– Куда она ехать собралась? Адрес говори! – перебиваю.
– Орать необязательно!
– Адрес! – окончательно срываюсь с катушек. Пытаюсь взять себя в руки, но меня слишком сильно напрягает догадка.
Что, если она решит действовать, не поговорив со мной? Что, если я своим уходом все уничтожил?
Шок сходит на нет, теперь я готов действовать. Главное успеть, главное не опоздать. Она же не натворит дел за два часа?
– Не пугай меня. Она же не сделает ничего плохого? – с опаской спрашивает Мила.
– Понятия не имею. – Молю, чтобы нет.
– Советская, тридцать пять.
– Спасибо, – благодарю почти мертвым голосом и все оставшиеся пятьдесят минут просто надеюсь, что окажусь не прав.
Я толком и не помню, как добираемся до места, знаю, что еле ползем из-за пробок. Поэтому, когда такси тормозит перед женской клиникой с говорящей вывеской и водитель желает удачи в спину, я уже лечу внутрь и с ходу ставлю всех на уши. Никто не понимает, что мне надо, но я повторяю, как заведенный: Рита Кукушкина, где Рита Кукушкина? Что непонятного?
Как раз когда уже готов психануть, меня вдруг на инстинктах разворачивает на сто восемьдесят прямо к лестнице, по которой спускается птичка.
Боже, здесь! Она здесь – я и не надеялся.
Рита ловит мой взгляд, округляет глаза. Я в ту же секунду взлетаю по ступеням наверх, сжимаю ее плечи, смотрю. Не могу перестать гадать…
– Что ты сделала? – спрашиваю слишком спокойно для того хаоса, который бушует в груди. Мое спокойствие обманчиво, потому что душа рвется на части. – Рита, не молчи. Ты можешь сказать, что с тобой? – пытаюсь говорить нежнее, но в голосе одна сталь, ведь если она все решила за нас двоих, я…
– Я точно беременна. На сто процентов, – выдает, протягивая какую-то бумажку. – Я не знаю, что означают все эти цифры, я не знаю, как расшифровывается это дурацкое ХГЧ, но врач… она сказала, что я беременна. Четыре-пять акушерских недель. И еще я очень переживала, что пила ром, но это ничего, Ярик. Врач…
Я обнимаю Риту. Затыкаю, крепко прижав к себе. Мою прекрасную девочку, самую лучшую на всем белом свете. Я благодарю всех богов, которые существуют и нет. Потому что все хорошо, и это простое «хорошо» затмевает эйфорию прошлых побед и достижений.
Гул аплодисментов настигает нас, когда я целую птичку. Девушки на ресепшене, клиенты – все хлопают и смеются. Представляю, как мы со стороны смотримся – целую драму разыграли.
– Пойдем, – зову Риту. Хочу спрятать ее ото всех.
А когда выходим, вижу, что таксист до сих пор стоит на парковке перед клиникой. Стоит, курит с моим чемоданом рядом. Ухмыляется, заметив нас. Если бы сейчас не увидел его, даже не вспомнил о вещах.
– Мила звонит, – Рита замедляет шаг, отвечает: – Привет, да, все хорошо. Ага, потом расскажу. Жаров? – Она вдруг стреляет в меня голубыми глазами. – Да, он со мной. Ладно, пока. Обязательно.
Завершает вызов, не смотрит в мою сторону. Выглядит, если честно, напуганной какой-то, меня это не устраивает.
– Рит, – зову, но она продолжает ковырять носком туфель пол. – Глянь на меня.
Конечно, так она и послушалась. Приподнимаю пальцами ее подбородок и замечаю слезы, которые пытается спрятать. Кусает губы, а у самой грудь на километр вздымается.
– Рита, птичка моя. Знаю, мы все это не планировали, мы вообще ни хрена не планировали. Знаю, что все через жопу, но… Рит, я ведь уже и забыл, что значит настоящая семья, нормальная. А я хочу ее – нормальную семью. И я обещаю, что она у нас с тобой будет.
У меня глаза печет, но я держусь из последних сил.
– Если ты только из-за ребенка, – шепчет, облизывает губы, – не надо этого всего.
Я закатываю голову и смеюсь, потому что мы с ней оба сказочные идиоты.
– Да люблю я тебя, Рит. Люб-лю!
– О, – вот и весь ответ. Но на сейчас сойдет.
Глава 31
Рита
Julia Michaels — Heaven
Я до сих пор не могу поверить, что Ярослав «Шуга» Жаров любит меня, а он повторил уже дважды. И теперь, пока мы возвращаемся домой, доказывает сей факт поцелуями на заднем сидении такси.
Только оказываемся на месте, Ярик закрывает дверь, бросает чемодан с вещами прямо на входе. Он тянет наверх, и мы проносимся мимо удивленной Анны, которая застывает со сковородой и прихваткой в руках. Но я лишь крепче сжимаю ладонь Жарова, улыбаюсь и больше ничего не боюсь. От этой любви я готова прямо сейчас взлететь до самого Марса на зависть Илону Маску.
Когда спотыкаюсь на верхней ступени, Ярик меня ловит. Протаскивает над полом, прихватив под мышки, и через пару мгновений я оказываюсь прижата к стене. Пальцами нащупываю дверную ручку, потому что Жаров все это время не перестает меня целовать. Как только шагаем внутрь, Ярик намеренно подталкивает к кровати. Он подводит к изголовью, замедляет жадные касания губ, и шея тотчас покрывается мурашками.
– А тебе можно? – слышу робкое и такое непохожее ни на что прежде. Заботливое, мягкое.
