– Нет.
– Да-а-а! – Старуха залилась визгливым смехом. – И ничегошеньки ты не поделаешь, пока Роща растет. Чем выше растет, тем ты послушнее.
Газул заскрипел зубами, подаваясь к сумасшедшей бабке, но та продолжала смеяться, смотря на него мертвыми, пустыми глазами.
– Не я твой враг, – сказала она, отсмеявшись и утирая губы. – И даже не Жрица. Что с нее возьмешь, мяско да косточки… Роща, вот кто виноват. И в Огне, и в пепле, и в жажде мщения, что не проходит. Ведь не проходит же?
За все годы, проведенные в одной шкуре на всех, об этом они никогда не говорили. Да и вообще почти не произносили слов.
Старуха подошла совсем близко. От нее пахло тленом и сухой пылью.
– Вот если бы Рощи не было. Если бы она сгорела вместе с остальным миром. Не было бы и силы ее, и власти. И мы были бы свободны. Мы были бы мертвы.
Газул почувствовал, как шевельнулось в груди давно застывшее сердце.
– Хочешь сказать, что Рощу нужно… сжечь?
Матильда раздраженно дернула плечом:
– Глупец. Как ты сожжешь то, что и есть Огонь? Вспомни, дурень, что чуть не убило деревца?
– Мой топор.
– Верно. Топор в твоей руке. В человеческой, сильной, наполненной кровью.
– Никто из Вестников не станет рубить Дерево… – Воин помотал головой. – Они ищут защиты и помощи.
– Забудь про Вестников, – Матильда помолчала, глядя на него, будто решаясь на что-то. – Пойдем, покажу тебе, кто выкорчует Рощу. Уничтожит ее. Раз и навсегда.
Превратившись в Вихрь, она взлетела и понеслась, огибая последнее взгорье, что разделяло их с оазисом. Газул постоял немного, пытаясь собраться с мыслями, но ненависть пульсировала в нем, заменяя ток жизни. Он оторвался от земли и поспешил вслед за старухой.
Они пролетели в стороне от пещеры, где набирались сил перед последним перелетом Вестники. Газулу показалось, что он видит, как остальные Вихри уже собираются в путь. Напоенные тишиной и покоем ночи, они готовились к встрече с Рощей, надеясь, что та дарует им покой.
«Глупцы», – подумал Газул, поднимаясь выше, чтобы его не заметили.
Они пересекли песчаную косу, затейливо вьющуюся между двумя грядами. На горизонте маячила пара одинаковых пиков. Лишенные жалкой поросли, они блестели на солнце, будто два обнаженных клыка. Газулу захотелось долететь туда, постоять на высоте, чтобы утренний ветер прогнал тяжелые мысли. Но Матильда ушла в сторону, медленно снижаясь. И только тогда Газул опустил взгляд вниз. Если бы он мог чувствовать хоть что-то, кроме жажды, то замер бы пораженный.
По перевалу, между двумя высокими пиками с голыми и покатыми склонами, шел отряд воинов. Пара дюжин плохо одетых и грязных, но вооруженных короткими кинжалами, ятаганами, посохами и арбалетами. Они двигались мерным шагом, сохраняя молчание. Впереди остальных шагал рослый варвар, Газул разглядел у него на лбу пятно засохшей крови. Будто на нем отпечаталась чья-то ладонь. В воине явственно чуялась чужеродная сила. Мощная, хоть и приглушенная, и странно знакомая Газулу.
– Правитель, – раздался голос Матильды. – Успел-таки явиться, успел сбежать, найти того, кто понесет его длань.
Старуха зависла над песком, злобно щурясь.
– Они идут в Рощу? – хрипло спросил Газул.
– А куда же еще? Там сок, там серебро, там враг паука.
– Вестникам конец. Воинов куда больше, они вооружены… и слепы в своей ярости.
– Так-то оно так, но с Вестниками мы. – Матильда горестно вздохнула, глядя на Газула. – Сколько варваров? Пару дюжин? А у Вестников – целая Роща и семеро Вихрей.
– Думаешь, нам стоит вмешаться?
– Стоит, – кивнула старуха. – Только вот на чьей стороне?
– Корбун не встанет против Рощи. И Эалин с этим своим тупицей. – Газул сжал кулаки. – Они решат помогать Вестникам, может, Роща возьмет и сжалится над ними… После такой-то битвы.
– Но мы же знаем, что не сжалится. Наоборот, так мы уверим человечишков, что все в их власти… Ветерки да слуги. – Матильда оставалась холодной и равнодушной, откинув наконец напускное безумие. – А вот помоги мы Рощу срубить…
– Корбун не станет…
– В пекло Корбуна! – оборвала Газула старуха и взметнулась вверх, оставляя его задумчиво смотреть, как дрожит песок под мерной поступью отряда варваров.
– Пора отправляться в путь, Жрица, – ласковый голос вырвал Алису из омута смутных, тревожных сновидений.
Открыв глаза, в первое мгновение она не понимала, где находится, и кто склоняется над ней, слегка потряхивая за плечо. Эалин смотрела на нее, не пряча улыбку.
– Сегодня большой день, Алиса. Путь Вестников подходит к концу. Думаю, тебе нужно подготовиться, – добавила она и отошла, неслышно и легко, едва касаясь песка.
Чарли заворочался, просыпаясь. Он вытянул длинные лапки, выгибая спину, и зевнул. Алиса легонько погладила его по боку, оглядываясь. Мир оживал. Озябшая после длинной ночи, пустыня набиралась солнечного тепла. В пещере неспешно собирали рюкзаки остальные Вестники. Алиса пробежала глазами по их сонным лицам.
