с. 346, примеч. (то же в «Ист. Рос.», кн. I, с. 930, примеч. 5); мнение Соловьева принял Чичерин («Очерки из истории русского права», с. 241).
373 «Древности русского права», т. 1—3, с. 58—59. Для Сергеевича, как, по-видимому, и для Соловьева, речь идет о куплях как «земельных приобретениях»; поэтому затруднение в том, почему Калита в своих «завещаниях» не говорит об этих «куплях», хотя там упоминаются купленные люди (рабы), купленные бортники и даже придобытое золото не забыто; «если Калита купил Галич и пр., – спрашивает Сергеевич, – то почему же ни он, ни дети его не распоряжаются новыми приобретениями?» – и, ссылаясь на Соловьева, замечает против Карамзина: «Трудно допустить, чтобы Калита на свои деньги увеличивал великое княжение, а не свои наследственные области». Объяснение Соловьева Сергеевич считает допустимым, понимая дело так, что Калита мог оставить свои купли за князьями продавцами, обязав их службой себе и детям, – «подобно тому, как он дал свою куплю, село Богородское в Ростове, Бориске Боркову на условии службы», однако заключает так: «Но все-таки то, что он купил, приобретено им, и в завещании, в котором не забыт даже прикупленный кусок золота, надо было упомянуть о Галиче с Белоозером и Угличем; упомянуто же там село Богородское, хотя оно и не находилось во владении сыновей, а было отдано Борису Боркову». Только предпосылка, что составители княжеских духовных знали, что «надо», а чего не надо там упоминать, и понимали различие между «куплей» Галича, Белоозера, Устюга и покупкой села Богородское, могла бы несколько ослабить ученые недоумения. Нельзя, кроме того, не пожалеть, что недооцененными остались соображения Карамзина: от его критиков ускользнула связь этих соображений с замечанием, что «в сем завещании не сказано ни слова о Владимире, Костроме, Переяславле и других городах, бывших достоянием великокняжеского сана». Казалось бы, что «молчание» духовных Калиты и его сыновей о Переяславле, который считается примыслом кн. Даниила, заслуживало не меньшего внимания, чем вопрос о Галиче, Белоозере, Угличе. М.К. Любавский («Лекции по древней русской истории», с. 212) полагает, что Переяславль «был включен в состав великого княжения Владимирского, очевидно, по распоряжению хана»; такой факт был бы весьма важным показателем сознательного политического вмешательства ханской власти в строй русских владельческих княжих распорядков, но предположение М.К. Любавского нечем обосновать, так как нет никаких аналогий в иных действиях ханской власти на Руси.
374 Сохранение «владетельных прав» за местными князьями само по себе не объясняет умолчания о «куплях» в духовной, так как возможно было упоминание о пожизненном, например, владении их с указанием, к кому должна затем перейти та или иная из этих «купель».
375 Указание, что Галич, Белоозеро, Углич дедовские «купли», звучит тут мотивом, поясняющим выделение их из комплекса великокняжеских волостей для наделения ими – в прибавку к уделам – младших сыновей, как и указание, что великое княжение в. к. Дмитрию «отчина», мотивирует его внесение в духовную грамоту. Об этом характерном колебании воззрений на право великого князя приложить вотчинные права к великокняжеским волостям – см. ниже, при анализе духовной Донского во всем ее содержании.
376 В духовной Дмитрия Донского: «Галич со всеми волостями и с селы и со всеми пошлинами», Белоозеро «со всеми волостями», Углече поле со всем, «что к нему потягло».
377 В духовной Дмитрия Донского: «…а что ми дала княгиня Федосья Суду на Беле озере да Колашну и Слободку и что благословила княгиню мою Городком да Волочком, та места ведает княгини Федосья до своего живота». Княгиня Федосья – жена родоначальника кемских князей, князя Давида Семеновича (Экземплярский, т. II, с. 169; Павлов-Сильванский, Сочинения, т. III, с. 5—6), и указанные ее волости, по-видимому, ее «опричнина», а переходят в состав «примыслов» великого князя, который благословил «теми своими приимыслами» свою княгиню, ей в опричнину: «А в тех примыслех вольна моя княгини, сыну ли которому даст, по души ли даст». Тут наглядный пример перехода части княжеских волостей в разряд земельных владений «частновладельческого» характера. «Купли» Калиты – владения иного типа, и судьба их иная.
378 Сгон местных князей-отчичей с Галича и Стародуба – один из результатов победы в. к. Дмитрия Донского над кн. Дмитрием Константиновичем Суздальским: «в лето 6871» Дмитрий Донской «согна» суздальского князя с владимирского великого княжения, пошел на него ратью к Суздалю и принудил его к миру, «взем волю свою над ним»; и тогда же в. к. Дмитрий Иванович «такоже и над ростовьским князем Коньстянтином взя волю свою», «согна с Галичьского княжения князя Дмитрея гальчскаго», «согна с Стародубьского княжения князя Ивана Федоровича Стародубьскаго», как князь Дмитрий Константинович тогда «поиде из Суздаля в Нижний Новгород», так и остальные «вси князи ехаша в Новьгород Нижний к князю Дмитрею Константиновичу, скорбяще о княжениях св