Уже обутая, я как раз прикрываю за собой дверь в спальню, когда Ярик выходит из моей-нашей ванной в одних спортивных штанах. Те сидят на его бедрах низко, обнажая косые мышцы, от которых так тяжело отвезти взгляд. Нет, в этот идеальный живот точно впаяны магниты! Я, будто завороженная, с приоткрытым ртом наблюдаю, как по четко очерченным рельефам тела, словно по горкам, стекают капли. Облизываю враз ставшие сухими губы. Ни единой мысли в голове, потому что там сейчас бьет в тарелки та самая глупая музыкальная мартышка.
И пока я тут отчаянно борюсь с собой, Ярик приближается, вытирает влажные волосы. Я даже не смею поднять глаза, смотрю в одну точку на его груди. Знаю, что уже ни лифчик, ни платье не скроет моего возбуждения. Дышу прерывисто и тяжело. Жаров не оставляет и шага между нами, окутывает запахом геля для душа и сочного парфюма с фруктовыми нотами.
– Нравится то, что видишь? – спрашивает, повесив полотенце на плечо.
Я робко гляжу на него, а между ног сокращаются мышцы. Беспросветная мгла застилает и без того темные глаза, и теперь мне кажется, что они – отражение моих. Именно такое у меня чувство – словно что-то темное и порочное завлекает в сети, обнимает небыстро, но без остатка.
– Выглядишь напуганной. Будто не ты вчера стонала подо мной и не ты говорила, что на ощупь я как сам Бог.
Это провокация. Чего? Я не могла нести такую чушь!
Правда, вспышки обрывочных воспоминаний твердят об обратном. Кусаю губу.
– Я была пьяна.
Еще шаг, и он прижимает меня к стене, не прилагая усилий. Его пальцы гладят голую кожу в вырезе платья, опускаются по животу вниз, задевая соски, и накрывают там. Я запрокидываю голову, сдерживаюсь, чтобы не издать лишних звуков, дрожу от тех знаков бесконечности, что Ярик рисует на белье.
– Было темно, птичка. – Он коротко, почти целомудренно целует в губы, пока вытворяет все те непотребства у меня между ног. – Я тоже хочу рассмотреть все дольше и внимательнее.
Ярик давит там, где надо, и я впиваюсь в его руку, задерживая в нужном месте. Боги, как же приятно… Как…
Не проходит и минуты, как я улетаю.
– Ты дико красивая, когда кончаешь, – слышу, когда чувства одно за другим возвращаются ко мне. – Готов не слезать с тебя двадцать четыре на семь, чтобы любоваться этим видом снова и снова.
– Мы едем? – доносится снизу голос мамы, от которого мигом прихожу в себя.
– Спускаюсь, – будто ничего и не произошло, совершенно ровным, спокойным тоном выдает Жаров и поправляет штаны.
Я всегда считала, что значимость секса в жизни любого человека переоценивают. Не понимала всей этой охоты ради перепиха, не понимала бесконечных разговоров об интиме, популярности нашумевших эротических фильмов. Думала, если с любимым человеком, должно быть что-то особенное, но черт! Даже не подозревала насколько.
Кажется, будто отравили, и этот яд распространился в крови, а теперь медленно превращает меня в нимфоманку. Потому что я думаю о сексе с Жаровым, пока он ест, пока ведет машину и по просьбе мамы договаривается, чтобы она смогла остаться у Владимира Игоревиче на ночь в палате. Благодаря Ярику его уже перевели в отдельную, а завтра обещали назначить лекарственные препараты для профилактики повторного инсульта и подробно обсудить дальнейший план лечения. Дядь Вове в любом случае придется пробыть в больнице несколько дней, но для перевода Ярик подыскал какую-то крутую частную клинику. Там занимаются быстрым восстановлением, потому как его отец настаивает, что надолго не бросит дела.
– Вы там справитесь без нас? – спрашивает отчим.
Хочется засмеяться в ответ, но я просто киваю. А сама наблюдаю за мамой, которая не отпускает руку дядь Вовы. Сейчас она кажется такой хрупкой и романтичной. Наверное, именно это и сразило крутого бизнесмена с железной хваткой.
– Нам не по десять лет, – бурчит Ярик и, попрощавшись, выходит. – До завтра.
Я желаю отчиму скорейшего выздоровления и целую маму в щеку, которая перед уходом шепчет мне быть осторожнее.
Поздно, мам, я уже вляпалась по уши.
– Куда ты ездил сегодня? – спрашиваю по пути в машине, чтобы разбавить тишину.
Я нервничаю, потому что не знаю, чего ждать. Ярик обещал отвезти меня гулять. Он хотя бы помнит об этом?
– Одно дело, от которого я отказался из-за отъезда. Сейчас решил обсудить заново все, раз задержусь.
Не «останусь», а «задержусь». На сердце скребет. Но это лучше, чем ничего, да? У меня ведь теперь есть шанс разобраться в себе, в нас.
– Можем поехать на набережную, там погулять, – умело меняет тему Яр.
Но я, кажется, очень быстро понимаю, что хочу вовсе не прогулок. Если у нас… сколько времени? Я даже не знаю, но хочу успеть так много! И томные вечерние прогулки в планы не входят. Нагулялась уже.
– Я-я устала, если честно, – наигранно зевая и чуть потягиваясь, вру и почти не краснею. На самом деле, во мне сейчас сил, как у лошадок под капотом «Феррари».
– Тогда поужинаем? Открыт для предложений.
