Вопреки известному пацифистскому тезису, повторяемому Толстым, Ганди и Мартином Лютером Кингом, будто насилие порождает только насилие в бесконечном порочном круге, обратное представляется не менее верным. Нарушение меры, чрезмерно малая агрессивность столь же, как чрезмерно большая, приводит к схожему результату, а подчас даже быстрее: к умножению хаоса и распаду социума. Когда вы или общество, в котором вы живете, лишены здоровой агрессивности, это означает, что в ситуации давления вы склонны делать шаг назад. Это не только может вредить вашим коренным интересам. Нередко давление продолжается до тех пор, пока вы не упираетесь спиной в глухую стену и становится совсем нечем дышать.
Не зная границ собственных физических, интеллектуальных, юридических и иных возможностей, не готовые и не умеющие проявить жесткость вместо податливости, мы не демонстрируем высокую нравственность, а совершаем двоякое преступление. Во-первых, мы нарушаем свой долг перед самими собой и тем, кем мы могли бы стать, если бы не предавали своих подлинных интересов и не отказывались от них в угоду слабости. Укрепляя привычку к покорности, принимая все чаще и чаще то, что идет вразрез с подлинными потребностями нашего существа, мы выхолащиваем свой потенциал. Все эти вынужденные шаги назад суммируются изо дня в день и из года в год. В конечном счете они приводят нас в точку, катастрофически отдаленную от места, где мы действительно хотели бы быть.
Во-вторых, мы нарушаем собственный долг перед окружающими и обществом в целом. Мы лишаем их того положительного вклада, который мы бы сделали, если были бы теми, кем могли. Кто знает, как мог бы выглядеть этот мир, если люди бы не предавали себя и своих высших возможностей, какие проблемы мы могли бы решить, насколько лучше он мог бы стать? Однако и это еще не все – своим малодушием, неумением дать отпор и проявить настойчивость мы потворствуем чужому хищничеству – культивируем преступников, хамов, тиранов и диктаторов, которые процветают на почве чужой бесхребетности.
Доведенный до крайности общественный и индивидуальный пацифизм, попытки сделать из человека ручного зверька, как и противоположные устремления превратить людей в эгоистичных и бессердечных монстров, представляют собой опасные идеологии. Суть же идеологии, то есть навязываемого ложного сознания, состоит в том, что она рассказывает лишь часть правды, при этом полностью замещая собой оставшуюся половину, замазывая ее толстым слоем лжи. За счет этого упрощения, снятия неопределенности и сложности окружающего мира, достигается психологический комфорт, поэтому идеологии так эффективны. Покупается сей комфорт, однако, дорогой ценой – ценой духовной и нравственной деградации и усилением фанатизма, к которому идеологическое мышление всегда склонно.
В современном западном мире мы наблюдаем взрывной рост микроидеологий, от культа политкорректности, феминизма и феминизации мужчин до гендерного плюрализма. Хотя они содержат в себе прогрессивные тенденции, их объединяет лейтмотив отрицания границ, неприятие дискриминации, неравенства и агрессивности даже в их самых необходимых и естественных дозах.
Человеческое бессознательное, однако, подчас куда мудрее порождаемых умом чудищ. Оно непременно формулирует запрос на недостающую противоположность, но нередко в нездоровых и симулятивных формах. Этим объясняется, к примеру, феноменальная популярность в феминизированных политкорректных обществах «50 оттенков серого», как и других историй о мужском сексуальном доминировании. Несмотря на подчеркнутое рациональное отрицание некоторых видов взаимоотношений (а может быть, как раз в силу этого отрицания), коллективное бессознательное пытается выровнять перекошенный баланс, реализовать имеющиеся в нем потребности хотя бы художественными средствами.
Славой Жижек однажды выразился в том духе, что хотя идеи современного мира либеральны, его мечты – фашистские. В определенном смысле это неизбежно. Фашизм представляет собой крайне агрессивную и дискриминирующую упорядоченность, и поэтому в любом обществе, которое тяготеет к культурной хаотичности, к пацифизму и равноправию следует ожидать периодических всплесков «фашистских» аспектов человеческой психики.
Через эту призму следует толковать периодически наблюдаемую симпатию людей к харизматичным антигероям и злодеям (как настоящим, так и вымышленным), равно как и увековеченную Голливудом тягу девушек к «плохим парням». Люди чувствуют, что в этих персонажах, сколь бы они ни были достойны осуждения, есть все-таки нечто важное и притягательное, древнее и полезное, со штампом качества, проставленным сотнями миллионов лет эволюции. И они совершенно в этом правы. У них есть зубы – которых, как их почитатели обыкновенно сознают, частенько не хватает им самим. Они не боятся пробивать границы правил и норм, упорно идут до конца в преследовании собственных интересов, уверенно ставят свой эгоизм впереди эгоизма окружающих, не поддаются давлению и устойчивы к колебаниям. Очарование зла и разрушительности вообще, ставящее многих знатоков душ в замешательство, объясняется интуицией в положительный потенциал агрессивности и слепотой в отношении результатов, порождаемых ее злоупотреблением.
