Смысл всякого частного бытия, таким образом, имеет только относительный характер и в масштабе целого полностью улетучивается. То же, каково его содержание, какова роль индивида во вмещающих его контекстах, зависит от позиции, которую мы занимаем по одному коренному вопросу. Мы можем допустить, как это делало человечество на протяжении большей части истории, что существует некая привилегированная и вневременная форма бытия, нередко называемая или Богом, или богами, или Абсолютом. Она ниспускает нам свои заветы и задает содержательный критерий ценности и относительного смысла – довольно конкретный набор целей, правил и предписаний.
Мы можем, с другой стороны, проявить обоснованное сомнение в существовании такой инстанции и тем более в ее заинтересованности формулировать должностные инструкции. Тогда мы замечаем, что всякое сущее обладает равным онтологическим статусом перед лицом времени, и наши поиски останавливаются не на предполагаемом привилегированном сущем, а на том, что по естественной склонности интересует нас более всего – на нас самих. Исследовав собственную природу, мы обнаруживаем ориентир внутри, а не вовне. Мы устремляемся к раскрытию этой природы в ее полноте и понимаем затем, что между «внутри» и «вовне» нет сущностных различий, ибо природа всего едина. В этом случае критерий ценности и смысла является уже не содержательным, но формальным. Он лишен подробных черт и представляет собой некое предельно общее уравнение, эту глубинную природу отражающее, в переменные которого подставляются специфические обстоятельства и задают рисунок нашей жизни.
Таковым уравнением является принцип творчества, о сущности которого еще пойдёт речь подробнее. История человечества показывает, что именно созидательная деятельность всегда была общим знаменателем смыслов, формулируемых разными эпохами и культурами, пускай нередко ее конкретные ориентиры были основаны на заблуждениях. Как и все прочее, установка на творчество нуждается в тонкой корректировке, и в первую очередь необходимо понимать, что последнее не представляет собой непременно сочинение поэм или возведение соборов.
Творчеством является любая целенаправленная деятельность с накопительным эффектом, в которой наши замыслы получают последовательное воплощение. Оно увеличивает степень организации материи или меняет ее структуру в соответствии с новым планом. Это может быть починка покосившейся полки, приведение в порядок внешнего вида, изучение нового навыка или создание своей компании. Важно лишь не ограничивать себя задачами ощутимо ниже своих способностей и не прерывать естественного прогрессивного движения.
Отказываясь от ориентации на созидание, человек становится проводником противоположного начала. Потребление и разрушение, энтропия и стагнация, разложение – известное во многих формах и под многими именами, оно представляет собой понижение степени организации материи, разрыв и распадение структуры. Это та же самая фундаментальная стихия, однако в отрицательном режиме работы.
Она необходима и неизбежна, поскольку так происходит устранение препятствий, расчистка пространства для творчества, накопление и восстановление сил. Но когда разрушение, потребление и застой превращаются из инструментов творческого процесса в само содержание жизни, они оказываются губительны для индивида и общества. Не высвобождая свой созидательный потенциал, человек восстает против самой квинтэссенции бытия, того самого несомненного источника ценности и смысла, что мы обнаруживаем во всем сущем.
Альбер Камю некогда заметил, что «творить значит жить вдвойне»[11]. Слова прекрасные, но, пожалуй, здесь изрядное преуменьшение: творить и значит по-настоящему жить, во всяком случае, для человека. Созидание – это ключ к великой Триаде нашего бытия: оно отпирает высшие сферы счастья, лишь оно наполняет существование настоящим чувством осмысленности и оно, разумеется, тождественно продуктивности. В потреблении и при постановке перед собой столь малых и неамбициозных целей как накопление и растрата имущества, мы забираем только крохи со стола жизни. Мы расписываемся в бедности своего воображения и наглухо заколачиваем для себя двери к высшим возможностям собственного бытия. Это вовсе не моральная проповедь, но просто констатация устройства человеческой психики, которая восходит к глубинной природе жизни как таковой и в конечном счете к неживой материи, из коей эта жизнь некогда возникла.
Лишь творчество, которое одновременно есть любовь (ведь нельзя по-настоящему творить, не любя, и нельзя любить, не творя), способно дать нам то, что нам нужно. Отказом от него мы обкрадываем себя, становясь собственной тенью. Только вкладывая себя с любовью в некое значимое дело, мы растем сами, воспитываем себя и своим примером тех, кто вокруг нас. Только вкладывая, мы по-настоящему получаем. Делая содержанием своего существования потребление, то есть уничтожение, берясь за малые задачи, мы встаем на службу энтропии и сами оказываемся ее преждевременными жертвами – не двигаясь вперед, мы неизбежно откатываемся назад. Как гласит известное латинское изречение, non progredi est regredi, отсутствие прогресса – это регресс.
