Нужно подумать, как рассказать Стелле о решении Маргарет.
Если мать не поставила ее в известность, то придется Джорджу открыть жене глаза. Но как?
Они со Стеллой давно не имели возможности поговорить. Раньше супруги часто ссорились по пустякам, и Джордж нередко размышлял, правильную ли позицию он занимал в этих спорах и не был ли втайне согласен с женой. Он прекрасно знал, что иногда Стелла проявляла категоричность, а на самом деле вовсе не думала того, что произносила вслух.
Они со Стеллой больше не могли обсуждать серьезные темы. Все их попытки заканчивались неловкостью.
Как тот разговор о «Парке юрского периода», который казался поворотным.
Если подумать, то именно с него начался их разрыв. Год назад Джордж, как обычно, пришел домой из школы, бросил ключи в миску на столике у двери и нахмурился: там уже лежали ключи жены.
Джордж прошел на кухню.
— Стелла!
Она сидела за столом в вязаной шапке и перчатках.
— Почему ты так рано?
— У меня месячные, — вяло произнесла она.
Джордж закрыл глаза. Она даже не дала ему времени снять пальто.
— В самом деле? Это точно?
Стелла только взглянула на мужа.
Он сбросил пальто, наклонился и обвил ее руками сзади.
Она обмякла в его объятиях.
— Думаю, ничего не получится.
— Еще не все потеряно. К тому же можно попробовать ЭКО.
— Я не могу принимать гормоны и тешить себя надеждами. И бросать на ветер тысячи фунтов, которых у нас нет.
Джордж ничего не ответил.
— Мы даже не знаем, точно ли хотим детей. — Стелла сжала кулаки. — Мы просто решили положиться на судьбу. И вот ничего не случилось. Я хочу, чтобы жизнь вернулась в прежнюю колею, когда все было просто и весело. Хватит мучительных размышлений.
— Еще не все потеряно, — повторил он.
— Тебе это безразлично, да?
Джордж мгновенно отпустил ее, словно отбросил ядовитую змею, и отвернулся.
— Мне тоже нелегко.
Джордж стоял на кухне, с другой стороны стола, напротив Стеллы. Он не садился. Неизвестно почему.
Потом он глубоко вздохнул.
— Мы можем усыновить ребенка.
— Не уверена, что я этого хочу.
Джордж нахмурился.
— Это все равно будет наш ребенок.
— В таком случае от нас многое не зависит, и мы не сможем жить как прежде. Я даже не знаю, действительно ли мне это надо, или я просто пытаюсь следовать логике традиций. Возможно, неудача — знак свыше, что нам не нужно иметь детей. Вроде как жизнь показывает нам путь.
Джордж с раздражением хлопнул руками по столу.
— Это из «Парка юрского периода».
— Ну и что?
— Только ты неправильно цитируешь: там было «Жизнь пробьет себе путь», а тут совершенно противоположный смысл. Суть в том, что…
— Я понимаю, в чем суть. А что ты думаешь? Стоит ли нам продолжать попытки?
— Ты же знаешь, я стараюсь избегать твердых мнений.
— Ну и черт с тобой! — крикнула Стелла с такой яростью, что Джордж даже попятился. — По этому поводу у тебя должно быть твердое мнение. — Она понизила голос. — Если ты собираешься принять одно-единственное решение в жизни, то это как раз тот случай.
— Ты хочешь, чтобы я принял решение за нас двоих? Тебе так будет легче?
— Я устала. Я не хочу больше расстраиваться и теряться в догадках. Я хочу точно знать, что происходит, на все сто процентов, в любом случае. — Стелла говорила куда-то вниз, глядя на свои сложенные на груди руки. — Ты всегда спокоен, не принимаешь никаких решений и не берешь на себя ответственности за нашу жизнь. Все это лежит на мне. Так же как ты постоянно обещаешь записаться на курсы вождения. Нечестно взваливать все на меня.
Джордж снова ударил ладонями по столу.
— Если ты в очередной раз заикнешься про «груз ответственности», я уйду из этой квартиры.
Стелла не поднимала головы.
— Я не против учиться вождению, просто руки еще не дошли. Курсы стоят дорого, и двух машин мы себе позволить не можем. На работу я хожу пешком, поэтому не понимаю, какая беда в том, что я не умею водить. И когда ты выходила за меня замуж, — Джордж старался не повышать голоса, — ты знала все мои недостатки. А теперь ты хочешь изменить меня в корне? Это не по правилам.
— Мне нужно услышать от кого-то, надо ли продолжать попытки забеременеть, — сказала Стелла, глядя на свои колени. — Я растерялась и не могу сама принять решение.
— Но мы живем иначе, Стелла. Ты хочешь, чтобы мы действовали, как другие люди. — Джордж глубоко вздохнул. — Давай немного подождем. Тебе нужно расслабиться. Говорят, когда стараешься забеременеть, нельзя волноваться…
— Давай-давай, продолжай, просто супер. — В сарказме Стеллы не было ни капли юмора. — Хочешь сказать, твои сперматозоиды чувствуют мою тревогу и отказываются работать с яйцеклетками слабонервной женщины?
— Конечно же, я не это хотел сказать.
— Может, твоим сперматозоидам просто не нравятся мои яйцеклетки. Может, мы не приспособлены для того, чтобы иметь детей. Может, мы просто отталкиваем друг друга, потому что мы не пара. Как магниты с одноименными полюсами.
