Некоторые испытуемые, отчётливо понимая, что они причиняют сильную боль ученику и он находится там против собственной воли, начинали отказываться от продолжения на мощности удара в 150–180 вольт. Прогноз организаторов эксперимента был такой, что почти никто не дойдет до мощности в 450 вольт, несмотря на настойчивость «мистера Уильямса».
Сорок профессиональных психиатров были опрошены касательно предполагаемого исхода эксперимента и заключили, что от 0,1 % до 1 % испытуемых достигнут максимальной мощности наказания, таковы же были прогнозы опрошенных непрофессионалов. Какова же была настоящая цифра? Шестьдесят пять процентов… Свыше половины испытуемых превысили потенциально смертельную отметку «опасно: серьёзное поражение» в наказании ученика, хотя они сами же морщились от боли при одной десятой от максимального разряда в 450 вольт. И при этом все испытуемые дошли по крайней мере до 300 вольт.
Это были люди всех социальных классов, уровней достатка и образования, в том числе с учеными степенями – и почти все они в разной степени оказались подмяты давлением группы и авторитета, даже столь мизерного, как университетский профессор. Все они в научно-экспериментальных условиях продемонстрировали, сколь управляемыми делает людей регресс личного начала в группе и что авторитет, принимающий на себя ответственность, может заставить идти практически на любые поступки.
Если свыше половины участников эксперимента согласились дать 50-летнему человеку с больным сердцем смертельный разряд в 450 вольт под вежливым давлением научного работника, стоит ли удивляться тому, к чему людей может склонить вся мощь и вес государства? Этот эксперимент затем неоднократно был повторен другими исследователями как в США, так и за их пределами с неутешительными результатами. В среднем 61 % людей в Америке и 66 % за ее пределами готовы осознанно нанести потенциально смертельные удары током в описанных условиях.
С момента рождения мы живем внутри иерархической социальной структуры и наделены неотчуждаемым стремлением карабкаться в ней вверх или по крайней мере не скатываться ниже. В отличие от других существ, однако, человек находится не в единой тотальной системе координат, а в сложном переплетении тысяч и тысяч из них. Одни представляют собой наше положение в мнении индивидов или групп; другие – наш статус по параметрам вроде образования, внешнего вида, материальной обеспеченности или умения забрасывать мяч в кольцо. На каждой из осей мы занимаем определенное место, и по эволюционной инерции психика человека склонна придавать завышенное значение даже тем из них, которые его лишены, не говоря уже про хроническое преувеличение роли статуса в целом.
Наша задача – скорректировать эти древние сбоящие датчики, чтобы они реагировали лишь на то, что и правда важно, и позволили нам направить свою энергию в заслуживающее этого русло. Столь же необходимо преодолеть некритическое отношение к тем, кто располагается выше в значимых для нас иерархиях. Нужно научиться применять к ним те же критерии оценки, что и к остальным, не давая ореолу статуса слепить глаза. Заблуждение и покорность развращают обе стороны этого процесса и приводят как к личным бедам, так и к колоссальным историческим катастрофам, когда люди следуют за очередным вождем в очередную пропасть, чтобы дружно там лечь костьми.
Ловушка 4. Подражание: эксперименты Аша, эффект Вертера и теория разбитых окон
Всего шесть лет прошло после окончания Второй мировой войны. Мир понемногу оправляется от пережитого потрясения, а в университетах с невиданным доселе рвением и по очевидным причинам ведутся исследования человеческого поведения. Однажды вам, студенту колледжа, предлагают поучаствовать «в простом эксперименте на зрительное восприятие»; по крайней мере так его презентует профессор. Было бы грехом в столь непростое время не внести в великое дело науки свою скромную лепту – и вы без всяких раздумий соглашаетесь. В назначенное время вы заходите в аудиторию, где уже собрались сам профессор и семеро других участников. Перед каждым на стол кладут две карточки: на первой, в самом ее центре, нарисована большая полоска; на второй – три полоски разной длины: A, B и C. Задача перед испытуемыми стоит и правда незатейливая. Нужно всего лишь сказать, какая из трех полосок со второй карточки равна по длине полоске с первой.
Профессор начинает опрашивать всех по очереди: сперва одного, потом второго, затем третьего – и лишь в последнюю очередь вас. Ответ, мягко говоря, очевиден, так что все называют полоску B. Старые карточки забираются, и выдается новая порция, лишь слегка отличная от первоначальной. Вновь воцаряется полное единодушие, что правильный ответ – полоска C. Следующая серия карточек ложится на стол заместо предыдущих, а вас начинает беспокоить вопрос, какой смысл давать людям задание для двухлетнего ребенка.
Здесь ход мыслей резко обрывается, поскольку происходит нечто странное: один за другим участники дают явно неверный ответ. Наступает ваша очередь, и вы, чувствуя, что истина дороже, с неизъяснимой тревогой на душе называете другую букву – не ту, что все остальные. Стартует четвертый раунд, в котором непонятная ситуация повторяется: все семь участников дружно называют ошибочный вариант. Вы вновь оказываетесь перед дилеммой, и с удвоенным скрипом на сердце встаете на защиту фактов. Но вот карточки продолжают меняться, вы начинаете нервничать и решаете давать такой же ответ, что и прочие участники. В конце концов, может, с вашей головой сегодня что-то не так.
