У подножия собора Святого Сердца в шумной толпе продавцов сувениров, туристов и карманников я застываю с прижатой к груди тряпичной красной лошадкой.
– Май вайф арбайт ит! Дора! Муттер оф эйт киндер. Бай! – на дикой смеси английского, немецкого и французского стал горячо убеждать меня купить лошадку всклокоченный сенегалец с губами саксофониста Роланда Кёрка, дудевшего на трех саксофонах сразу, легко подыгрывая себе носом на флейте, подвязанной к плечу.
По виду этот парень только что из джунглей, но стоило зазвонить колоколам на храме Сакре-Кёр, он истово перекрестился, после чего без всякого зазрения совести потребовал за лошадку из пары детских красных колготок, изношенных кучей их с Дорой детей, сотню франков.
– Что?! – вскричал Лёня. – Отдай ему его лошадку и пошли. Дурят нашего брата, – негодовал он, – вон сидит мужик, за десять франков он тебе на рисовом зернышке напишет “Марина” и положит в баночку… Мы тоже можем в России всё это сделать! Просто не хотим…
– Квасной патриотизм? – говорю, не выпуская из рук лошадку.
– Почему? – рокочет Лёня. – Просто не надо путать истинные ценности с яркими заграничными побрякушками!
– Мадам, месье, – сказал наш чернейший из сенегальцев, – обратите внимание: хвост и грива из настоящего конского волоса…
Мы замолкаем. Красная лошадка, сшитая “на живую” черными нитками, неказистая, скособоченная, очерченные грубой ниткой глазницы без зрачка, вся ее амуниция, скрученная из пеньковой веревки, конский хвост натуральный, сплетенная грива – это какое-то вечное искусство, напоминающее искусство кроманьонца. Когда еще не разделились люди по культурам, три тысячи лет назад в такие лошадки играли дети. Откуда она? Из Сенегала? Из Японии? С Тибета? Из России? От этой лошадки веяло бесконечностью.
– Пятьдесят, – говорит Лёня.
– Восемьдесят, – твердо сказал продавец.
Сам Лёня, я уверена, еще не знал, как он поступит. А красная лошадка уже знала, что она моя. И что мы снимем документальный фильм, который так и назовем “Красная лошадка”.
Да, она неказистая, эта лошадка, я говорю там, в фильме, если взглянуть на нее глазами нормальных, уважающих себя лошадей, зато у нее хвост и грива – из настоящего конского волоса. Именно она поможет нам встретиться с теми, с кем мы довольно редко встречаемся в обычной жизни – героями нашего фильма станут умственно отсталые люди из общины “Вера и Свет”.
Община появилась тут, во Франции, в городе Лурде с легкой руки великого защитника умственно отсталых людей Жана Ванье, такого же потрясающего француза, как наша Клоди Файен или человек-амфибия Жак-Ив Кусто.
Жан сказал: “Община – это приятие человека таким, как он есть. Тех, кого общество считает не имеющими ценности людьми, мы считаем драгоценными для жизни и для Земли”.
Его золотые слова разнеслись по всей планете.
И на красной лошадке с Монмартра я прискакала в гости к герою нашего фильма Саше по прозвищу Саша Нежный (это в общине его так прозвали) – человеку с таинственнейшим у нас на планете синдромом Дауна. Ему стукнуло двадцать пять, но в душе он, как Питер Пэн, навсегда остался ребенком.
Саша сразу поразил меня.
– Ах, Марина, – сказал он, – я давно о вас мечтал, я всю ночь не спал, я с вами с трех лет знаком, вы мне очень нравитесь…
Я была растрогана, смущена, обрадована. И очень удивлена, когда он подошел к оператору и сказал ему те же самые слова, полные искренней любви и неподдельной сердечности.
Саша Нежный, к тебе обращаюсь я сейчас, про тебя пою свою песню. Ты встретил меня словами “радость моя”, ты пел и аккомпанировал на гитаре, в тот день ты научил меня играть в шашки, и мы играли с тобой в шашки пять часов.
На съемках фильма “Красная лошадка” мы со всей общиной поехали на дачу. Прямо надо сказать – та еще компания! Слишком уж эти ребята много времени проводят дома. А тут они вместе в шортах и панамах катят в пригородной электричке, с ними родители, с ними друзья. Вот это было веселье! Народ в электричке просто вытаращил на нас глаза. Даже пальцами показывали. Обычное дело, многих это ранит – и детей, и родителей. А Саша Нежный улыбнулся и сказал:
– Смотри, как нас смотрят… Как на иностранных туристов!
В то лето Саша по личному приглашению Жана Ванье собирался во Францию. И он в нашем фильме показывает составленный им самостоятельно “Список вещей”, которые возьмет с собой в Париж:
Черные очки,
тапочки,
тельняшка,
карманный фонарик,
фломастеры…
В конце фильма Лёня усадил Сашу за стол, разложил бумагу, дал кисть, краски и поставил перед ним на подоконник лошадку с Монмартра. За окном ветер, дождь, листья волнуются на ветру, а мы видим, как из несуразной и скособоченной та превращается в статную с дивной гривой, могучим хвостом, огненно-красную – самую лучшую в мире лошадь.
Он так хорошо рисует, даже на обложке русского перевода книги “Ковчег” Жана Ванье напечатан Сашин рисунок: цветными карандашами сильной линией, которая свойственна ребенку или гению, Саша нарисовал большую лодку с хрупкими людьми в бушующем океане.
