443 Сохранились две духовные Дмитрия Донского, но от первой, составленной еще при митр. Алексее, уцелел только малозначащий конец. Вторая грамота упоминает княжича Петра (род. 1385 г.), но не упоминает о Константине (род. в мае 1389 г.). Не упоминает духовная грамота и о митр. Пимене; может быть, потому, что писана после его отъезда в Константинополь (уехал 13 апреля 1389 г.). Тем же данным соответствует и датировка грамоты временем между 1385 и 1388 гг. (после рождения княжича Петра и до водворения в Москве митр. Пимена, вторичного). Однако слова духовной грамоты «А которые деревни отоимал был князь Володимер от Лыткиньского села княгини моее к Берендееве слободе, а те деревни потянуть к Лыткинскому селу моее княгини» указывают, скорее, на время после розмирья князей и их примирения. Решает вопрос в пользу конца 1388 – нач. 1389 г. ожидание рождения сына (Константина): «А даст ми Бог сына, и княгини моя поделит его, возмя по части у большие его братьи».
444 Эти «прикупы» княгини утверждаются за ней словами «то ее и есть», так как не духовная создает ее право на эти владения.
445 Великий князь дает своей княгине несколько своих «примыслов» и «купель», в том числе «а что ми дала княгиня Федосья Суду на Белоозере да Колашну и Слободку и что благословила княгиню мою Городком да Волочком, та места ведает княгиня Федосья до своего живота, а по ее животе то княгине моей». О княгине Федосье, вдове князя кемского Давида Семеновича, см. у Павлова-Сильванского «Феодализм в удельной Руси» (Сочинения, т. III), с. 5—6.
446 Сказание «О житии и о преставлении царя Руского, великого князя Дмитрия Ивановича» называет князя Ивана пятым сыном в. к. Дмитрия, но этот перечень расположен не по старшинству князей, так как седьмым назван «старейший» Данило; в таком порядке перечня можно видеть отражение духовной грамоты, так как выше в сказании находим сообщение о четырех уделах князей Дмитриевичей, а упоминание о «пятом» Иване, шестом Константине, который был «менший всех детей его» и остался по отце «четверодневен», и «седьмом» – «старейшем» Даниле, который «прежде преставися», носит характер приписки в конце сказания о погребении в. к. Дмитрия (ПСРЛ, т. VIII, с. 58). Родословные перечни князей (например, т. V, с. 90; т. VII, с. 237; т. IX, с. XV) то пропускают кн. Ивана, то вставляют его имя после кн. Петра, руководствуясь, вероятно, сказанием. Что Иван был старше Петра, видно из его упоминания в летописном сказании о битве на Куликовом поле (ПСРЛ, т. IV-2, с. 315) как третьего, после Василия и Юрия. Исключительное положение князя Ивана, наделенного, по обычаю наделения дочерей, а не сыновей, не княжением, а небольшой опричниной, объясняется, вероятно, его болезненностью. Он скончался в 6901/1393 г. (т. VIII, с. 63).
447 Особое благословение «на старейший путь» применено в грамотах только к доходным статьям в городе Москве, городских станах и путях дворцового хозяйства. В.О. Ключевский расширил смысл этого понятия, подведя под него весь перевес силы старшего из московских князей над младшими, какой создан тем, что этот князь был в то же время великим князем (Курс русской истории, т. II, лекция XXII, отдел «Усиление старшего наследника»), Но великое княжение никогда не жаловалось отцом старшему сыну «на старейший путь»; замечание В.О. Ключевского, что излишек, который давался «на старейший путь», является до времен Дмитрия Донского «очень малозначительным, состоит из нескольких лишних городов или сел, из нескольких лишних доходов, но с завещания Дмитрия Донского этот излишек на старейший путь получает все большие размеры», ошибочно. Во-первых, излишек «на старейший путь» появляется впервые в договоре в. к. Симеона с братьями и состоит только из крупной доли в тамге и дворцовых путях и в том же виде, лишь более ограниченным, возникает вновь в духовной Донского. Во-вторых, постепенное превращение великого княжества Владимирского в вотчину московских государей не может быть сведено к эффектной, но исторически неправильной схеме постепенного нарастания «излишка на старейший путь». Поэтому ошибочен и весь расчет Ключевского о соотношении реальной силы великого и удельных московских князей (Там же, с. 46—47). Он ошибочен арифметически как незаконная операция с разнородными, качественно-различными единицами и исторически, так как игнорирует то несомненное обстоятельство, что перевес в «массе владельческих средств» и у Симеона, и у Донского над младшими князьями не сводился к тому, что значилось за ними в духовных их отцов: ведь были же они великими князьями, владели средствами великого княжения, и в этом отношении упоминание о нем в духовной Донского ничего изменить не могло; даже напротив – выдел младшим князьям долей из великокняжеских владений грозил дроблением великокняжеской силы. В.О. Ключевский довел до крайности наблюдения С.М. Соловьева над духовными Ивана Калиты и Дмитрия Донского. Ср. замечание Соловьева, что «величина уделов следует (в духовной Калиты) старшинству» (История отношений между русскими князьями Рюрикова дома, с. 346) и его же слова по поводу духовной Донского об усилении «старшего сына не в пример прочим областью В. Княжения, областью уже теперь верной, переходившей, как отчина» (Там же, с. 406); но Соловьев не использовал этих наблюдений для построения на них целой схемы, подобно Ключевскому, потому, что правильно относил «смешение» всех московских уделов (московской вотчины) с великокняжеской областью Владимирской ко времени, когда Василий Темный одолел смуту; потрясшую при нем остатки старых традиций («История России», кн. I, с. 1137); ср. то же у Чичерина «Опыты по истории русского права», с. 253.