Запад и Восток, Ницше и Будда как их эталонные выразители, взялись за проблему жизни с противоположных концов. Начав движение из этих полярных точек, мы должны продолжить его до момента их встречи, где нам откроется панорамный взгляд на существо дела и возможность выхода на новый уровень практики и осмысления. Мы соединяем тогда ницшевское устремление к бесконечному преодолению собственных ограничений и росту возможностей жизни с буддистским умением грамотно управлять этой силой и своим сознанием, выдерживая должную дистанцию.
Как профессиональные пловцы мы соединяем тогда напряжение мускулов души с их расслаблением, и она поплывет быстрее и благостней, нежели раньше. Мы делаем то, что должны, не привязанные к результату и объектам своего желания. Мы проявляем свою созидательную природу, находясь при этом в настоящем моменте, но двигаясь вперед и умея по справедливости оценить то, что он может предложить.
Четыре ключевые сферы творчества
Люди постоянно озабочены так называемыми «поисками себя», и если попробовать расшифровать эту расплывчатую формулировку, они ищут то, что могли бы по-настоящему полюбить. Тут с самого начала кроется серьезная ошибка, поскольку по умолчанию предполагается, что пока таковой объект не найден, эта способность должна находиться в режиме ожидания. Философы и богословы, мистики и поэты, размышлявшие о природе любви, знали, что так быть не должно и не может. Истинная любовь предшествует объекту и потому не требует его поисков: она не специфична и представляет собой общий настрой личности, наше отношение к миру в целом.
Когда человек сосредотачивает свое чувство на каком-то конкретном человеке, занятии или опыте, но при этом черств и равнодушен к прочему, мы не можем говорить здесь об этой высшей форме любви. Это скорее эгоистическая привязанность, зависимость, привычка или просто поведенческое предпочтение. В них нет ничего дурного, однако они не способны стать фундаментом для здоровой и плодотворной человеческой жизни. Разве последняя мыслима, если мы задействуем свои высшие возможности только по случаю, если наш дух остается холоден и работает на сбавленных оборотах остальную часть времени?
Сказанное справедливо и для творчества, которое есть не что иное, как деятельное проявление любви, способ ее объективации. Оно есть меняющее реальность естественное высвобождение присущей нам экспансивной жизненной энергии и потому предшествует объекту и конкретному направлению. Основной объём положительных эмоций, которые мы можем испытать, чувство смысла и перемены мира к лучшему связаны именно с этим процессом реализации трансформирующей действительность воли. По своей природе он не предполагает долгих пауз и остановок, так что ошибочно думать, будто нужно выжидать и резервировать созидательный потенциал для чего-то еще не обнаруженного.
Независимо от того, в какой ситуации пребывает каждый из нас, человек оказывает себе дурную услугу, если пренебрегает уже наличествующим и не направляет себя всецело на что-то в пределах его досягаемости. Это не означает, что все пути одинаковы и мы не должны стремиться к тому, что подходит нам больше. Однако пребывая в самих этих поисках, мы должны полноценно проявлять творческую энергию здесь и сейчас. В силу того что созидание представляет собой накопительный процесс и требует концентрации, неразумно, впрочем, растрачивать ее равномерно на множество разных целей. Как писал Ницше в письме к Эрвину Роде (1882 г.), «мы должны вкладываться во что-то целое, иначе множество незначительных целей раздробят нас на осколки».
Желая предотвратить раскол личности и пожать от своих трудов наиболее обильные плоды, на каждом этапе необходимо иметь подобное «целое», даже если мы и не сможем пронести его и любовь к нему через всю жизнь – что, конечно, замечательно, но не обязательно. Этот приоритетный вектор реализации творческой силы можно назвать «делом», имея в виду оттенок значения, что заявляет о себе в словосочетании «правое дело» или «благое дело». В английском, к примеру, этот смысл передается словом cause, подразумевающим задачу значимую и даже возвышенную, и это не случайно.
Воля человека тогда лишь оказывается удовлетворена, когда вырывается за пределы маленького индивидуального «Я» и получает возможность наложить свою печать на широкий контекст действительности, произвести в нем некую существенную перемену к лучшему. Нам нужен простор для движения и бесконечный горизонт впереди, и он имеется не только в столь масштабных сферах, как наука, искусство или политика. Любая деятельность при должном отношении к ней имеет свёрнутую внутри бесконечность ступеней совершенства и перспектив расширения.
Так, занимаясь бизнесом, мы вполне можем не ограничиваться мелкой и скучной целью личного обогащения. Приносимые нашей процветающей компанией средства могут быть поставлены на службу положительной трансф