Агрессия не есть нечто дурное. Агрессия не есть также нечто хорошее. Как и любой инструмент, она может быть применена в разных контекстах и с разными последствиями, и это ответственность каждого из нас проявить благоразумие при ее использовании. Карл Густав Юнг, формулируя свою теорию развития личности (теорию индивидуации), справедливо заметил, что личный рост обязательно подразумевает интеграцию собственной Тени.
Под ней он понимал все то в нас, чего мы боимся и отрицаем, в том числе присущую человеку разрушительность. Юнг, однако, был несколько туманен в том, что именно эта интеграция означает, и его можно понять в том смысле, будто мы должны примириться с негативным и регрессивным внутри нас и не бояться давать ему контролируемый выход. Правильным видением положения вещей, однако, представляется скорее следующее. Интеграция Тени предполагает, что мы первым делом должны уметь идентифицировать собственные слабые и сильные стороны, свои склонности, желания и возможности. С их учетом затем необходимо выстроить единую иерархию целей и ценностей, причем так, чтобы все названные свойства служили их реализации, были органично встроены и интегрированы в эту систему, а подрывное влияние изъянов мысли и поступка было ею максимально ограничено.
Неинтегрированный индивид пребывает в состоянии опасного внутреннего разлада. Отдельные его части не уравновешивают друг друга – не связанные иерархией, они пребывают в контрпродуктивном борении или же бесполезно повисают в воздухе (как подавленная агрессивность некоторых людей). При таком состоянии личность находится в шизофреническом расколе. Ее внешнее поведение и мировоззрение стоят в остром противоречии с инстинктами и желаниями. Именно на лечении таких персонажей в XIX в. и возникла психология как наука и как практика. Начиная с Фрейда, она видела своей целью именно сведение воедино этих отколотых друг от друга частей.
В практике Фрейда и в условиях чопорной европейской культуры той поры (с подавленными сексуальностью и агрессивностью) это означало в первую очередь высвобождение из бессознательного в сферу осознанного инстинктов полового влечения, либидо, чем и объясняется психоаналитическое преувеличение роли сексуальности в человеческой психике. Привыкшие к отрицанию существенных частей своего «Я», привыкшие также к покорности, но внутренне восстающие против нее индивиды доводились создаваемым внутренним напряжением до неврозов и психозов. Единственным способом излечить их была помощь в обретении здоровой цельности, чего различные психологические школы достигали различными путями.
Если мы заинтересованы в подлинном личностном развитии и успехе на любом творческом поприще, как и просто в душевном здоровье, в наших интересах – интегрировать свою Тень. Это обязательно подразумевает и интеграцию здоровой агрессивности, точные меру и очертания которой проблематично сформулировать в общей форме, ибо они определяются требованиями конкретной ситуации. В качестве лаконичного ориентира, однако, можно предложить следующий принцип: всегда следует стремиться к причинению минимального объема вреда и применению минимального объема силы, достаточных для защиты и расширения своего жизненного пространства.
Описанное здесь ни в коей мере не является проповедью насилия, а скорее формулировкой неотъемлемого принципа выживания и развития живого существа – закона столь же древнего, что и сложные формы жизни, независимо от чьего-то желания или нежелания его признавать. Нельзя также забывать, что как в дикой природе, так и в цивилизованных обществах зримое обладание силой является лучшей гарантией от ситуаций, когда ею придется воспользоваться. Это скорее антидот против насилия, нежели его проводник, поэтому детей во все эпохи учили чаще давать отпор хулиганам и отрастить себе какие-нибудь зубы – для их собственной безопасности.
Если окружающие понимают, что цена конфликта с вами высока, что вербальное или невербальное столкновение может превратиться для них в публичную порку, они куда менее склонны принимать в нем участие и ставить палки в колеса.
Мы не должны бояться оказывать сопротивление и прилагать давление, и нам не следует путать безобидность с добродетелью, а неспособность к применению силы с нравственностью. Между ними нет ничего общего. Кролик не добродетелен, он просто безобиден – он не в состоянии никому причинить вреда. Добродетельным является только волк, который знает, когда нужно держать свои челюсти сомкнутыми, одновременно сознавая, что он может этого и не делать.
Две скрытые угрозы
Больше всего вреда человеку наносят не действия враждебной внешней среды или явных недоброжелателей. Поистине роковые опасности едва различимы и таятся под усыпляющим бдительность покровом. Таковы, прежде всего, регрессивные части его собственного «Я» – вышедшие из-под контроля некумулятивные потребности, привычное хождение на поводу у своих слабостей, трусости, мелких радостей и комфорта. Одержать над ними верх можно лишь неослабной решимостью обращать свои бойцовские качества внутрь, отвоёвывая занятое неприятелем жизненное пространство. Мы не должны без веской причины уступать внешнему давлению или прятать голову в песок при перспективе борьбы за то, что нам нужно.