Последнее, о чем следует сказать в связи с социальными формами неуверенности в себе, это заложенное в них неверное видение не только ценности, но и самой природы восприятия нас другими людьми. Оно по большому счету даже не касается нас, а представляет собой нацепленный на пустоту ворох ярлыков, с которыми индивид сражается в собственной голове или которые боготворит. Хун Цзычен в своем «Вкусе корней» выразился по этому поводу следующим образом: «Я знатен – и люди чтут меня. Но то, что они чтут, – это высокая шапка и широкий пояс. Я унижен – и люди презирают меня. Но то, что они презирают, – это холщовый халат и соломенные сандалии. Но ведь в действительности люди меня не чтут – чему же мне радоваться? Они в действительности меня не презирают – чему же мне огорчаться?»
Нельзя забывать о сущностной пустотности и текучести мнений, да и в любом случае наиболее надежная стратегия ими заручиться – быть от них свободным. Для повышения уверенности в себе есть потому одно главное средство: освобождающее нас перенесение центра тяжести с обладания на бытие. Это подразумевает выправление когнитивных искажений, заставляющих видеть значимость объектов желания и избегания в искривленном свете, и систематическую постановку себя в ситуации, делающие необходимым преодоление эмоциональной хрупкости. Конкретные требуемые для этого шаги уже были подробно описаны в главе про «тонкую настройку» и полностью применимы в данном случае.
В древнегреческой культуре, начиная уже с Гомера и Гесиода, большую роль играло понятие хюбрис (ὕβρις), перешедшее во многие современные языки, например в английское hubris. Оно означало дерзость, наглость и самоуверенность столь запредельные, что те оскорбляли богов, поэтому на их носителей обрушивалось космическое возмездие – немесис. Жертвами немесиса была чуть ли не половина персонажей древнегреческих мифов, и уже это говорит, как важно было подчеркнуть их создателям опасность гордыни. Царь Эдип воспротивился прорицаниям богов – и всё равно выполнил их слово в слово, но уже с огромными страданиями для себя и окружающих. Владыка города Коринф, Сизиф, обманул саму Смерть и думал, что сможет водить богов за нос и дальше. За то он был приговорен к бесконечному бессмысленному труду – вкатывать по склону горы камень, неизбежно скатывающийся вниз.
Наиболее сжатым описанием хюбрис является миф о Фаэтоне, сыне бога Солнца – Гелиоса. Вопреки всем предостережениям, юнец выпросил у отца право проехать на отцовской колеснице по небосводу, но тотчас же потерял контроль: лучи солнца начали палить Землю и убивать людей, и Зевс был вынужден сразить его молнией. Мифы о гибельности хюбрис распространены повсеместно. В христианской традиции известнее всего история, которая блестяще рассказана у Джона Мильтона в поэме «Потерянный рай». Один из любимых ангелов Бога и самый могущественный среди них возгордился и решил, что он равен Создателю. Его звали Люцифер (дословно: несущий свет, светоносный), и за гордыню он был низвергнут Богом и стал с тех пор именоваться Сатаной, дьяволом.
Мифология человечества красноречиво формулирует важное предостережение. Настоящая уверенность в себе не имеет ничего общего с нарциссической озабоченностью собственным «Я», с завышенной самооценкой или слепой верой в свой успех. Это просто очередные искажения восприятия, которые могут встать на место предыдущих и приведут к болезни личности, поведенческим расстройствам и очень часто к немесису. Только не от божественных сил, а от не менее беспощадных причинно-следственных связей и последствий собственной глупости. Уверенность в себе – это так же и не склонность лезть на рожон или взваливать на себя очевидно непосильную задачу, как в случае Фаэтона. Она представляет собой психическую устойчивость, формируемую корректной расстановкой приоритетов, опорой на то, кто мы есть, а не что у нас есть и внимание к внутренним условиям счастья, смысла и роста.
С практической точки зрения, в ситуациях эмоциональной уязвимости мы усилием воли должны переключить в своем мозге один важный нейронный рубильник. Лимбическая система (прежде всего, гипоталамус и миндалина) реагирует на угрозу по двум базовым сценариям, которые и в научной, и в научно-популярной литературе часто называют инстинктом «бей или беги». Вопреки названию, эти модели поведения не ограничиваются прямой агрессией, с одной стороны и бегством или затаиванием – с другой. Первая из них включает в себя вообще все формы наступательного преодоления проблемы. Это борьба и концентрация сил ради изменения ситуации к лучшему, в том числе в деле исследования и творчества.
В таком «хищном» режиме мы принимаем вызов и беремся за молоток и гвозди, чтобы прибить давно покосившуюся полку. Для этого нервная система приходит в боевую готовность, чувствительность к негативным стимулам снижается, а физические и часто интеллектуальные способности получают повышенный тонус. Активное освоение препятствия может быть тяжёлым и энергозатратным, но, как уже много раз подчеркивалось, выбор пути добровольной конфронтации резко снижает разрушительное воздействие стресса и повышает шансы на успех.