Я мнусь, но, опустив глаза, продолжаю.
– Холодильник забит, полдня готовила.
Это правда, я еще салат из индейки по рецепту Джейми Оливера сообразила. Слишком много в распоряжении оказалось времени.
Жаров притормаживает на светофоре. Вижу боковым зрением, что смотрит на меня. Испытывает.
– Рита, ты можешь сказать прямо.
– О чем? – нахмурившись, спрашиваю.
– Ярик, я хочу домой и трахаться с тобой всю ночь, – опять кривляется, за что немедленно получает в плечо. – Ну правда, открой рот и скажи. К чему намеки все эти?
Мне не нравится его поучительный тон. Мне не нравится реакция моего тела на слово «трахаться», такие выражения раньше не часто бывали в моей лексиконе. Я отворачиваюсь к окну, а ощущение, что проиграла в каком-то неравном бою. Это ведь стихия Жарова, я ничего об этой стороне жизни не знаю. Я только учусь, а он даже скидку не делает.
– Если ты обиделась, то зря. Я хочу залезть к тебе под юбку с того момента, как оттуда вылез.
Прыскаю от смеха. Искренне и не сдерживаясь.
– Ты такой дурак! – хохочу я, надрывая живот.
С ним столько эмоций «в первый раз». Я и правда другая с ним. Может, это не так уж и плохо?
– Не уверена насчет всей ночи, – тихо бормочу, – но я очень хотела бы заняться с тобой любовью. Трезвой, – добавляю вдогонку, потому что сама смущаюсь от слова на «л» в таком тесном пространстве.
Ярик слишком долго молчит, а я слишком трушу, чтобы на него посмотреть. Мы доезжаем в тишине до самого дома, вместе выбираемся из машины, вместе переступаем порог. А когда дверь захлопывается, я вздрагиваю, потому как чувствую теплое дыхание на шее и осознаю, что мы во всем доме действительно, совершенно, тотально одни.
– Любовью? – наконец тихо произносит Ярик, хотя шептать нет никакой надобности. – Будет тебе «любовью».
Глава 22
Call Me Karizma – Nails
Любовь… Можно ли заниматься ею без чувств? И что означает этот долгий, пронизывающий до костей взгляд Ярика? Обещание? Предупреждение? Я очень хочу знать, но боюсь шевельнуться. Сейчас при свете, пусть даже неярком, его глаза не кажутся темными, не страшат. Сейчас я вижу в них целую палитру оттенков – зеленый, золотой, оливковый. Дыхание перехватывает.
Жаров меня испытывает, нет сомнений. А я выдерживаю его взгляд. Вчера все происходило на эмоциях, спонтанно и неожиданно, как цунами, что сносит любые преграды и сопротивление на пути. Вчера некогда было думать, так все идет или нет, но то, что происходит сейчас, кажется таким правильным.
Медленный, маленький шажок вперед. Его рука идеально ложится на изгиб талии, мою ладонь приятно покалывает короткая щетина. У Ярика ямочки от улыбки появляются на щеках, и родинка, чертова родинка становится только заметнее! Под взглядом Жарова коленки дрожат, и мы почти падаем навстречу друг другу.
Этот поцелуй иной. Он терпкий, как мерло. Глубокий, чувственный. И при всем убийственно нежный. В голове крутится старая-добрая мелодия – «Killing me softly». Губы Ярика убивают меня прежнюю клеточка за клеточкой. После такого я никогда больше не буду той Ритой – наивной и неискушенной.
Жаров ведет руками вверх, обнимает лицо, и наши языки встречаются, а я тянусь ближе к нему, чтобы кожа к коже. Его тяжелые ладони спускаются по моей фигуре вместе с платьем, оставляют меня полураздетой. Я слышу глубокий вдох, пробирающий до дрожи, вижу, как расширяются зрачки напротив. Чувствую, я все чувствую. Это не может быть просто так.
– Вчера ты не кончила? – вопрос застает врасплох.
Честно? Мне становится стыдно, потому что не помню. Помню, как было запредельно хорошо, как мы целовались, как Ярик рычал буквой «р» в моем имени, а потом… потом провал. Тотальная пустота.
– Сегодня исправим это, – Жаров продолжает и без моего ответа.
Я вскрикиваю, когда ноги теряют опору и я оказываюсь в тесных объятиях. Эх, к тому, что тебя носят на руках, легко привыкнуть. То, что я прикипаю, сильно пугает меня, но я стараюсь не думать. Все потом. Ярик поднимается со мной наверх, и мы оказываемся в его комнате – вот, что должно волновать.
Касаюсь пальчиками холодного пола – здесь нет ковролина, только паркетная доска. Оглядываюсь с наверняка дурной улыбкой: кровать заправлена, ни одной лишней вещи, что лежат не на месте, даже чемодан спрятан в проеме между столом и шкафом. Говорила же – чистюля и педант.
Горячие губы на плече отвлекают от земных мыслей, уносят далеко за пределы комнаты. Ярик кладет ладонь на мой голый живот и резко прижимает к себе, а я, взвизгнув, ощущаю то, что упирается в спину. Жаров медленно обводит сережку в пупке, и я точно слышу ухмылку где-то в шее и волосах. Затем он играет зубами с гвоздиками в ухе, стучит по ним, облизывает, пальцы бесстыдно впиваются в грудь. Я не контролирую себя – удерживаю его за шею, не позволяя оторваться от меня до тех пор, пока загребущие руки не лезут в трусики.
– Подожди, – выдаю хриплое и оборачиваюсь.