448 Ср. замечание С.М. Соловьева: «Благословляя старшего Василия целою областью В. княжения Владимирского, Димитрий, как бы для вознаграждения, отдает «остальным 3 сыновьям города, купленные еще Калитою и окончательно присоединенные только им: Юрию – Галич, Андрею – Белоозеро, Петру – Углич» («История отношений между русскими князьями Рюрикова дома», с. 106).
449 Судьбы Дмитрова тесно связаны с историей Галича (см. Экземплярского. Указ. соч., т. II, с. 340—341), но слабо отразились в наших источниках; летописные своды дают о Дмитрове лишь случайные упоминания. Никоновской летописи пришлось дополнять их по родословным источникам. «Галицким и дмитровским» называет она князя Давыда Константиновича, сообщая о его кончине под 1280 г. (ПСРЛ, т. X, с. 155); по-видимому, Дмитров только однажды имел особого князя – Бориса Давидовича, который в Никоновской летописи назван в известии о его кончине под 1334 г. (Там же, с. 206) князем дмитровским, в отличие от его галицкого брата Федора, умершего в 1335 г. (Там же, с. 207); ср. Экземплярского, т. II, с. 215. Если это и так, то все-таки у нас нет оснований представлять себе Дмитров стольным городом особого княжества; такое значение за ним не закрепилось, и он остается галицкой волостью. В московские руки он должен был попасть после того, как Дмитрий Донской согнал с Галича последнего галицкого князя; второй договор в. к. Дмитрия с кн. Владимиром Андреевичем еще указывает на связь Дмитрова с Галичем, но затем в. к. Дмитрий включает Дмитров в состав уделов московской отчины, назначая его сыну Петру. Галицкий владелец кн. Юрий Дмитриевич сохранил и позднее притязания на Дмитров.
450 ПСРЛ, т. VII, с. 192.
451 Вопрос об этих князьях и их владельческом положении весьма темен из-за недостаточной полноты сведений о них в наших источниках. Кроме старшего Льва, о котором летописи сообщают только то, что он родился в 1321 г. (ПСРЛ, т. Х, с. 188; т. XV, с. 414), и который, очевидно, умер в детстве, и Федора, погибшего с отцом в 1339 г., в. к. Александр имел сыновей: Всеволода, Михаила, Владимира и Андрея. Такой их порядок по старшинству устанавливается той ролью, какую играет Всеволод вместе с вдовствующей княгиней-матерью при великом княжении на Твери дяди Константина, в перечне Александровичей в жалованной грамоте другого их дяди Василия Михайловича Отрочу монастырю (А.А.Э., т. I, № 5). О Владимире и Андрее Александровичах знаем, сверх того, лишь дату их смерти от моровой язвы в 1365 г. (ПСРЛ, т. XI, с. 4). См. Экземплярского, т. II, с. 531 и 640—641. А.В. Экземплярский, однако, и в вопросе о тверских удельно-вотчинных княжествах спешит, как у него обычно, с утверждением их раздельности к обособленности, полагая, например, что кн. Александр Михайлович «перед смертью поделил свою отчину между сыновьями, но, как видно, не всеми: Всеволод получил Холм, Михаил – Микулин, а младшие, Владимир и Андрей, остались, кажется, без уделов». Положение этих младших Александровичей при таком предположении непонятно, тем более что по упомянутой грамоте Отрочу монастырю они участники в действиях княжеской власти. А.В. Экземплярский упустил, по-видимому, из виду, что семья в. к Александра осталась после его кончины единой владетельной семьей под рукой вдовы-матери княгини Анастасии и что мы вообще не имеем никаких сведений о разделе между ними отцовской отчины до 1360 г. (ПСРЛ, т. X, с. 231). Искусственность стараний Экземплярского установить такой раздел с кончины кн. Александра зависит от смешения понятий удельного владения и вотчинного княжества.
452 ПСРЛ, т. X, с. 210.
453 А.А.Э., т. I, № 5. В этой грамоте «се ми раби святые Троица, князь великий Василий Михайлович и его братаничи (идет их перечень) по отца моего и нашего деда князя великого Михайловым грамотам, Бога деля и своего деля спасения, пожаловали есмы отца своего архимандрита, кто ни будет у Святое Богородици, дали есмы ею милостыню церкви Святое Богородици Отрочью монастырю на память преставлыиимся от сего житья роду нашему, а нам, пребывающим в житьи сем, за въздоровие»; льготы жалуются «в нашей отчине, в тферьских волостех и в кашиньских»; в числе льгот – освобождение от въезда в монастырские земли и суда должностных лиц, которые названы: «Наместници наши и волостели» и «данници наши и ямыцици и писци и пошлиньники, кто ни буди»; Тверская земля для князей «отчина наша земля Святой Богородицы». От имени всех князей происходит общий сбор дани в Тверской земле: «А хотя коли повелим имати на тех, у кого будут грамоты наши жаловалныи, на монастырьских людех ни тогды никто не емли ничего, по сей нашей грамоте».