— Ну кто б сомневался, — дружеская подначка от Рэя.
— Не томи уже, — топнула ножкой Массакре.
— Сами цветники, — с понурым видом озвучила мысль глава Ненависти. — Они же бордели. Куда в итоге определяют рабов.
— Думаешь расспросить девушек? — Рюк всем видом выражал сомнение. — Ты же понимаешь, что со мной сделает любимая, если узнает, что я был в таком месте? — жест «ножнички» на уровне чуть ниже талии не предполагает разночтений. — Независимо от причин.
— За тебя убивашка всё сделает, — фыркнула малая. — Ему не впервой.
— Не впервой — что? — с выпученными глазами спросил Спиритус, глядя почему-то в область живота Рэя.
— По борделям шляться, конечно же, — захихикала Маська. — Помнишь Сладкую Паприку? Как в тот раз ушатенькая говорила? Штучки там слишком острые?
— Или со стручком проблемы, — поддержала смехом общее воспоминание Хэйт. — Его тогда вытурили из заведения. На самом деле я не только девушек хотела бы расспросить. У мальчишек тоже есть голоса. Рюку мы дадим освобождение по уважительной причине. Пусть сходит куда-нибудь, мобиков поковыряет. Или потренируется. А мы разделимся и посетим Багровую Лилию и Лунный Ирис. Эти два названия несколько раз упоминались уже разными неписями. Именно в разговорах о работорговцах.
— Точно, дух говорил, помните, когда мы призрачной девочке помогали? — Монк включился в обсуждение; тема детей и детских печалей его явно трогала. — Кошечку искали… Носик-пуговка. Тропой из камушков шли от места ее смерти к камере, где горевала мама…
— Радости не-жизни, мелочи не-жизни, — подхватил Рэй. — Забудешь такое.
— Самый жуткий квест, какой мне только встречался в игре с самого старта, — признался Спиритус. — Гниль с Хворью и близко не перебили то ощущение жути и безысходности. Зато и радости, когда мы для погибших дело всей не-жизни сделали было больше, чем когда-либо.
— Всё так, — кивнул светлый эльф. — Одно упоминание: намек. Два — уже указание.
— Второй раз про эти цветники говорил дознаватель Ордена Балеона, — подкинула дровишек Хэйт.
— Тем более, — Кен еще раз мотнул головой, увереннее и глубже. — Я поддерживаю предложение главы. Эти два места надо проверить.
— Ой, глядите, кто заговорил о походе в бордель, — Барби не могла оставить без внимания такое — при ней-то при живой. — Али тебе тут не сладко? Коли нектара с чужих тычинок надумал испить. Или даже пестиком своим пошерудить.
— Мохнатый шмель на душистый хмель… — Вал тронул струны и «мурлыкнул» строчку из смутно знакомой Хэйт песни.
— Подруга, ты должна понимать, — Рэй хлопнул орчанку по плечу. — Ради дела надо. Сложные, непосильные задачи решать. Умом! Не бей меня, я про ум! Мозги, не пестики, применять он там будет!
— Эта младшая тоже думала о визите в Лунный Ирис, — огорошила всех Хель. — В Ирисе бывают посетители обоих полов. Девушка может появиться там, и это не станет подозрительным.
— Багровую Лилию тоже надо проверить, — дополнил заявление демоницы Монк. — Сестра той эльфийки — младшая. Эльфийки взрослеют медленнее людей. Куда ее Гултак дел? Среди заключенных и призраков горы Отчаяния эльфиек не было. Вероятность того, что сестра Ильсилль в Лилии ничтожна. Но стоит убедиться.
— Монк, скажи, Вершители видят призраков? — спросила Хэйт. — Малую мы заберем с собой, а вам бы тоже желательно иметь в группе того, кто может заметить и разговорить духа.
Если этот особый класс способен на изгнание неупокоенного, то и замечать должен.
— Вершитель видит мертвых так же ясно, как живых, — Монк оправдал надежды кланлидера. — Но не ловушки, механизмы или скрытые полости. Только духов.
— Разъяснений бы, — попросил Рэй.
— Не думаю, что живые рабы с радостью завалят нас сведениями, — глава Ненависти покачала головой. — Страх перед хозяевами. Мы — никто им, люди с улицы. С чего бы им откровенничать?
— А мертвым нечего терять, — Вал, кажется, вспомнил, как они втроем разговорили дух матери музыканта.
— План не детальный, но дельный, — высказал Кен.
Так Ненависть отправилась в бордель. Даже два: Рэй, Монк, Кен, Спиритус были засланы в Дорану. Там располагалась Багровая Лилия. Рюка отпустили с миром. Потому как его участие в спорном мероприятии погоды бы не сделало, а риск — существенен.
Хэйт, Мася, Барби, а также Хель с Валом двинулись в Ла Бьен. Вала Хель не отпустила с другими парнями. И назвала аж две причины: бард выглядит достаточно изящно, чтобы его приход в Лунный Ирис никого не смутил; он нужен танцовщице там. Зачем?
«Увидите», — пленительно улыбнулась демоница.
Барби попыталась отвертеться: в жемчужину Янтарного Взморья добираться решили аэроэкспрессом. И для бабы-танка, ввиду габаритов, место выделялось в лапах Шерри. С учетом боязни высоты…
Хель отвела в сторонку зеленокожую, пошушукалась с нею немножко. И — фокус удался — Барби над верхушками деревьев. С криками и другими, трудноопределимыми звуками.
