Внезапно воздух вокруг задрожал и огласился звоном, а взломавший охрану студент со смехом бросился в сторону двери.
Следующий момент показал мне взлохмаченного Вернона в комнате студенческого общежития, что-то убежденно доказывающего своему рыжеволосому другу.
— Я не могу ее сейчас вернуть.
— Преподы звереют. Узнают, что это мы такое с охранкой провернули, и уши оторвут. Лучше давай незаметно снова проберемся туда и положим книгу на место, тогда они поймут, что в хранилище ничего не пропало.
— Говорю тебе, сейчас не могу. Сперва я должен изучить ее до конца. Там написано про какие-то камни, которые позволяют путешествовать сквозь пространство. Только представь, сколько пользы может принести это открытие.
— Так эта польза когда будет? А преподы — они сейчас есть, и это серьезная проблема, а особенно — хранитель библиотеки, которого ты умудрился обдурить, и главный по охране, чью защитную сеть ты вскрыл.
— Еще речь идет о равновесии и справедливости.
— Далась тебе эта древняя ерунда. — Рыжий поморщился. — Как ты эти закорючки разбираешь? — Он склонился над раскрытой книгой. — Тут ничего не понятно.
— Это древний язык, я тебе объяснял.
И калейдоскоп из разноцветных частичек снова смешался, чтобы отразить бредущего по коридору синеглазого юношу. В руках он держал письмо, а между темными бровями пролегла глубокая складка.
— Верн, — окликнули его, — Верн, постой. — Долговязый блондин из одного видения подскочил и ухватил друга за рукав мантии, разворачивая лицом к себе. — Дружище, я читал про твоего брата…
Льдистый взгляд и непроницаемое выражение лица взглянувшего на него друга умерили пыл говорившего, и блондин стушевался, закончив негромко:
— Мы все верим, что это неправда. Мы ведь знаем твоего брата. Дело шито белыми нитками, любому понятно, что пытаются выгородить сынка какой-то шишки. Справедливость обязательно восторжествует, твоего брата не казнят.
— Справедливость? — Вернон в горькой насмешке изломил брови. — Вот она — справедливость. — И он со злостью скомкал в руках письмо.
— Верн, Верн, Верн… — Эти голоса сливались в монотонный гул, пока вокруг являлись лица тех, кто знал стража света еще человеком, кто звал его и пытался образумить.
Даже мне, увидевшей в прошлом веселого и смешливого юношу, не чурающегося обычных студенческих проделок, были заметны невероятные перемены. На смену открытому, беззаботному парню пришел сдержанный и молчаливый мужчина с отстраненным взглядом, все свободное время посвящавший изучению древнего фолианта. И в тот миг, когда грани отразились в его полных торжества глазах, когда белое пространство огласилось ликующим: «Получилось!» — а в руках Вернона засиял радужный камень, я уже поняла, что увижу дальше. Достаточно было сопоставить фразы семерых магов о последствиях открытия граней, чтобы понять, как менялся живой человек, превращаясь в холодного стража света. Вернон попал в ловушку и превратился в Призрака.
Я видела смеющегося юношу, окруженного друзьями, а потом наблюдала за мужчиной с редкими белыми прядями в густых волосах, которого провожали настороженными взглядами, от которого шарахались, даже не пытаясь скрыть страха. Люди еще не знали, в кого он обращался, но уже ощущали в лице Призрака опасность.
А причины… Всего лишь глупый студенческий спор, запрещенная книга, неудачное стечение обстоятельств и несправедливая казнь близкого человека, ум самого Вернона, позволивший ему не только изучить древние письмена, но и воссоздать ритуал и получить радужный камень, а еще — его внутренняя чистота, давшая возможность шагнуть в иную реальность.
— Это несправедливо! — Я не смогла удержаться от обвинения, и картинка перед глазами тут же растаяла, а я очутилась посреди белоснежного пространства с переливающимися стенами. — Так нечестно! Ведь он ничего не знал! Просто старая книга с описанием обряда по воссозданию камня, но ничего из тех предупреждений, о которых говорили маги света. Их было семеро! Самые сильные, способные вершить настоящее правосудие. А он? Он просто человек, который желал справедливости, и он один! Вы заперли его здесь, лишили чувств и эмоций. Разве он желал быть вашим стражем? Что он получил за служение вам? Одиночество, бесконечные годы борьбы с теми, кто склонил чашу весов на сторону зла? Почему вы не отпустите его?
Свет стал ярче, мое дыхание более не согревало воздух вокруг, а щупальца холода на миг обняли крепче и отступили. Нет, в моей голове не звучали ничьи голоса, грани не вели со мной беседу с помощью образов на радужных стенах, но я понимала отчетливо, что они хотят сказать. Как если ты не знал чего-то прежде, задал вопрос, а ответ пришел сам собой. И мой ответ состоял в вопросе: «А хочешь ли ты освободить его?»
— Хочу. — Я говорила вслух, хотя грани сами считывали эмоции и мысли.
В следующий миг уже знала, что ритуальный нож с радужной рукоятью, который способен карать лишь виновных, являлся ключом к освобождению Вернона. Если пойти против самой сути клинка стража, если направить его удар против невинного, оружие теряло силу. А если исчезнет клинок, исчезнут и связи, удерживающие заключившего с гранями соглашение Призрака.