Эксперимент заканчивается на 15-м раунде, после чего профессор Соломон Аш с глазу на глаз рассказывает вам, что остальные семеро испытуемых были подставными лицами. Они допускали ошибку по предварительному уговору, но вот зачем же вы последовали их примеру? Немного смущаясь, вы отвечаете, что подумали, будто стали неверно измерять длину полосок или не поняли суть задания, а другие все делали как нужно. Ничего, успокаивает он вас, 75 % участников повторяют чужую ошибку хотя бы один раз, 24 % делают это в большинстве случаев, а 5 % – во всех без исключения. Более того, продолжает он, многие настаивают, что заведомо неверный выбор большинства был все-таки правильным, даже когда им все объяснили впоследствии.
Эксперименты Соломона Аша с десятками повторений и вариаций стали самым известным явлением во всей социальной психологии. Они были одной из первых научных демонстраций той силы, с которой на нас влияет большинство, даже если речь идет о впервые встреченных незнакомцах. Повсюду нас окружают примеры использования заложенной в нас как природой, так и социумом склонности подчиняться решениям анонимной массы. Рекламные тексты пестрят такими эпитетами, как «хит продаж», «самый популярный», «бестселлер», «выбор миллионов покупателей». Продавцов учат рассказывать истории счастливых обладателей товара или услуги и помещать эти отзывы в сами рекламные тексты. И правда, «выбор миллионов» – это сильный довод для многих из нас, заставляющий стыдливо отступить на второй план описание иных характеристик товара.
Со времен римского театра выступающие, а в особенности шарлатаны, подсаживают в аудиторию людей, которые им рукоплещут и изображают восторг. Так они заражают остальную публику, рассылают во все стороны сигналы одобрения, искажая их восприятие в сторону повышенной симпатии. Наконец, каждому знаком феномен закадрового смеха, который во всех экспериментах заставляет воспринимать информацию как более смешную. Немало людей называли смех, наложенный на аудиодорожки в комедиях и юмористических шоу, безвкусным и отвратительным. Однако цифры неумолимы – он прекрасно работает, особенно для низкокачественного и среднего материала. Мы слышим, как другие смеются и веселятся, и наша душа охотно поддается эмоциональному заражению.
Когда мы отдаемся потоку и плывем по течению, оно может не только склонить нас к специфическим идеям, покупкам или ракурсу восприятия, но и вынести на очень мрачные берега. Не зря эксперименты Соломона Аша, Стэнли Милгрэма, Филипа Зимбардо и прочих корифеев социальной психологии отталкивались именно от загадки нацизма. В своей знаковой книге «Банальность зла» Ханна Арендт показала, что величайшие преступления человечества чаще всего совершаются не байроническими исчадиями ада и люциферами с черными сердцами. Нет, их совершают обычные, а некогда даже высокоморальные люди, которые просто шажочек за шажочком подчинились общим веяниям, с одной стороны, и авторитету некоторых фигур – с другой.
Главнейшее лицо, ответственное за массовое уничтожение евреев, Адольф Эйхман, если его переодеть, наверняка показался бы вам очень славным, пусть и посредственным парнем. Он был хорошим другом, семейным человеком и душой компании. За всю жизнь он лично не убил ни одного человека. Вообще не любил насилия и производил впечатление спокойного, очень «положительного» индивида. Правда, Эйхман был довольно глуп и легко поддавался влияниям, в чем и состоит центральный тезис книги Арендт. Там не было ни злого гения, ни одержимого жаждой крови маньяка, которого нам рисует живое воображение – скорее то был ограниченный массовый человек, чиновник, делающий порученную ему работу. Если бы ему поручили спасать, а не казнить, он делал бы это с не меньшим рвением.
То же произошло с миллионами других людей, например с немецкими полицейскими 20-х годов прошлого века. Для всей Европы они были образцами чести, нравственности и безукоризненного выполнения долга, но не так уж много понадобилось, чтобы эти мужчины старой закалки превратились в нечто совсем гадкое и начали расстреливать и закапывать беременных женщин. Парадоксально, но их постепенное согласие делать все более аморальные вещи диктовалось соображениями «высокой морали и совести». Они просто не могли позволить себе просить увольнения, оставляя всю эту грязную и мерзкую работу сослуживцам, и брали грех на душу ради Отечества и товарищеской солидарности, принося некую высшую жертву.
Одним словом, зло банально, причем банально до тошноты и скуки. Основная масса так называемых чудовищ, от чиновников до непосредственных исполнителей, были не изрытыми червями пороков демонами, а обычными бесхребетными и глуповатыми homo sapiens, которые медленно, но неуклонно подчинились ложным авторитетам, анонимному большинству и историческому потоку. В чем же источник этой роковой силы, которая заставляет человека смеяться, совершать покупки, но также толкает на самые зверск