Энтони…
Рита больше не могла слушать этот противный голос. Она отвернулась к стене.
Энтони… он далеко. Сейчас Рите хотелось, чтобы в палату вошел врач или папа, или хотя бы Олег. Чтобы все спрашивали о ее самочувствии, заботливо поправляли подушки и кормили с ложечки. Но никто не приходил, только новая «подружка» отца тяжело вздыхала и ерзала на стуле. Рита хотела прогнать ее, каждый вздох Веры Георгиевны раздражал, но шевелиться и говорить было больно. Она разглядывала белую больничную стену, чтобы не смотреть на женщину, пока ее не сморил сон и она не отключилась.
Рите снилась ночь аварии. Она ехала на машине, снег хлопьями летел со всех сторон и снова исчезал, фары освещали скользкую дорогу, в динамиках играла знакомая музыка. Все было как наяву. Только без того невесомого ощущения счастья. Было страшно. Она знала, что после двух плавных поворотов ее машина вылетит на обочину. Во сне Рита нервно нажимала на тормоз, но педаль проваливалась, нога застревала словно в смоле, а скорость все росла. Один поворот, потом еще один – и вот оно, то самое место. Но машина летит дальше. На секунду приходит облегчение, а потом в свете фар откуда ни возьмись появляется женская фигура. Светлая одежда, волосы развеваются на ветру. Она медленно идет через дорогу. Рита снова жмет на тормоз, нога снова проваливается в болото. Машина несется, уже практически нет никаких шансов. Рита из последних сил давит на сигнал, противный клаксон звучит на всю округу. Женщина продолжает идти по снегу. В самый последний момент фигура останавливается, поднимает взгляд и смотрит прямо на водителя.
– Мама?
Удар! Такой сильный, словно раскат грома. Хрупкое, как стеклянная скульптура тончайшей работы, тело подбрасывает вверх и опрокидывает на капот. Машина останавливается как по волшебству. Выскочив из автомобиля, Рита бросается к женщине. Слезы ручьем льют из глаз.
– Мама, мамочка, прости меня!
Рита сгребла безжизненное тело, мягкое, как подтаявшее масло, но тяжелое, как камень. Она обнимала и трясла маму, умоляя, чтобы та очнулась.
– Ты мне так нужна, мама! – Рита уложила ее голову себе на колени.
Вокруг все заметало, яркое утреннее солнце отражалось от снега, который облепил ветки и машину. Белые пушистые хлопья все падали и падали, скрывая страшное преступление. Только сейчас Рита увидела темно-бордовую лужу крови на белоснежном снегу.
– Нет, нет, нет.
41
Таня:
Рита попала в аварию.
Я подумала, ты должен знать.
Энтони:
Боже, как она? Что произошло?
Таня:
Я пока не знаю подробностей.
Энтони:
Спасибо, что написала. Как только что-то будет известно, сообщи, пожалуйста, я буду на связи.
Таня:
Хорошо.
Пронзительный ветер гнал большие высокие волны, они бурлили, поднимая со дна мелкий песок, отчего вода вблизи казалась грязной и мутной. Но издалека океан выглядел идеальным. На самом деле в мире все видится идеальным с большого расстояния, и лишь вблизи можно разглядеть изъяны. Так было и с Ритой. Энтони смотрел на нее издалека.
На пляже в это время холодно, на небе ни облачка. Сильный ветер спугнул художников, которые здесь обычно обитают, даже серферы перестали ловить волны. Только одинокие фигуры прохожих появлялись вдали. Наверное, тоже хотят убежать от реальности, а пляж для этого идеально подходит. Кому еще придет в голову приходить сюда в такой холод?
«Только безумцы любят океан до смерти», – всегда говорила мама Энтони. Она родилась и всю жизнь прожила в Аризоне, и хоть этот штат находится недалеко от побережья, она никогда не видела океан. Мама жила бок о бок с колониями индейцев, которые предпочитают воде землю. Она впитала в себя знания и мудрость этого народа и в ненастные дни даже развеивала муку по ветру, как это делало коренное неселение Америки уже много веков. И когда она видела по телевизору серферов или аквалангистов, которые безрассудно рисковали жизнью в поисках новых ощущений, то повторяла эту фразу. Глядя на бушующие волны, Энтони понимал, что давно стал безумцем. Он до смерти любит океан.
Кажется, вселенная не хотела, чтобы Энтони ставил точку в этой истории. Еще несколько мучительных часов он пробыл на берегу. Он не мог вернуться обратно в Пасадену, пока не убедится, что с Марго все в порядке. Гоня дурные мысли прочь, он проверял телефон, но тот молчал. Когда батарея стала садиться, парень быстро направился к машине.
Энтони колесил по ночному городу. Время словно остановилось. Сворачивая с одной улицы на другую, слушая песню за песней, он чувствовал, как его наполняет злость. В конце седьмой композиции гнев уже вовсю струился по венам. Он так и не увидел Риту, так и не узнал ее. Вдруг ее больше нет, и он ничего не может сделать? От этих мыслей в висках застучал пульс, Энтони направил машину в сторону ближайшей автострады. Все, чего он сейчас желал, – выжать педаль газа до упора, чтобы машина полетела со скоростью ветра. Может, и ему суждено разбиться сегодня, может, именно так они с Ритой должны встретиться, не в этом мире, а в другом? Машина ловко маневрировала между другими автомобилями, но не успел он добраться до автострады, как телефон ожил. Энтони быстро припарковался и схватил мобильник.