Шерри приземлилась аккурат перед входом в нужный «цветник». Пригвоздила лапой к тротуару дроу из Прайда. Возможно, если бы на полуголого (ремни на торсе не в счет) красавчика с вражеской меткой над головой не обратили внимание пассажирки, исход был бы иным.
— Ах, какой лев этот тигр, — Барби даже орать перестала при виде темно-пепельного мускулистого туловища.
Они уже шли на снижение, и страх высоты уже не довлел над орчанкой.
— Верно говорить: лев, — не поняла шутки Хель. — Прайд — это семейство львов.
— Ах, какой тигр этот лев! — мгновенно «переобулась» на лету баба-страж.
— Лев, тигр, котенька — враг, — непримиримо буркнула Мася.
— Мелочь дело говорит, — поддержала подругу Хэйт.
Не будь этих слов, Шерри могла и сдержаться. Но — не свезло одному дроу. Случается.
А так, с чисто эстетической точки зрения, художница оценила телосложение, сгенеренное этим персонажем. Не перебор с мышечной массой, все в гармонии. На темноухого (до того, как тело истаяло) глядеть было приятнее, чем на статую мальчика в фонтане.
Фонтан перед входом украшала фигура мальчика лет десяти. Изваяние держало в руках вазу с цветами (ирисами, очевидно), и прямо из бутонов лились струи воды. Вихрастый большеглазый мальчишечка а-ля купидон кого-то, может, и привлекал, но Хэйт осталась равнодушна. Таких купидончиков на скульптурном отделении каждый второй ваяет — еще и лучше, чем здешний.
За то, что львиный клан на них устроит охоту прямо в стенах заведения, Хэйт не опасалась. «Цветник» держат не официальные власти (хотя наверняка отчисляется им доля), а очень серьезные люди. И очень недружелюбные к тем, кто хочет нанести ущерб их собственности.
Драка в борделе без того, чтобы что-то сломать — это сложно осуществить. А уж полноценный бой… Плюс концентрация народа. Даже у входа крутились миловидные юноши. На тех «залипали» прохожие местные (а может, и игроки тоже).
Время от времени кто-то огибал фонтан со статуей, проходил между рядами алебастровых колонн, покрытых серебряным цветочным узором, и оказывался в царстве цветов и разврата. Туда же проследовала и часть Ненависти. Самая красивая, плюс Вал.
С улицы гости попадали в затененное помещение, обильно украшенное серебром. Серебро на стенах, статуэтки и вазы из серебра, серебряные светильники… Другие цвета: дымчато-серый и белый жемчуг.
Во всех вазах — ирисы. Лунные: три верхних поднятых лепестка как серебряный мокрый шелк, три нижних, опущенных — бархатистый серый дым. Жемчужно-белая прожилка на центральном нижнем лепестке.
— Дорогие гостьи и гость желают выбрать цветок? — глубокий вкрадчивый голос прервал созерцание.
Мама Ирис оказалась именно мамой. В смысле, не папой. Лет… за тридцать, платиновые волосы собраны в пучок, стройная.
— Мы здесь впервые, — Хэйт решила, что честность (поначалу) лучшая политика. — Не знакомы с вашими порядками.
— О, понимаю, — обворожительная улыбка. — Тогда, пожалуй, вам стоит отдохнуть у воды. Оглядеться. Первый круг напитков — за счет заведения.
«Зато закуски по конскому прайсу?» — предположила Хэйт. — «А дебафф „во хмелю“ на местных действует? Наверняка же».
— А что значит… — Мася протянула руку к бутону в вазочке. — Выбрать цветок? Это… В смысле…
Улыбка Мамы Ирис сияет белым жемчугом.
— Прошу, — и жест указующий в сторону двери.
Не той, через которую они сюда попали, а куда-то дальше из «приемной». За дверью обнаруживается… вода. Искусственный водоем, вдоль берега цветут (в земле, не в вазах) лунные ирисы.
По сторонам от пруда расставлены столики с диванами. В отдалении друг от друга, чтобы гости могли получить иллюзию приватности. Тому же способствуют драпировки: серебристый шелк, дымчатый шифон.
Сверху второй этаж, или, скорее, балкон. Там людей (и не только) больше, ведут они себя свободно, как у себя дома. На веранде, скажем. Болтают, ходят, стоят, облокотившись на перила. В глубине вроде бы тоже есть отдельные закутки, но снизу не разглядеть.
Как туда подняться, сразу не понять. Возможно, что проход на балкон ведет из того помещения, откуда только что вышла Ненависть.
Напротив входа возвышение — сцена. Сейчас на ней девушка с «мальчиковой» наружностью перебирает струны арфы. То тут, то там мелькают «бутоны» — юноши, мальчики, девушки. Да, девушки тоже есть. Не все из них «плоские» и смахивающие на парней, есть и вполне женственные «цветочки». Есть и юноши, похожие на девушек: длинные волосы украшены заколками и цветами, одежды струятся, лица подкрашены.
От гостей «бутоны» отличить легко: каждый где-то на одежде или в волосах носит ирис.
— А где разврат? — слегка осоловелым взглядом оглядела все вокруг орчанка. — Такое все… благопристойное, что хоть молебен забабахивай.
— Ты хотела, чтоб прям тут? — Мася скорчила брезгливую рожицу. — Вон там, за шторками, дверцы. За ними коридор. Очевидно, в комнаты или как тут они это называют? Клумбы, раз цветник? Ну не горшки же или вазы… ночные. Устройство прохода как бы потайное, но почти не замаскировано. То есть, не секрет для постоянных клиентов.