Цинь звучит громче, ускоряется темп. Снова — отблеск. Взлетает рукав, оплетает краем колонну. Туда устремляется и танцовщица: прямиком на барабан.
Тот тяжело ухает. Орчанка подталкивает вверх барабан, от поверхности отталкивается Хель. Изгиб в воздухе: стопа касается затылка. Так она уже однажды танцевала, но не над барабаном и не на высоте в полтора метра от пола.
Кричит и хлопает, беснуется народ.
Хэйт создает фигуру, рвущуюся сквозь множество врагов. Человек с тенью тигра. Все тени падают вниз, тень неукротимого воина направлена наискось-вверх.
Бард играет так быстро, что пальцы, если вглядеться, почти смазываются над струнами.
Хель безумствует в танце-полете: барабан-воздух-колонна. Оттолкнуться ногами, в прыжке распустить материю, перекувыркнуться и снова приземлиться на барабан.
Еще толчок от мощной орчанки, и снова полет. Кружение волчком в полете, тогда как руки создают изысканный узор движений и изгибов.
Мастера духов Хэйт пишет в длиннополом халате. Это несоответствие союзник простит: гармония требует изменить образ.
Дон! Тр-р-р-р.
— Во-о-о-о. О-о-о-о-о. Во-о-о-о. О-о-о-о-о.
В простом напеве барда воздуха больше, чем звука.
Демоница встряхивает рукавами, мчит по воздуху прямо над поверхностью пруда, перебирая ногами и кружась. До края, подхватить что-то со стола, обратно.
На картине появляются прутья. Клетка-тюрьма для разъяренного врага.
Цинь неистово поет под руками музыканта. Сыграй так Вал в реальности, пальцы уже были б стерты в кровь.
Дон! Дон! Дон!
Хель замирает, затем раскидывает руки. Разлетаются в стороны рукава. Прыжок: фигура ввинчивается в воздух, и два отреза материи оплетают ее, точно кокон.
Дон!
Бздынь…
Отчаянно, навзрыд рыдает порванная струна.
Широкий мазок кистью под клеткой с запертым мастером теней. И еще один, через звериную тень.
Тр-р-р… Поют звуком ветра и водных капель подвески.
Плавно разворачивается белый кокон. Хель подымает бокал с рубиновым вином (и когда успела, неужели взяла его стола?), салютует зрителям.
Оборачивается к батальной живописи. Хэйт едва успевает отступить — догадка больше инстинктивная, чем осознанный шаг — когда винные капли широким веером летят на бело-серо-черный лист. И остаются на нем множеством подтекающих капель крови.
Пять секунд общего восторженного безмолвия.
Фейерверки!
Вот, куда ушла перед началом гномка. Под сценой вспыхивает множество искорок. Вроде бенгальских огней, какие зажигали Мася и Сорхо в честь поздравления Хэйт с дворянским титулом.
Треск и огни — сигнал толпе. Люди вскакивают с мест, швыряют золотые монеты в сторону сцены, кричат, кричат…
— Как я и говорила: о счете беспокоиться не стоит, — безмятежно улыбается Хель, героиня вечера.
Прода 13.10.2024
Выбрать более неудачный момент для того, чтоб ввалиться в Лунный Ирис, группа Прайда при всем желании не смогла бы. Кое-кто извлек урок из предыдущих столкновений и подобрал состав команды сплошь из высокоуровневых персонажей. И куда без Шрама…
Хэйт не сразу их увидела, потому как была занята. Ставила авторскую печать на картину, затем фиксировала ее состояние. Виртуальность упрощала задачу, достаточно убрать холст (или лист) в инвентарь. Так она обычно «сушила» масляные краски. Теперь вот и вино на бумаге, пока оно красиво и ярко, а не мокрая поплывшая размазня.
— Картина — обещанный дар, — обернулась она к недовольно гудящим зрителям, там и заметила пополнение в рядах публики. — К тому же, мне не хотелось бы, чтобы живопись пострадала в схватке.
Шрам рвался к сцене, расталкивая народ. За время невероятного представления, что устроила Хель сотоварищи, в зале стало больше людей. И работники, кто не занят был, высыпали поглазеть, и посетители…
Один холеный эльф стоял в длиннополом не застегнутом жилете поверх изысканного нижнего белья. К нему жались еще менее одетые «цветочки», юноша и девушка. И он такой не один был. Демоница не перехвалила себя и друзей, назвав представление счастьем. То, с каким упоением аплодировали оба этажа, подтверждало: счастье есть.
При заявлении художницы о схватке люд зашумел уже в другой тональности.
— Ты! — обвинительный тон и указующий жест в сторону Хэйт одного из героев батального полотна. — Сейчас же уничтожь свою мазню. Здесь, на моих глазах.
Ответить Хэйт не успела, ее опередила главная звезда этого вечера, Хель.
— Герой угрожает красавице, — танцовщица легким шагом скользнула к краю сцены. — Ах, как это отважно. Слышишь, враг мой, публика рукоплещет. Давай, достань свои кинжалы, выйди на сцену и прирежь нас, одну за одной. Будь мужчиной. Докажи свою силу.
— Кхм, — Вал бросил, где играл, испорченный цинь, и устремился к подруге.
Встал перед ней, скрестил на груди руки.
Прекрасный жест, если не знать, что при желании мастер теней нашинкует барда быстрее, чем тот успеет моргнуть. Разница в уровнях и экипировке. Но стоял Вал красиво.