Об этом мы и сняли свою “Красную лошадку” – пронзительную, конечно, а всё-таки и радость там есть, и смех, и теплота. Многое в нем переплелось: одиночество, туманное будущее героев, и в то же время – маленькая надежда, какое-то доверие Существованию. Так что директор российского представительства английского благотворительного фонда Лена Янг, прибывшая к нам из далекого туманного Лондона, одержимая защитой сирых, оступившихся, тех, кто на птичьих правах и на плохом счету, не только субсидировала съемки, но и решила участвовать с этим фильмом в престижном московском фестивале журналистов “Золотой Гонг”.
Мы отдали кассету и стали ждать результатов. Стоит ли говорить, что я совершенно не надеялась на признание кинематографистов, народную славу или коммерческий успех, это был мой первый в жизни фильм, буквально каждый кадр которого вопиял о нашей неопытности.
И вдруг телефонный звонок:
– Марина Москвина? Ваш фильм “Красная лошадка” получил премию Всероссийского фестиваля “Золотой Гонг”. Вручение наград состоится тогда-то в Московском дворце молодежи. Куда за вами прислать машину?
– Да я сама приеду – на метро! – сказала я, опускаясь на табуретку, у меня от неожиданности подкосились ноги.
– Сколько вам оставить билетов? После торжественной части состоится фуршет для награжденных…
Буря чувств охватила меня, когда я положила трубку. Радость, ощущение сбывшейся мечты, чувство выполненной миссии на Земле, мысль, что я живу не зря, короче – гордость распирала меня, неведомое доселе достоинство, самоуважение, ей-богу, я даже начала опасаться за свой рассудок.
Когда я, ликуя, примчалась в “CAF”, Лена Янг сидела у себя в офисе, окруженная людьми из притесняемых слоев общества: представителями сексуальных и национальных меньшинств, многодетными матерями-одиночками, одаренными детьми, которые нуждаются в материальной поддержке, гениями всех видов и образцов.
– Мы получили премию! – крикнула я с порога.
– В чем она будет выражаться? – тут же спросила Лена, у которой не было сомнения, что наш выдающийся кинофильм привлечет внимание общественности.
– Откуда я знаю! – говорю. – Что б там ни было, я с фондом “CAF” делю премию пополам. Впрочем, нет! Я отдаю три четверти! Ведь благодаря вашей финансовой поддержке снято столь триумфальное кино.
В назначенный день мы с Леной Янг встретились во Дворце Молодежи. Ожидая церемонии награждения, в элегантных нарядах прогуливались в фойе звезды телеэкрана, лица, которые не сходят с обложек журналов, известные журналисты, фотографы, писатели, режиссеры, сценаристы… Вручать премии прибыл декан факультета журналистики Ясен Николаевич Засурский.
Мы с Леной тоже давай прогуливаться – она в длинном черном вечернем платье, переливающимся, с декольте. Плюс на груди бриллиантовое колье. Я – в элегантном костюме “тройка” – чем-то неуловимо смахивающая, как мне казалось, на актрису Франческу Гааль, танцующую танго в старом довоенном фильме “Петер”.
А все мои – муж, сын, родители, английский сеттер Лакки – прильнули к экрану телевизора: церемония награждения фестиваля “Золотой Гонг” должна была транслироваться по Первому каналу.
Мысленно я расписала всё как по нотам. Первое. Когда я выйду на сцену в лучах юпитеров и профессор Засурский – это ж мой декан! – станет вручать мне памятные подарки, я, как бы между делом, скажу:
“О боги! Сам Ясен Николаевич обратил на меня наконец-то свое внимание! Вот это награда!..”
Потом пережду смех в зале, аплодисменты и продолжу:
“Друзья! В этот волнующий момент позвольте мне поблагодарить мою маму, папу, мужа Лёню… Героя нашего фильма Сашу Нежного… Саша, привет! – я крикну, и помашу рукой перед объективом транслирующей телевизионной камеры. – Английское благотворительное общество и лично директора Лену Янг! А также отдельное спасибо вот этой маленькой красной лошадке (тут я достану ее и покажу публике), сшитую негритянкой Дорой в Сенегале, купленную в Париже на вершине холма Монмартр у ее мужа – моим за восемьдесят франков!”
Полный зал народу, шум, всеобщее волнение, прозвучал Гонг (Золотой), министр печати приветствует победителей фестиваля, и начинается вручение каких-то безумно дорогостоящих премий, типа ключей от новой квартиры в центре Москвы или автомобиль “Вольво”.
И чем дальше, тем всё более испытующе глядела на меня Лена, в конце концов, она не выдержала и спросила:
– А если тебе подарят квартиру?
– Продам, – я ответила, – а деньги разделим пополам.
Лена успокаивается, но через некоторое время буквально сам собой напрашивается вопрос:
– А если машину?
– Мы сядем с тобой и поедем, куда глаза глядят.
– А стиральную машину?..
– То я открою прачечную при вашем благотворительном фонде!
Всё это вручали модные фирмы известным телеведущим, директорам и продюсерам каналов. Отменные подарки получили обозреватели популярных журналов и газет… Выдающимся журналистам с Камчатки и Сахалина преподнесли специальный приз – “Золотое Перо” из чистого золота.