– Доброе утро, воробушек…
От хриплого со сна голоса сидящего рядом Лина по спине Алисы пробежали мурашки.
– Надо было тебе укладываться в спальник, – пробормотала она, приглаживая растрепанные волосы.
– Ничего. Переживу.
От вчерашней близости, простой и естественной, такой, что полнила их в детстве, не осталось и следа. Слишком многое было сказано. Под покровом ночи так легко вырывается наружу то, что обычно упрятано в самый дальний угол души, заперто на тяжелый замок невозможности выразить. Теперь Алиса не знала, куда деть глаза и руки, ругая себя за слабость, что взяла над ней верх. Слабость, на которую не было права под нещадным утренним солнцем.
Лин наблюдал за ее суетливыми движениями, и сон уходил с его расслабленного лица.
– Нужно собираться, – сказала Алиса, порываясь встать.
– Постой. – Лин схватил ее за руку и притянул к себе. – Что бы сегодня ни случилось, обещай, что не станешь жертвовать собой ради остальных. Слышишь? Роща этого не стоит. Люди же как-то обходились без нее столько лет. Построили Города. Вырастили нас.
– Ты не понимаешь. – Алиса попыталась вырваться, заметив, как напряженно прислушивается к ним стоящая у выхода из пещеры Юли.
Покачиваясь, девочка ловила каждый шорох, что доносился от валуна, где они с Лином продолжали сидеть.
– Совсем не понимаю, – согласился Лин. – Я не знаю, что тянет тебя туда и какая ноша легла на твои плечи, когда ты в первый раз пересекла границу Рощи. Но я точно уверен, ни одно из благ, что может обещать нам этот Алан, не стоит твоей жизни. Обещай мне, что вернешься в Город вместе с нами, если хоть что-то пойдет не так.
– Я не могу.
– Обещай мне. – Лин был совсем рядом, прижимался лбом к виску, горячо дыша, настоящий, живой, не принадлежащий ей больше.
– Прости, – шепнула Алиса и с силой дернулась в сторону. – Все будет так, как должно.
Она медленно поднялась. Чарли, поскуливая, прижался боком к ее ноге. Лин продолжал сидеть у валуна, сжимая кулаки так, что побелели костяшки пальцев. Алиса проскользнула мимо него, он не шелохнулся. Девушка почти вошла в пещеру, всматриваясь в растерянное лицо Юли, когда голос Крылатого все-таки догнал ее.
– Я люблю тебя. И никогда не полюблю кого-то еще хотя бы вполовину так же сильно. Я не должен был говорить это, но если сегодня ты решишь уйти в Рощу, то другого шанса у меня не будет, – сказал Лин, а Юли дернулась, словно чья-то тяжелая ладонь ударила ее по щеке.
Алиса замедлила шаг, чувствуя, как эти слова отзываются болью у нее в сердце, как подрагивает медальон, нагреваясь, обжигая кожу. Но вся эта боль перестала иметь значение, когда застланные плотной мутью глаза Юли налились влагой, и крупные слезы потекли вниз, рисуя дорожки на пыльном девичьем лице.
В это мгновение Алисе не было жаль ни себя, ни Лина, который так и остался сидеть за валуном, не зная, кто оказался невольным свидетелем его признания. Одна только девочка, одинокая, слепая, пожертвовавшая собой, виделась теперь ей сквозь серебряные всполохи. Это Роща пульсировала в ней, чуя, как близко оказалась Жрица к тому, что тянуло ее прочь из крылатого сна.
– Лин. Ты, я, наши желания… – хрипло, через силу выговаривая слова, сказала Алиса, слыша, как всем телом подался вперед Крылатый. – Больше это не имеет ни капли значения. Прости.
И шагнула в пещеру, только бы не услышать ничего в ответ, только бы не видеть больше окаменевшее лицо Юли.
– Он не виноват! – выкрикнула вдруг девочка, хватая Алису за руку. – Он не рассказывал мне о колыбельной!
Крылатая непонимающе посмотрела на Юли, та, пошатываясь, шагнула вперед и обняла Алису.
– Я знаю, за что ты злишься на него. Я поняла это… я… я подслушала вас, прости. Я такая глупая… Мне давно нужно было рассказать… Но я боялась, что ты меня прогонишь. Что все начнут считать меня опасной. У меня никогда еще не было друзей, понимаешь? Я не хотела, чтобы и вы… видели во мне чудовище.
Она уже плакала, дрожа всем телом. Алиса растерянно подняла взгляд на подошедшего Лина. Тот хмуро молчал.
– Я не понимаю, о чем ты… – проговорила Крылатая, пробуя отстранить от себя рыдающую девчонку. – При чем тут колыбельная? Почему я должна была прогнать тебя?
Вестники в пещере удивленно притихли, вслушиваясь в их несвязный разговор. Лин прошел внутрь и, подхватив свой рюкзак, сказал:
– Летите за Вихрями. Мы вас догоним.
Освальд хотел было возразить, но Сильвия остановила его взмахом руки.
– Не задерживайтесь сильно, хорошо? – попросила она, проходя мимо замерших у входа девушек.
Алиса кивнула, не отрывая встревоженного взгляда от Лина, который стоял к ней спиной.
Когда они остались втроем, Крылатый решительно оторвал все еще вздрагивающую Юли от плеча Алисы и усадил ее у потухшего костра.
– Не время сейчас и не место говорить об этом.
– Нет! – осипшим голосом сказала Юли. – Если ты любишь ее, то она должна знать правду…