– Д-да, наверное, – снова заикаюсь, начинаю бормотать сбивчиво: – Не помню ничего, что говорили. Я была так напугана, все как в тумане.
Ярик нежно целует меня в лоб, трется носом о мой в знак поддержки. Без слов доказывает, что со мной, рядом.
– Сможешь быть осторожным? – тихо, на грани шепота произношу.
Жаров ухмыляется по-свойски.
– Будет сложно, но постараюсь.
И только я закатываю глаза, как он подхватывает на руки и, крутанувшись, падает на спину вместе со мной.
От одежды мы избавляемся быстро, но дальше не спешим. Ярик выводит круги и узоры на груди – пальцами, языком, губами. Он нависает сверху, держится на вытянутых руках и впитывает взглядом всю меня – миллиметр за миллиметром. Ложится рядом на бок, я льну к нему. Его ладони блуждают по плечам, спине, возбуждают, спускаются ниже. И очень внезапно одна замирает на животе. Совершенно плоском животе. Я прочла, что в это время ребенок похож на маковое зернышко и весит не больше грамма. Это невероятно.
На самом деле, сейчас я пока даже не могу сказать, что чувствую какие-то изменения в себе. Если бы не сбой цикла, я бы и не подумала. Зато теперь могу поклясться на Библии, как делают в американском суде, что ощущаю потоки тепла от пальцев Жарова – там, где он касается, покалывает кожу. Это какая-то особенная связь, которую невозможно отрицать.
– Вы будете самыми счастливыми, я обещаю. В лепешку расшибусь, но вы не будете нуждаться ни в чем.
– Брось ты, – смущаюсь от напора, – не это главное.
– А что тогда? – Ярик усмехается невесело. – Все в этом мире зависит от количества денег в кармане.
– Просто будь рядом, – прошу самое сокровенное, – есть вещи, желания, которые не купишь за деньги. Например, чтобы твоя мама была жива.
Ярик нервно сглатывает, смотрит как-то настороженно, почти не дышит.
– Конечно я всегда мечтал об этом. Только сейчас понимаю… Мысль жуткая, но если бы… если бы она была жива, я не встретил тебя.
От его признания у меня мурашки по коже.
– Тогда бы пришлось набраться смелости и подойти к тебе в школе.
– Птичка, я бы в любом случае не устоял.
– Я так сильно люблю тебя, – шепчу со слезами на глазах. Не знаю, из-за двух полосок я стала размазней или просто Ярик на меня так действует.
Бам! Язык врывается в мой рот. Поцелуй тягучий, но глубокий, требовательный, присваивающий. Жаров будто без слов отвечает мне, что он тоже, что любит, и доказывает, как сильно. Его губы кусают, обжигают то грудь, то ребра. Я только и делаю, что мечусь по кровати, выгибаюсь и бормочу, как «хочу, хочу, хочу».
– Иди ко мне, – прошу хрипло, потому что терпение уже на исходе. Я даже не прошу, а требую – с Яриком все по-другому, я становлюсь другой.
Жаров тоже ведет себя иначе. Уступает, когда особенно нужно, хоть и остается властелином кубиков. Он – самый красивый парень из всех, кого я только встречала! Разве могла я представить, что все сложится так, когда страдала от первой и, казалось бы, неразделенной любви? А теперь я знаю, что первая любовь может быть бесконечной, как Вселенная, и мощной, как многовековые льды. Она может быть взаимной. Может радовать, давать сил. Она может даже подарить жизнь.
Ярик проникает медленно, не спеша, но очень глубоко. С протяжным вздохом. Я вжимаюсь бедрами, впиваюсь пальцами в кожу. Проваливаюсь в густоту темных глаз. Они так смотрят, что забываю моргать.
Плавно во мне, крепко за талию. Разворот, вскрик. Теперь я сверху, а Ярик тянется ближе, ласкает шею и грудь, кусает за подбородок. Он нежен там, но в остальном не щадит. Стискивает бока, помогает двигаться вверх, а после вниз до самого конца. И еще раз, и еще.
Я крепко держусь за его шею. Мы будто танцуем медленный танец, сплетаемся, чтобы стать одним целым. Он – моя половинка. Теперь я точно знаю. Без него вся жизнь тупо вполсилы.
Когда спустя сотни и сотни мгновений, Ярик жмурится сильнее, начинает дышать рвано, я и сама запрокидываю голову назад. Мы оба стонем.
– Птичка моя, – звучит вместо предупреждения, а после мы падаем на кровать. Крепко обнимаемся, но все равно целуемся лениво.
Между ног липко и так чувствительно все, что я хохочу, когда Ярик пытается меня погладить.
– Что делать, если я снова тебя хочу? – рычит на ухо и кусает там же.
– Может, заняться сексом? – отвечаю голосом роковой соблазнительницы и громко смеюсь.
– Сексом? – Ярик прихватывает зубами кожу на шее и закидывает на себя мою ногу. – Или любовью?
– Нет, сейчас я определенно хочу «Бога секса».
– Зараза. – Ярик целует снова, будто это жизненная необходимость. – В душ пошли. Надеюсь, сегодня нам удастся поговорить.
Я смотрю на его крепкую удаляющуюся задницу и улыбаюсь. Может, и удастся, но я не уверена в этом.
Ярик
Я спускаюсь на первый этаж и, лишь заметив включенные светильники, понимаю, что на улице уже стемнело. Это сколько времени мы с Риткой не отлипали друг от друга? Я и сейчас еле заставил себе метнуться за чем-то съедобным, иначе и правда сожрал бы ее.