Через час они покинули долину. Дети Изначального Древа сотворили им искрящийся мост над Криволесьем. Страдать второй раз не пришлось. Правда, дальше их встретили любители наживы. Разнесли всех пятерых быстрее, чем Хэйт успела призвать гидру мрака. Целая группа высокоуровневых игроков — это не трио под «соснами».
На потерю процентов и скольки-то монет ей было плевать. Маленький героический росток спасен и снова зеленеет — это глава Ненависти узнала из чата. Немного обидно было, что совещание по поводу Зеленого приюта уже на послезавтра переносилось. Нынче Хэйт ждала встреча с главами других кланов. У ребят тоже планы какие-то были. А завтра — концерт Вала. Его не будет весь день.
В общем, договорились всё обсудить уже в субботу. И про свои успехи в Багровой Лилии парни обещали тогда же рассказать. Там не на два слова разговор, если верить Рэю.
Сбор в Далариве и вовсе опечалил. Лидеры, все, кроме Хэйт, брали «время на подумать». Даже Ли Хао.
— Хорошо, — не стала спорить с более опытными «товарищами» глава Ненависти и добавила в манере Хель. — Тогда я уйду первой.
Дорб, крепь в землях орков. Суп из десяти трав.
— Выход.
Эта сторона реальности тоже требовала внимания художницы.
Двадцать восемь сообщений. Одно от Лешки: «Женщины, коварство имя вам». Одно от Галки: «Ты на меня не сердишься, чудо, потерянное для общества? Леше сказала. С меня Леськин зуб, как выпадет».
Два подряд от Стаса. В одном — оповещение о сеансе живописи в субботу утром. Во втором краткое пояснение. Если верить ему, выходило, что модель их, дива дивная, спутала в тот раз день написания портрета с днем «ноготочков». И отключила телефон в салоне красоты. Художник заявил, что дальнейшее сотрудничество состоится только при условии предоплаты. Элина осознала свое упущение. Счет Ники внезапно пополнился на двадцать пять тысяч.
Остальные сообщения были от Анечки.
«Ты же не забыла про завтрашний концерт⁈»
«Ты же не пойдешь снова в джинсах и свитере?»
«У тебя что-то другое вообще есть в шкафу?»
«Нет, то платье ужасное».
«Футболки тоже не подходят!»
«Нет, так не пойдет».
И еще череда возмущений на весь экран. Закончилось страшным. Угрозой: «Жди, не уходи. Я в пути. Поедем на шоппинг».
Художница потрясла головой. Составила план, как будет отбиваться от «дружественного» порыва. Ее-то устраивал собственный гардероб. Вещи в нем были удобные и ноские. Кроме «тетушкиного» платья, но даже то пригождалось. Пару раз.
Оказалось, с тайфуном Анна, вошедшим в пиковую стадию модного негодования, очень трудно сражаться.
— Ты художник! — всплеснула руками она, оглядев содержимое шкафа сокурсницы.
— Будущий, — внесла поправку хозяйка шкафа.
— Да пофиг, — изобразила отвращение Анюта. — Вкус-то в наличии. Должен быть.
— Допустим, — Вероника подумала про сочетание цветов, примененных гейм-дизайнерами при отрисовке Изначального Древа.
— Как можно писать так красиво, — закатила глаза Потапова. — А одеваться так уродливо?
— Под автопортрет есть белая блузка, — возразила Ника.
— Ты это серьезно сейчас? — Анечку аж затрясло. — Симпатичная, умная, талантливая. А носит почти мешки из-под картошки. И считает это нормой. Нет, с этим надо что-то делать. Поехали.
Сначала Ника думала пойти в отказ. Упереться несуществующим рогом. И пусть Аня, если ей так тяжело принять джинсы со свитером, на концерте делает вид, что они не знакомы. Затем вспомнила про перевод от «латины». И о том, что ее теплые болоневые штаны в конце прошлого зимнего сезона разошлись по шву.
Значит, под прикрытием «модного» выезда по магазинам можно купить себе новые штанцы-шуршунчики. А всё, что глянется Потаповой, проигнорировать. Нет, если вдруг попадется что-то практичное, качественное и приятное на вид, можно и взять. Раз красотка Элина платит (а предоплата возврату в их деле не подлежит), отчего бы и не попробовать?
И вообще, тот, кто считает «болоньки» неподходящей одеждой для девушки, не стоял по колено в сугробе, чтобы зарисовать зимний пейзаж. Отчего-то на картинку с сугробом, холстом и фигурой в объемных пуховике и штанишках наложилась картинка с игровой неписью. Мамой Ирис: в оба их визита наряды на бордельмаман подобраны были изумительно. Имели прекрасный и женственный вид.
— Красивая одежда сделает лучше человека с уродливой душой? — проговорила она вполголоса.
— А? Что? — не расслышала сокурсница.
— Ничего. Мысли вслух. Поехали.
«Болонька с хорошо прошитыми швами сама себя не примерит и не купит».
— Ура! Мода придет в этот унылый шкаф.
«Мечтай».
— Да ну нет! — заламывала руки Аня в который по счету раз. — То с разрезами — да. Красненькое — огонь! А ты что раскопала? Сними и сожги это немедленно!
Ради правды, некоторые из подобранных сокурсницей образов и в самом деле неплохо смотрелись на Нике. Но разоряться на что-то, в чем ей не особо комфортно ради одного выхода на публику? На такое художница пойти не могла.
