Наконец нарушил молчание Лин:
– Послушай, я виноват…
– Неважно, – перебила его Алиса. – Я больше не хочу об этом. – Она покачала головой. – Мы почти добрались. Завтра вечером… Ты увидишь оазис, Дерево, представляешь?
– Нет. – Лин улыбался, Крылатая не видела этого в темноте, но смогла почувствовать. – Мне всегда казалось, что это все сказки. Старая Фета, выжившая из ума, плетет свои небылицы, а мы слушаем, забавы ради.
– Оказалось, что Фета была куда разумнее, чем мы все думали.
– Оказалось, что если кому и не хватало ума в Городе, то это нам, а не ей.
– Точно. Лазарет, в котором прячется тайная дочка нашего с тобой нелюдимого Вожака, – чем не сюжет новой сказки Феты?
Они посмеялись, глядя во тьму.
– Она хорошая… Юли. – Лин помолчал, словно ожидая, что Алиса начнет с ним спорить. – Наивная, как ребенок. Но хорошая.
– Я знаю. И очень сильная, сама пока не знает насколько. Постарайся сберечь ее, направить…
Лин рывком повернулся к ней, и Алиса увидела, как блестят его глаза.
– Постарайся? – переспросил он. – Почему ты говоришь так, будто тебя не будет с нами?
Алиса помедлила с ответом, а потом провела ладонью по щеке Лина. Он давно не брился, мягкая щетина делала его старше на вид. Таким он почти не походил на того мальчишку, с которым она спала на одной кровати все их счастливые годы детства. На того мальчишку, который целовал ее в последнюю ночь перед дорогой к оазису.
– Я не знаю, как будет там… – Алиса позволила себе задержать ладонь и отодвинулась. – Мне нужно будет уйти в Рощу, помочь Алану бороться с памятью предков… – Она замялась. – Лин, это все так сложно… Иногда мне кажется, что я стою в беспросветной тьме и просто не знаю, куда мне идти. Я вела вас на ощупь, понимаешь?
Лин молчал, всматриваясь в ее лицо.
– Мы летели с Томасом, и я доверяла ему, но все в итоге обернулось совсем иначе…
– Он тебя обидел? Он… он сделал тебе больно?
– Нет. Если Томас и хотел кому-то навредить, то лишь самому себе… Мы совсем не знали его, Лин. Все эти годы… я бы рассказала тебе, но ночи не хватит. – Алиса слабо улыбнулась.
– Тогда не нужно. – Лин сжал ее ладонь в своей. – Сохрани эту историю, чтобы было о чем говорить, когда ты вернешься… оттуда. Я даже не знаю, как это место называется.
– Алан зовет его своим сном. Крылатой сказкой. Воспоминанием былого величия Рощи. До того, как люди ее срубили. До того, как Огонь пришел забрать у них этот должок.
Алиса потерла виски и снова прислонилась затылком к камню.
– Порой мне кажется, что все это происходит не со мной. Что я сама уже не я. Что все, успевшее с нами приключиться, – глупая выдумка. Может быть, я так и не очнулась после испытания? Может быть, это медальон путает меня? Решает, достойна ли я крыльев?
– В таком случае я еще не напивался на твоем посвящении, – ухмыляясь, заметил Лин. – И меня не тошнило прямо на сапоги Освальда. Жаль.
Алиса широко улыбнулась ночному небу, чувствуя, как тиски, сжимающие сердце, ослабляют хватку.
– Значит, я никогда не летала.
– А я никогда не сбрасывал тебя с Черты.
– И не было того позорного возвращения домой, в ночь моего первого костра, помнишь?
– Когда ты танцевала на площади и угодила в костер? Шая потом штопала твои штаны до самого утра, чтобы тебе было в чем идти на Слет.
– Я скучаю по ней. – Алиса опустила голову на плечо Лина и закрыла глаза.
– И я… – прошептал он, прислоняясь щекой к ее затылку. – Нет. Пусть уж все это будет на самом деле.
– Почему?
– Если ты до сих пор валяешься в горячке и только растишь крылья… Значит, я никогда тебя не целовал.
Алиса замерла, слушая, как бьется ее сердце, как гулко стучит сердце в груди Лина.
– Знаешь, я никогда не боялся смерти. Мы слишком привыкли к ней, так ведь? Вокруг постоянно умирали люди. Даже когда мама ушла… я не удивился. Мне было горько и больно, но это меня не ошеломило. Я знал, что так будет.
Он помолчал, собираясь с мыслями.
– Единственное, что всегда меня страшило, это упустить время. Потому так спешил. Стать Крылатым, стать Вожаком… я знал, что умру, и не боялся этого. Просто летел вперед еще быстрее, чтобы обогнать смерть хотя бы на полшага. Но кто бы мог подумать, что в этой погоне за собственной тенью я упущу тебя?
– Лин…
– Нет. Я все понимаю. Не ты выбирала свою судьбу… В зеркале я увидел, как отпускаю тебя тем утром, – вдруг быстро проговорил он. – Я должен был схватить тебя в охапку и держать, пока Вожак не улетит один. И будь что будет.
– Тогда у нас никогда не появилась бы надежда на новый мир, – чуть слышно прошептала Алиса.
– Я знаю. Но если бы можно было вернуться в тот день. Я бы тебя не отпустил…
Больше они ничего друг другу не сказали. Тишина обняла их своими крыльями, мягко баюкая, унимая боль от вскрытых словами ран. Когда встающее солнце окрасило иссиня-черное небо на горизонте в алые тона, Крылатые продолжали сидеть у камня, запустив пальцы в мягкую шерстку мирно спящего между ними Чарли.