Он когда-то решился отдать все силы на борьбу за справедливость, но рядом не было того, кто искренне захотел бы спасти самого Вернона. Грани словно объясняли мне, что энергия равновесия всегда требует что-то взамен, и спрашивали, готова ли я отдать это что-то. В голове сложилась ритуальная фраза: «Когда невинная кровь омоет клинок, когда пройдешь ритуал до конца и не побоишься доказать, что достойна, не сделаешь попытки обманом получить награду и осквернить соглашение, тогда приобретешь все, заслуженное по праву». Весь обряд предстал перед глазами столь отчетливо, что я уже знала каждую деталь, и на новый вопрос: «Ты готова?» — ответила, не колеблясь: «Да».
Странный скрежещущий звук пронзил спокойную тишину, радужные стены осыпались светящимися осколками, словно их разрушили извне, а меня выдернуло в родную реальность, где я, задыхаясь, повалилась на лавку.
Перед потемневшим взором предстало бледное лицо Призрака, чьи синие глаза горели нереально ярко.
Я ощутила стальную хватку на своих плечах, до слуха, с трудом улавливавшего иные звуки, кроме нарастающего гула в ушах, донеслось: «Зачем?» И прежде чем я окончательно лишилась сознания, успела ответить: «Спасти тебя».
Сны пришли на смену беспамятству, наполняя тело целебной силой, восстанавливая утраченную энергию, отданную в ответ на вопросы. Хорошо, что во сне невозможно логически рассуждать или обдумывать последствия собственных поступков, иначе отдохнуть попросту не получилось бы.
Когда открыла глаза, в первый момент удивилась окружающему интерьеру, пока не сообразила, что это та самая башня, куда Вернон однажды переносил меня. Сам он обнаружился неподалеку. Он застыл у окна, а ледяная скованность его фигуры не нарушалась ни единым движением. Первые минуты я просто смотрела на него, но, не дождавшись даже намека на какую-то реакцию, медленно села на постели и прислонилась спиной к стене.
— Ты не желаешь освобождаться от своей обязанности? Тебе и правда по нраву такая странная жизнь? Получать силы от граней, отдавать им взамен всю человеческую энергию и тем самым существовать? Без сна, без еды, без… чувств?
— Когда мне было безразлично, — Призрак не повернул головы, но хотя бы отвечал, — я мог сохранять равновесие.
Я осторожно поднялась с кровати, ощущая небольшую слабость, но все же дошла до Вернона и остановилась рядом, внимательно прислушиваясь к его словам.
— С людскими чувствами невозможно служить палачом граней и без колебаний наказывать виновных, лишая их возможности и дальше совершать преступления. Если смотреть на такого человека по эту сторону радужных стен, то весь его облик — густая и беспросветная темнота без толики света. Если же разглядывать обычных людей — в них смешиваются тьма и свет, а если наблюдать за такими, как ты, — он особенно выделил последнее слово и обвел рукой мой силуэт, — то это как следить за золотистым солнечным сиянием. Свет, легкая тень и снова свет. Он сияет даже в твоих глазах. И вот такие, как ты, не должны погибать.
— Почему же я погибну? Я видела ритуал, он не предполагает убийства. Клинок получит мою кровь, и ты освободишься. Или все же не хочешь?
Теперь Вернон полностью развернулся ко мне, и голос звучал по-прежнему ровно, но выражение лица больше не походило на маску.
— Когда влияние граней слабеет, я ощущаю отголоски эмоций, не глубокие яркие порывы, но в том состоянии, когда перестал чувствовать вовсе, даже они кажутся сильными.
Он коснулся моей руки, провел пальцами до запястья.
— Даже прикосновения я ощущаю. И это приятно. Приятно прикасаться, чувствовать тепло, слышать и видеть тебя рядом. Разговаривать или наблюдать. Испытывать удовольствие от понимания, что больше не боишься меня. Мы похожи, потому ты так свободно чувствуешь себя в гранях. Их энергия проникает в тебя, меняет.
Его ладонь взлетела вверх, а пальцы сомкнулись вокруг радужной капли амулета, шнурок натянулся, впиваясь в кожу.
— Но я готов был закрыть их для тебя.
— Что? — Мерное звучание его голоса гипнотизировало, но резкие нотки последней фразы встряхнули и заставили схватиться ладонями за его руку, натягивающую короткий шнурок.
— Да, закрыть! Забрать свой подарок.
— Зачем? — Захотелось отклониться, но сжавшаяся вокруг кожаного шнурка рука не пустила, а напротив, заставила качнуться Призраку навстречу.
— Чтобы они не нашли тебя.
— Вернон! — Шнурок слишком туго обхватил горло, и, услышав мой вскрик, Призрак тут же разжал ладонь.
— Я пытался сорвать его, пока ты спала, — просто сказал он, — не вышло. Камень чувствует и не позволяет себя снять. Теперь, пока не исполнится ваше соглашение, грани не отпустят. И мне придется перенести тебя в старую часовню и вложить в руки нож, а потом наблюдать за тем, чтобы ничто не мешало ритуалу.