Столь нужные болоневые штанишки она уже нашла и купила, хотя Потапова при виде «этого кошмара» чуть не свалилась в обморок. Тогда Вероника пообещала, что примерит десяток вариантов от Ани. Если обеим понравится, то даже и купит. Но все эти платья с разрезами и юбки длиною с ладонь… Нет, просто нет.
— Может, это? — свободного кроя штаны с карманами глянулись Нике.
И цвет был приятный, не выбешивающий. Оливковый. Карманы — не фальшивые обманки, а вполне себе удобные и вместительные отделения на застежках-кнопках. В один, например, отлично поместится ластик-клячка и упаковка влажных салфеток. А в другой можно кейс с магнитами для акварельной бумаги засунуть.
— Что? — совсем захандрила Потапова. — Во времена наших бабушек карго были в моде. Нынче… ну разве что в бесплатном приложении к журналу «Пенсия и жизнь» можно найти.
— А я слышала, что мода циклична, — не моргнув глазом, ответила Ника.
Вполне правдиво: от Ани и слышала, три бутика тому назад, где ей впаривали бежевые замшевые ботильоны. А выбрала она кожаные ботинки на толстой подошве со шнуровкой. Их Анютины глазки тоже забраковали, обозвали «говнодавами».
Но смирились, поскольку отправить группу рисовать какую-то условную красивость хрен пойми куда в любую непогодицу в училище — нормальная практика. Там или резина, или вот такое суровое. Нежные кроссовочки (про туфельки забудьте сразу) гибнут в чавкающих муках. Обоснование: если мы будем ждать хорошей погоды для каждой практики в нашем климате, то практики не будет никогда.
— Ауч, как с тобой тяжко, — Анюта взлохматила рыжую шевелюру; опомнилась, ринулась к ближайшему зеркалу — поправлять. — Я знаю этот взгляд. Примерь этот очередной мешок хотя бы во-о-от с этим.
Нике всучили что-то черное, напоминающее драную тряпку. Затем еще пару топиков, по которым тоже явно прошлись или с ножницами, или напрягли кошаков продырявить когтями ткань в самых неожиданных местах. Художница втихаря цапнула самую недырявую вещицу (швы наружу — это меньшее зло).
И получилось вполне нормально на вид. Еще и берцы к этому всему подошли, как родные. Сойдет для рок-концерта.
— Фыр-р-р, — смешно сморщился носик рыжей модницы. — Не, если волосы вверх. Эту всю твою густоту поднять. И накрасить в кои-то веки. Ты накрасишься! Нет, я сама приеду и всё сделаю. Слышала⁈
— Тебя весь торговый центр услышал, — попеняла Ника. — Много шума из ничего. Приезжай, делай.
«Переусердствуешь — смыть недолго», — добавила мысленно.
— Ты подозрительно сговорчивая, — сузила глазки Аня. — Может, еще то платьишко примеришь?
— Домой!
— Эх, я должна была попытаться.
В пятницу, в день концерта, Анюта в десять утра уже стояла под дверью подруги. Кожаная куртка коньячного цвета, топик «одно название» под нею, юбка из мягкой черной кожи и высокие сапоги. И выражение лица «сама решимость». Через плечо перекинута сумка с фотокамерой. В руках большой бумажный пакет.
— Тебе по дороге ничего не продуло? — с ознобом и сочувствием осмотрела гостью художница. — На дворе не май месяц.
— Я на такси, — сделала ручкой Потапова. — И туда тоже на такси поедем. Брательник меня грохнет, если я камеру хотя бы поцарапаю. Так что он оплатил транспорт. Держи, мама нам поесть собрала. Там гуляш, пюре и салатик.
Вероника накануне намекнула, что их места и знакомство с одним из музыкантов позволяют заглянуть после выступления в «каморку, что за актовым залом». Хорошо, что сказала она это не в людном ТЦ, а на улице. Так только несколько случайных прохожих дернулись от возгласа, явно усиленного мощью духовной черепахи.
Теперь Потапова мечтала сделать много-много фотографий с ее кумирами. И полупрофессиональная камера производства страны восходящего солнца была честно стырена (по заветам Маси: шарю и тырю), в смысле, выпрошена у старшего брата.
Но сначала поесть. Поклевать в исполнении Анютиных глазок. «А то молния разойдется». И нормально так навернуть домашней еды для Ники под печально-завистливым взглядом сокурсницы.
И начались сборы. Ведь нельзя же попасть к своим идолам в неподобающем виде! Даже если неподобающий вид идет с тобой рядом.
«Чем бы дитя не тешилось», — вздохнула мысленно Вероника.
И отдала себя на растерзание. Хотя лучше бы с пользой провела это утро и часть дня в тренировках… Но Ане важен был этот концерт. А Веронике, как ни странно, в какой-то момент стало не плевать на Потапову.
Удивительно, но жестить с макияжем на лице подруги Аня не стала. Для самой Ники это было «многовато, но сойдет». Та голосистая девочка из «Мизантропии» раза в три сильнее чернила глазищи.
А остаток времени обе девушки на скорость делали эскизы с попугаями. Счастливые и шумные модельки носились наперегонки, радуясь вниманию.
Для затравки «Мизантропия» исполнила несколько мелодий из первого альбома. Сорвала овации, разгорячила пришедший с улицы — прямиком из стылого ноября с его знобящим ветром и ледяным дождем — народ. Только что люди ежились (в зале не жарко, если снять верхнюю одежду), и перешептывались. А спустя полчаса их уже бросило в жар.