Как я растолкую Миле, что до сих пор чувствую вину перед Яриком? За то, что, по сути, отобрала у него отца? Ведь, несмотря на их напряженные отношения, они как-то ладили до того… случая. Я не могу спокойно жить с этими мыслями, поэтому стараюсь не брать больше, чем нужно, чтобы удовлетворить основные по Маслоу потребности. Париж – уже вольность сверх нормы, с этим мне придется разбираться самой.
В конце концов наш диалог разбивает Богдан, который заваливается на одну с Милой подушку и отбирает у той кальян со словами «ты же бросила». Тотчас между ними завязывается любимая игра в стиле «выбеси другого». Милованов щелкает по носу свою «принцессу», как он вечно зовет ее, пока я стыдливо отвожу глаза – всегда смущаюсь подглядывать за чужими нежностями. Судорожно кручу головой, но Сережу не нахожу: видимо, тоже проиграл, потому что у стола остались лишь странный парень Илья и, к моему удивлению, Ярик.
Чтобы не чувствовать себя лишним колесом рядом с Миловановыми, встаю, подхватываю бокал с коктейлем на дне и подхожу ближе. Подпираю колонну, что держит навес, и будто бы с умным видом наблюдаю за игрой. Как назло, она через два удара завершается победой Ильи. С дурными криками восторга и деньгами на то самое пиво он исчезает в направлении бара, а мы с Жаровым остаемся стоять друг напротив друга.
Я перебираю в голове заготовленные колючие фразы, но по итогу не выдаю ничего остроумного.
– Тебе не пора? – бурчу.
И пожалела бы, что веду себя так грубо, если бы Жаров хоть раз меня не обыграл. Он просто ставит кий на пол и опирается на стол – его локоть задевает мою руку, по которой сию минуту проносится целый табор мурашек.
– Тебе не говорили, что раздражение – признак неудовлетворенной женщины? Гопник плохо справляется? Или член у него такой же крохотный, как мозг?
– Какой же ты придурок! – рычу сквозь зубы и брыкаюсь, хоть он и не трогает, лишь наклоняется ниже.
– Меня заводит, когда ты бесишься, – выдает контрольный, и моя уверенность, которая шатко-валко держала оборону, замертво валится на землю.
Его взгляд, сопровождающий шепот, заставляет тело дрожать – от смущения, страха и… предвкушения?
Ярик смотрит на мой рот, не делая попыток приблизиться. Я – облизываю губы, потому что в голове уже лежу под ним прямо здесь, на зеленом сукне. Черт! Краснею от смущения, теряюсь. Только хлопаю глазами и без смысла двигаю губами, когда спасает чудо.
Сначала непонятный шум, затем крики, что отбрасывают нас далеко друг от друга хотя бы мысленно. Понимаю, что происходит, лишь когда Богдан подрывается с места и спешит в самую гущу событий. Там я замечаю Сережу, что машет кулаками в толпе, и бросаюсь вперед.
************
* Полунин Сергей – российский артист балета
** Мила и Богдан – герои книги "Бей в самое сердце"
Глава 10
BRANYA & MACAN – Пополам
Я будто в замедленной съемке вижу, как Сережин кулак врезается в лицо тощего парня с забитыми руками. Ничего не слышу, точно уши заложило: Сережа беззвучно открывает рот в ответ на оплеуху Милованова. Затем Богдан уводит его в сторону, а парень с кровоточащим носом закидывает голову назад. Я никогда не видела драки вживую, все происходит словно не со мной. Мне кажется или я правда чувствую тяжелый металлический запах? В голове раздается щелчок, и только после мир взрывается громкими звуками.
– Он мне косяк предложил в туалете, а потом в штаны полез! Пусть этот педик валит, пока я его не размазал! – извергает откровенную ненависть Сережа. И немножко пугает.
Я не знакома с этой его стороной, он сам на себя не похож: раздутые, как у бешеного быка, ноздри, почти лопающиеся вены на висках и взгляд… Как добрый и чуткий Сережа может быть таким злым?
– Успокойся, Годзилла, ему и так от тебя досталось, – сдерживает друга Богдан, пока вокруг нас собирается целая толпа.
Парень, которому подают салфетки, совсем молодой и весь тонкий такой. Как на него вообще рука поднялась?
– Насиловать тебя, красавчик, никто не собирался, страна-то свободная. И «нет» я нормально понимаю, – дерзит тот.
Понятно, язык кое у кого длинный, из-за него весь организм страдает. Как раз когда я отмираю, к нему подбегают друзья шире в плечах.
– Что опять, малой? Тебя вообще ни на минуту оставить нельзя?
– Да он сам прибалдел, когда я…
– Я тебя урою! – Сережа пытается дотянуться через Богдана до пацана, которого закрывает собой старший брат, если я правильно поняла из короткого разговора. Они похожи, хоть и в разных весовых категориях.
– Сильно смелый, когда с доходягами нужно махаться, да? – вступается за парнишку.
– Рэм, сам ты доходяга.
– А ты вообще заткнись! – рявкает на него, а затем вновь поворачивается к Сереже. – Сейчас мы поедем снимать побои. Прощаться не будем – встретимся в суде.
И от его тона – холодного, угрожающего – становится не по себе. Я даже голову в плечи вжимаю. Смотрю на Сережу, у того губа дергается, с Богданом шепчется о чем-то. Пацану лед к носу прикладывают, братья тихо ругаются между собой.
– Ну и куда ты полез? У громилы на лбу написано, что тупой натурал.