— Как магниты, — повторил Джордж.
— А может, у тебя просто неактивные сперматозоиды, у которых нет четкого мнения, потому что его нету тебя, вот они и сбиваются с пути. — Стелла зло тряхнула головой. — Я думаю, что наука не все может объяснить. Может, нам с самого начала не нужно было сходиться и наши тела знают об этом.
Джордж отступил назад.
— То есть нам нужно разойтись и завести детей с другими партнерами? Как ты можешь такое говорить?
Стелла смотрела прямо перед собой, словно и не слышала его.
— Я думал, мы счастливая пара и будем жить вместе до старости, — сказал Джордж. — Совместный остеопороз, одеяла на коленях, кресла-качалки.
— Это было раньше, — возразила Стелла. — Потом мы попробовали завести ребенка, и все пошло под откос.
— Что ты имеешь в виду?
— Не знаю, — ответила Стелла.
Джордж хотел забыть тот разговор и никогда в жизни о нем не вспоминать.
Он убрал со лба прядь волос.
Взглянув на потертый ковер в бывшей комнате Стеллы, он сделал глубокий вздох и постарался сосредоточиться на восторженных криках, доносившихся со двора.
Наконец он поднялся с матраса, посмотрелся в зеркало, отметил складку между бровей и заставил себя улыбнуться.
Потом понаблюдал, как постепенно угасает улыбка у его отражения. Прошло еще несколько минут, прежде чем Джордж сумел присоединиться к празднеству.
37
Хелен выливала в раковину воду из тазика, в котором мыла посуду, когда услышала отчетливые шаги матери вниз по ступеням.
— Сейчас будет пиньята! Все во двор! — мелодично пропела она.
Хелен ополоснула тазик, вытерла руки кухонным полотенцем и вышла в сад.
— Привет. — Нейтан потерся щекой о ее щеку. Муж приехал уже полчаса назад, но они еще не виделись. Приветствие показалось Хелен слишком вежливым. После стольких лет в браке Хелен рассчитывала на что-то большее, чем простая вежливость.
— Рада, что ты здесь, — сказала Хелен.
— А я нет, — ответил Нейтан. — Твой отец донимает меня.
Она заметила на клумбе комковатую бежеворозовую лужицу. Видимо, кого-то из детей вырвало.
Хелен оглянулась на мать и забросала рвоту землей, пока никто ее не заметил.
К ним подошла Стелла.
— Как великосветски.
— Наверно, кто-то из детей объелся.
Стелла усмехнулась.
— Да уж конечно. — К удивлению Хелен, сестра взяла ее под руку. — Давно меня не тошнило на мамину клумбу.
Хелен смотрела, как мать вешает ослика на крючок от одежной вешалки, привязанный к бельевой веревке. С чего ей вообще пришло в голову устроить пиньяту? В детстве их так не баловали, девочки знали об этой забаве только из книг и телевизора, так же как о выпрашивании сладостей на Хэллоуин или о шоколадных рождественских календарях. Вероятно, прежде мать считала пиньяту бездуховным иностранным развлечением. А теперь она, наверно, увидела ее в какой-то телепрограмме и решила шагать в ногу со временем. Хелен вдруг поняла, что ненавидит пиньяты, и ближе притянула к себе Стеллу.
Сестра удивленно взглянула на нее, но промолчала.
Хелен с жалостью посмотрела на ослика. Конечно, он не настоящий — небрежно склеенный из разноцветной гофрированной бумаги, он и на ослика-то толком не похож, — но все-таки это занятие отдавало жестокостью, о которой Хелен не хотелось думать.
В саду собирались люди, осторожно подходили поближе, утопая каблуками в траве.
Хелен заметила движение за окном сарая и жестом позвала отца выйти.
Изнутри донеслись шорох и поскребывание, и наконец отец появился на пороге.
— У тебя великолепная лужайка, — сказала Адель матери.
Хелен, наверно, подпрыгнула бы от радости, услышав такой комплимент, а мама только кивнула.
Голди приковыляла из сарая и стала обнюхивать землю, которой была замаскирована рвота. Стелла, захлопав руками, отогнала ее от клумбы.
— Папа, — сказала Стелла. — Запри собаку в сарае, пока все смотрят на пиньяту. Сейчас на землю посыплются конфеты.
Отец ничего не ответил, но взял Голди за ошейник и повел к сараю.
Чарли уцепился за руку Хелен.
— Что такое пиньята?
— Игрушка, — пояснила мать. — Ослик. Его бьют палкой.
— Зачем?
— Чтобы из него посыпались конфеты. — Хелен помолчала. — Но это не настоящий ослик. Из настоящего конфеты не сыплются.
— Откуда ты знаешь? — поинтересовался Чарли.
— Просто знаю, — ответила Хелен.
— Ты когда-нибудь била настоящего ослика?
— Просто поверь мне на слово, — сказала Хелен.
Она посмотрела на Изабель и сильно потерла шею.
— Роза. — Мама присела около двухлетней соседской девочки. — Давай начнем с тебя. Тебе помочь дотянуться до ослика? — И она вложила малышке в руки биту для английской лапты.
Роза схватила ее обеими руками, но инструмент все же был слишком тяжелым для нее. Мама подняла девочку, чтобы та могла дотянуться до ослика на веревке.