Второй режим, пассивно-оборонительная реакция на проблему, напротив, основан на предпосылке, что мала вероятность ее преодоления или же мала награда за возможный успех и игра не стоит свеч. Когда при столкновении с проблемой рубильник находится в положении «назад», уровень негативных эмоций значительно повышается – так лимбическая система мотивирует центры принятия решений избегать угрожающее обстоятельство как сейчас, так и в будущем. Включаются базовые программы бегства, и высшие психические функции оказываются подавлены. Творчество и интенсивная интеллектуальная нагрузка становятся не только неуместны, но и прямо вредны – они отвлекают и препятствуют процессу уклонения. Человек чувствует бессилие, вынужденность и недобровольность, и это подрывает его деятельность и отравляет психический микроклимат.
В сложных ситуациях требуется в пространстве собственного ума и воображения как бы дернуть рубильник из положения «назад» в положение «вперед» и принять вызов – необходимо внутренне обнажить зубы, отнестись к угрозе с позиции исследователя и хищника, а не жертвы и перейти в режим наступления.
Китайский мыслитель и военный стратег Сунь-цзы в своём трактате «Искусство войны» писал: «Воины-победители сначала побеждают и только затем вступают в бой; те же, кто терпят поражение, сначала вступают в битву, и только затем пытаются победить». Уверенность в себе – это и есть победа, одержанная до всякого «боя», победа как постоянное внутреннее состояние, которое не зависит от исхода конкретных сражений.
Ее противоположность, напротив, можно охарактеризовать как состояние хронического поражения, в котором человек пребывает до всякой битвы, в которой оказывается, и затем даже в случае успеха вновь возвращается к нему. Мы должны сознавать, что именно эта глубинная победа (в отличие от мимолетных жизненных успехов) является подлинной, и преодолевать искажения восприятия, делающие мир чрезмерно угрожающим, а нас – хрупкими.
Здоровая агрессивность
Мыслящие люди в большинстве своем всегда относились к человеческой агрессивности с осуждением или по крайней мере воспринимали ее полезность с объяснимым скептицизмом. Считалось и считается, что разрушительные энергии, бушующие в самом основании нашего существа, необходимо подавлять и вытеснять, ведь они по самой своей природе губительны как для индивида, так и его окружения. Подобное видение, однако, представляет действительное положение вещей в крайне искривленной перспективе. Столь древний и абсолютно незаменимый биологический механизм выносится в нем за скобки, а его положительное содержание умаляется или вовсе отбрасывается.
Готовность к применению силы для защиты и расширения своего жизненного пространства есть между тем ключевое условие не только развития любого существа, но самого его выживания. Причина кроется в том, что границы как в обществе, так и в дикой природе существуют лишь до той поры, пока есть возможность их защищать. Они представляют собой контуры, образованные распределением силы и ожиданиями касательно возможностей ее применения.
На каждом шагу нас окружают люди, наглость и хищничество которых удерживается в неких рамках лишь осознанием издержек от их бесконтрольной демонстрации. Наша частная собственность, как и сама жизнь, обеспечены гарантиями по их насильственной защите со стороны государства или иной социальной системы, в которой мы находимся. Стоит этим гарантиям и контурам спасть, стоит ослабнуть цементирующему общество насилию и страху перед ним, как градус хаоса тотчас взмывает вверх и насилие становится из оградительного и конструктивного – тотальным.
Описанная здесь ситуация ни в коей мере не является уникальной для человеческого вида, но существует практически с момента возникновения жизни. Все организмы конкурируют за ограниченные ресурсы, и наиболее успешные в борьбе за них выживают, передавая собственные гены дальше. Без защиты границ невозможна жизнь, так же как развитие немыслимо без их расширения. Оно всегда подразумевает приложение энергии, борьбу с противостоящими нашему продвижению внутренними и внешними силами.
Агрессия, однако, необходима не только для индивидуального выживания и развития; в той же мере, в которой и сотрудничество, она цементирует и структурирует социальные системы. Сообщества природного мира, от крыс до приматов, как и все когда-либо существовавшие культуры человечества, держатся на дозированном применении насилия и угрозе такового. Ничто более не позволяет поддерживать порядок и держать в узде всегда имеющихся девиантных особей ради всеобщих интересов.
При более внимательном взгляде мы повсюду обнаруживаем благие плоды сидящих во всяком живом существе наступательных инстинктов и их неразрывную связь с возможностью мирного течения жизни. Даже воспеваемые поэтами и услаждающие человеческий слух трели соловьев – как и других певчих птиц – являются чем-то наподобие яростных боевых кличей или матерных баллад. Это средство обозначения своей территории, заявление о готовности к борьбе и насилию и обещание таковых. Оно держит в стороне основную часть претендентов и обеспечивает выживание и отбор лучших особей, удерживающих самые выгодные владения.