– Ой, знаешь, сколько таких натуралов меня да по самые…
– Ты рот закроешь или нет? Задолбался за тебя разгребать.
– Слушайте, парни, – вмешивается Милованов, явно намереваясь свернуть на мировую.
– Я уже сказал! В суде мы вас с удовольствием послушаем! – прилетает ответ.
– Эй! – Ярик появляется так же неожиданно, как снег в мае.
Он вклинивается между враждующими сторонами, а я наконец выдыхаю. Просто потому что он рядом. Жаров обязательно все…
– Шуга? Да ладно? – удивленно восклицает тот самый Рэм. – Где бы мы еще встретились!
– Да уж, мир чертовски тесен.
Они жмут руки, а потом обнимаются и хлопают друг друга по спине.
– Ты какими судьбами здесь? Я думал, на постоянке в Штатах обосновался.
– Дела есть, – без конкретики отвечает Жаров, а после кивает в сторону. – Малой опять чудит?
Ярик треплет пацана за волосы, как щенка, а тот чуть ли не влюбленными глазами в ответ смотрит. Напряжение вроде бы сходит на нет, но я все еще настороже. Как и Жаров, что без тени улыбки, которая сияла на лице секунду назад, говорит Богдану увести Сережу. Мила трогает мою ладонь, но я качаю головой вместо «нет».
Зачем осталась? Почему не уйду? Какой от меня толк?
Эти и другие вопросы мигом стираются из мыслей, когда на горизонте появляется охрана. Главное – вовремя, что уж там.
Ярик и его знакомый говорят с ними уже спокойно, объясняют, что конфликт исчерпан, еще спорят, на чье имя бой посуды записать – там, оказывается, разбили что-то? После Рэм – или Рома, как оказывается – вручает младшему с опухшим носом ключи и отправляет ждать в машину, бросив вдогонку, чтобы педали не трогал. Я бы на месте старшего к автомобилю такого брата не подпустила, но дело не мое.
– Пригласил бы за стол с нами посидеть, да, видимо, придется малому нос вправлять. Чтоб ты понимал, это уже не впервой. – Вздыхает устало.
– В следующий раз. У меня тренировка рано утром. Парни предложили в среду товарищеский матч сыграть, тряхнуть стариной. Присоединяйся, кстати, если надумаешь, и малого можешь взять, у нас голкипера нет.
– Ой, я тебя умоляю! У него уже год как тусовки вместо спорта. Так что тылы ваши с ним вряд ли будут защищены.
Ярик смеется звонко, от этих звуков что-то приятно вибрирует в груди. Теряюсь снова, ощущения странные, будто растекаюсь, как подтаявшее желе. Вздрагиваю, когда Жаров вдруг подходит ко мне, хватает за локоть без предисловий и утягивает за собой.
Лишь на улице понимаю, насколько тот напряжен: не руки – стальные канаты, на которые я разве что слюну не пускаю. Перебираю ногами, чтобы поспеть за ним. Пьяный мозг работает избирательно, он совсем стирает неприятную драку и Сережу, зато кидает на повтор Жарова – его смех, уверенный твердый голос, дурацкую кожаную куртку, которая не скрывает, а только подчеркивает рельефные мышцы.
Ладно, надеюсь, протрезвею – пройдет.
– А кто это был? – спрашиваю уже в машине, поймав себя на мысли, что не видела Ярика пьющим сегодня.
– Так, – нехотя отвечает, – пересекались в Штатах пару раз.
Я киваю, а затем, окутанная теплом и приятным цитрусовым ароматом, просто… отключаюсь. Это все алкоголь, я до сих пор не в ладах с ним.
– Просыпайся, красавица.
Веки пудовые, шею ломит, во рту сухо, как в долинах Мак-Мердо*. Вот вроде бы всего-то пару – ну ладно, чуточку больше – коктейлей, а чувствую себя разбитой. И все же первая мысль, которая меня посещает, когда открываю глаза – Ярик совсем не похож на Чудовище. В том коротком сне, что успел случиться, пока я сопела в машине, мы танцевали вместе. Жаров был, черт его дери, Принцем! А вот вторая мысль заставляет резко выпрямиться, отстегнуть ремень, который вроде бы не пристегивала, и выскочить из машины.
Хотя далеко убежать не получается: «мерседес» припаркован во дворе, до крыльца пару шагов, а дверь за мной так и не захлопывается, потому что Ярик следует по пятам через кухню, по лестнице наверх. Но на втором этаже мы вдвоем, не сговариваясь, вдруг замедляем шаг. Я останавливаюсь у двери, чтобы сказать спасибо, только выходит как-то криво.
– За то… ну, что помог ребятам. Они хорошие, просто…
– Брось, ты не должна извиняться за других, – говорит строго. – К тому же это была моя личная инициатива. Я привык квотребекить.
– Чего?
– Ну, типа, брать все в свои руки.
Он ослепляет улыбкой в полутьме, а мне снова хочется возмутиться: я два года носила брекеты, и то зубы не такие ровные, как у него, блин!
Повисает неловкое молчание. Точнее, это для меня неловкое, Ярик, ничуть не смущаясь, буравит взглядом.
– Можно задать один вопрос? – срывается с губ, которые я тотчас кусаю.
Что тебе от меня нужно? – хочу добиться ответа с первой минуты, как он прилип ко мне. Вроде бы споры в школе остались, мстить я не буду, а играть со мной… разве я его поля ягода? Раздолье-то большое, можно найти кукол и поинтереснее.