А Хэйт дивилась самообладанию Шрама. Он не повелся на провокацию. Глядел на «исполнителей» тяжелым изучающим взглядом. Наверное, так смотрит ученый (или лаборант) на подопытных мышек, когда те реагируют на препарат не так, как ожидалось.
Зрители шумели, как взволнованное море. Слышались призывы к Маме Ирис: разобраться с беспорядком.
— Встань передо мной, как лист перед травой, — Барби подкатила к краю сцены барабан. — Нажми на стоп-кран, братан.
— Или что? — неприятным голосом спросил враг.
За коротким вопросом отчего-то виделась картинка, где лаборант одним движением вскрывает живую мышь, а затем методично достает ее маленькие органы, чтобы установить, что же пошло не так в ходе эксперимента?
— Или у меня станет на один сюжет для живописи больше, — лучезарно улыбнулась Хэйт. — Зрителей это обрадует.
Она уже видела, как идет по верху Мама Ирис. И как на пути бордель-маман редеет толпа. Если Шрам ломился, как ледокол сквозь блестящий панцирь Северного Ледовитого океана, разламывая льдины, то перед управительницей борделя словно волны расступались.
Следом за женщиной вышагивают мужчины: плотно сбитые, вполне себе мужественные. Явно не мальчики, кои «краше цветов».
Немножко потянуть время — и ситуацию разрулят за них. В противном случае публика будет недовольна. А это — ущерб репутации. Казалось бы, где репутация и где дом порока? Однако ж…
— Интригу он тут собрался развести, — Барби скривилась. — Жри барабан, интриган.
Зеленокожая, когда надо, тоже умеет быть быстрой. Но удалось ей всё не поэтому. Просто Шрам не ожидал такого подвоха. Да ну бред же: в приличном (ладно, в неприличном) заведении какая-то зелень низкоуровневая с размаху бьет по нему… барабаном.
Тыун-н… Лопается барабанное дно, надевается на одного из верхушки Прайда инструмент…
— Кья! — верещит позабытая всеми гномка.
Обломки барабана разлетаются, злющий мастер теней растворяется в родных тенях. А через миг его выбивает из невидимости. Ударом прилетевшего в голову циня.
Мася довольна собой: руки в боки, улыбка до ушей.
Без команд срывается с мест группа, которую привел с собой Шрам. Это пока он разговоры разговаривать изволил, ребята стояли и ждали отмашки. Но на такое не ринуться?
— Стоять! — этот окрик Мамы Ирис не сладок и не бархатист.
Холод вечной мерзлоты в голосе управительницы. Ледяная преграда возникает на пути к сцене. Ненависти даже приходится отшатнуться, чтобы не уткнуться в морозную толщь.
— Никто не смеет обнажать оружие в Лунном Ирисе!
— Да что ты себе позволяешь! — это кто-то несдержанный из команды Шрама, за бело-голубым «экраном» не видно, кто именно.
— Враги атаковали первы… — этому даже договорить не дали.
— Чем? — смех главной «ириски» холоден и безжалостен. — Инструментами? Не вижу жертв.
— Они не уважают Маму Ирис! — чей-то голос из толпы (интересно: случайный ли?). — И обижают артистов! И мешают нам веселиться!
— Идемте с нами, — тихий голос застенчивого паренька отвлекает художницу от драмы за стеной льда и инея. — Пожалуйста, доверьтесь мне. Ирис не желает конфликтов. И того, чтобы вы пострадали.
Хэйт не надо уговаривать: это же прямое приглашение пройти во внутренние помещения борделя. Остальные тоже не упираются, кроме Барби. С той сложнее: за тихий уход приходится обещать коврик из шкуры льва в личную комнату. Хорошо, не уточняет зеленокожая, что коврик должен быть именным. И чтобы выделан был из кого-то из верхушки львиного состава.
Совсем тихо уйти из-за этого и не выходит. Лед хоть и покрыт морозной коркой, но кто-то шибко зоркий из Прайда замечает, что враги перемещаются. Баба-страж крупная, ее изрядные стати видно насквозь.
Но это уже не их проблемы. Разогретая публика больше не сдерживает недовольство вмешательством в их отдых. Кто-то толкнул девчонку из обслуги, чтобы не мешались, кто-то грубо отодвинул посетителя…
Еда и питье, а еще кубки, бутылки, столовые приборы — такими снарядами ответили отдыхающие воинственным котикам. Кто-то перевернул поднос с устрицами, а затем запустил и сам серебряный поднос в представителей семейства кошачьих.
У Хэйт было уже три крутых видео-отрывка, на основе которых можно смело писать картины. Немножко карикатурные, не без того. Первое видео: Барби, барабан и Шрам. Коротко и эпично. «Шортс», вроде бы есть такое явление на просторах мировой сети.
Второй отрывок лучше в замедленном режиме пересматривать. Это как цинь летит посылом Маси, делает в воздухе оборот, как болтается в воздухе лопнувшая струна, как деревянная часть втемяшивается в лобешник мастера теней, невидимого на момент встречи с искусством…
И теперь третий эпизод, с устрицами. О, там еще супницу через перила перевернули. Жаль, не видно, в кого попадет содержимое. Морская капуста наверняка будет отменно смотреться на чьих-то ушах. А это что? Лапша? И её развесят живописно и буквально.
Отрывок кулинарной баталии Хэйт уже в последний момент видит, перед тем, как их утаскивает за драпировки проводник.