Глава 18
Рассвет проступал на горизонте. Мягкой, чуть заметной полосой он разлился у гор, опускаясь на них первыми лучами утреннего солнца. Казалось, что ночная тьма не отступит перед его силой, наоборот, она становилась все гуще, все непрогляднее. Но солнце уже готовилось подняться над песками, обогреть их, выгнать ночной мороз из барханов и насыпей. Волной алого света оно потекло вниз, рисуя на камнях причудливые тени, разбавляя собой плотную тьму.
Все вокруг наполнил собою мягкий, чуть окрашенный розовыми отблесками воздух. Он почти не пах гарью, его безмятежность стирала из памяти и Огонь, и пепел, и смерть. Каждое утро было новым рождением, и пока солнце не достигало зенита, откуда оно нещадно палило, иссушая все, что и без того давно умерло, мир казался почти таким же, как был раньше.
Над хрустящим от полуночного холода песком к скалам неслись два Серых Вихря. Они вздымались к небу, поднимая собой, закручивая и раскидывая по сторонам серый пепел. Нежный утренний ветерок в их власти становился грозным предвестником бури.
Стайка лис, выбравшихся было из норы размять лапки, испуганно принюхалась, подняв кверху головы, и поспешила скрыться под землей. Кому, как не им, знать, сколько бед может принести злобная сила такого вихря.
Не останавливая стремительный полет, Газул швырнул вслед мелькнувшему оранжевому хвосту крупный камень, что покоился на дне высохшего моря, пока Вихри не увлекли его за собой.
Лис сдавленно пискнул, обрушиваясь на сородичей. И они повалились у входа в нору комом рыжего меха, пронзительно скулящего и фыркающего.
Газул мог бы разбросать их бездыханные тушки кругом, но чуял, что это не принесет ему удовольствия. Потому он лишь обдал их напоследок порывом едкого ветра, закрученного в спираль, и понесся дальше, злобно сверкая разрядами серебра.
– Совсем ты размяк, мальчишка! – захохотала Матильда, летевшая чуть поодаль.
Выгнувшись дугой, она подхватила целый холм бурого песка и обрушила его на темнеющие входы в подземный лисий городок.
– Мелкая тварь ходила по земле! – вопила она, погребая звериное жилище. – Мелкая тварь, вот и конец тебе!
Газул равнодушно наблюдал, как засыпает тяжелый песок выходы из нор, обрекая на смерть целую лисью стаю, и ощущал лишь немыслимую скуку. Все это уже было. Мертвые звери, валяющиеся в пустыне там, где прошли Вихри. Возводившиеся десятилетиями Города последних выживших, что рушились за один короткий миг от ураганного ветра, пущенного на них желанием Газула.
Даже погони за Крылатыми больше не казались ему упоительной забавой. Приток живой силы медальонов не давал могущества достаточного, чтобы лютовать на всей сожженной земле.
Вихри мельчали. Сила уходила из них так же, как дряхлела древесина в амулетах людей. Это вначале они были могущественной стихией, что неслась над умирающей землей, завершая дело Огня. Теперь же мелкие пакости остались последним их развлечением.
– Я да полоумная бабка, – рычал Газул, поднимаясь к небу. – Я – первый отрекшийся от Рощи, воин Правителя, меч, борющийся за правое дело! Воюю с лисами, пока остальные пресмыкаются перед людьми… Снова Дерево правит ими… и я лечу вместе со всеми, будто слуга…
Он обрушился на одиночный холм и в мгновение разметал его, оставляя глубокую воронку. Но и это не помогало Газулу избыть переполнявшую злость.
Когда-то он смеялся над карой, которой подвергла их Роща. Вечная жизнь, когда остальные рассыпались прахом. Чем не повод для злобной радости? Прошли годы, прежде чем он понял. Вечная жизнь обернулась вечным огнем собственной ярости. И как бы ни пытался он не поддаваться тяжелым волнам злобы, разливающимся по бесплотному телу, она пожирала его изнутри.
– Пора возвращаться! – крикнул он Матильде, пляшущей безумный танец на лисьей могиле.
– Пора возвращаться – пора возвращаться! – завопила старуха. – По Жрице скучаешь, да? Новая Жрица – новое мяско! – Она зашлась смехом, но тут же его прервала. – Думаешь, отведем их к Роще, да нас простят? Да нас отпустят?.. Глупец, – добавила она другим, холодным, рассудительным голосом, в котором не было ни капли безумия.
– Не думаю, – ответил Газул, принимая облик мужчины и подходя к ней. – Мы так и будем носиться, распугивая лисиц, пока не исчезнем совсем.
– Человечишкам нужна наша помощь, да. Принеси, Газул, скажет Жрица, камней да построй нам дом. Разузнай, что там за горизонтом да расскажи. Защити от зверя, раздобудь воды… – Старуха говорила все тише, пока совсем не умолкла, наблюдая, как разжигают ее слова ненависть в стоящем напротив. – И почеши-ка, Газулушка, мой священный зад! – захохотала она, отрываясь от земли.
Мужчина схватил ее за тонкую шею и бросил на песок.
– Никто не смеет так говорить со мной, бабка! Даже ты! – прорычал он.
– Я-то что? – развела руками Матильда, поднимаясь. – Я такая же, как ты. Мертвая и пустая. А Жрица сможет. Силищи в ней будет… Тебя на короткой ниточке держать.