Таня:
Привет. Ты здесь?
Таня:
Серьезных травм нет, но она долго пробыла в машине в снегу, от переохлаждения у нее пневмония. Сейчас она под наблюдением врачей. Ее жизни ничто не угрожает. Будем надеяться, что все обойдется.
Энтони почувствовал облегчение. Гнев сменился радостью. Затея с самоубийством показалась ему такой детской и глупой.
Энтони:
Хорошо. Ты ее видела?
Таня:
Я была в больнице, но меня не пустили, с ней сейчас одна родственница, она позаботится о Рите.
Сердце вновь наполнилось досадой. Он не может быть с Ритой в такой важный момент ее жизни.
Энтони:
А как же ее жених?
Таня:
Он в командировке, но скоро вернется.
Нет, не так. Энтони не может быть с Ритой не только в этот момент, потому что они в разных концах мира. Они не могут быть вместе вообще, потому что Рита принадлежит другому, а океан тут совсем ни при чем…
Энтони:
Я рад, что с Марго все в порядке. Спасибо, что держишь в курсе. Больше не стоит мне писать. Я отправил Рите последнее сообщение. Вряд ли она его прочтет, поэтому передай ей, когда ее самочувствие станет лучше. Прощай.
Энтони:
Маргарита, Марго, Рита.
Удивительно, как у одной девушки может быть столько имен и столько лиц. Жаль, что я так и не узнал тебя настоящую, не увидел, не смог понять или хотя бы приблизиться к тебе. Огромная стена, возведенная тобой, даже хуже океана между нами. Его можно переплыть, а твою стену мне не преодолеть. А главное – зачем? В этом нет смысла, ты меня не ждешь, у тебя своя жизнь, где ты счастлива и любима, только не мной. Но я хочу, чтобы ты знала: я любил тебя и хотел быть с тобой, мог бы забрать к себе, помочь с визой, сделать все, чтобы ты была моей, но ты не дала мне шанса.
42
Рита быстро шла на поправку, но если тело справлялось с болезнью, то душевные раны не заживали. Олег оплатил ей индивидуальную палату, чтобы окружить комфортом и уютом. ВИП-палата представляла собой обычное больничное помещение с белыми стенами и большим окном. Был даже телевизор, но по техническим причинам он не работал. Кровать была здесь только одна, но больше ничем не отличалась от обычных коек: жесткий матрас и мягкая пыльная подушка не создавали ощущения комфорта. Рита с удовольствием лежала бы и в обычной палате вместе с другими пациентами, тогда было бы не так тоскливо. Они бы рассказывали свои страшные диагнозы и делились забавными случаями из жизни, но просить о переводе она не стала, чтобы не нарушать свой покой.
В полном одиночестве целый день Рита была предоставлена самой себе и своим мыслям, но поток ее рассуждений постоянно прерывали. Ей приходилось посещать процедуры, отвлекаться на частые визиты Веры Георгиевны и редкие встречи с врачом, а также никто не отменял походов в столовую. Все это не оставляло места для тоски и грусти, по крайней мере, днем. Зато ночью Риту мучили кошмары, она просыпалась в холодном поту и долго не могла уснуть. На нее наваливался весь груз тревоги, скорби и одиночества.
Рита тихо плакала от обиды, что Олег так и не вернулся из командировки ради нее, что отец не бросил работу, а в больницу не сбежались подружки. Плакала потому, что ее телефон разбился в аварии и она оказалась без средства связи, социальных сетей, смешных статусов и умных цитат. Плакала потому, что незнакомая, посторонняя женщина навещает ее, варит суп и рассказывает неинтересные истории. А больше никто не заботится о ней, не переживает, возможно, даже не любит.
В такие дни больше всего нужна мама, она бы без слов поняла, что нужно дочери, обняла ее, и все болезни проходили бы сами. И, может, будь она жива, всего этого просто не произошло бы. Рита все плакала и не могла остановиться.
Она как будто дважды пережила аварию. Папа и Олег словно сговорились и терзали ее не меньше, чем ночные видения и муки совести. Они звонили на старенький кнопочный телефон, который принесла Вера Георгиевна, и по очереди ругались, даже не спрашивая о ее самочувствии. В один голос твердили, что она могла умереть или кого-то убить. И без этих слов на душе было скверно. «Лучше бы я разбилась насмерть или лежала в коме», – со злостью думала Рита.
На седьмой день в больницу снова пришла Вера Георгиевна. Рита поймала себя на мысли, что стала ждать эту женщину с ее разговорами. А суп, который она варила, к сожалению, всегда был вкусным. Рита съедала все без остатка. И это было как предательство по отношению к матери. Поэтому она сухо говорила «спасибо», но в глаза Веры Георгиевны смотреть не решалась.
– Меня завтра выписывают.
– Отлично! Очень хорошая новость, – обрадовалась женщина.