яние, упрямо повторил: — Как есть убили. Магией своей, душегубы.
К моему носу вдруг поднесли нечто с резким запахом, и, мотнув головой, я открыла глаза.
Отец наклонился с сиденья напротив и пытался привести меня в чувство, откупорив бутылочку с нашатырем.
— Папа… — Я слабо помотала рукой, призывая его убрать средство подальше, затем попыталась принять вертикальное положение, но передумала из-за резко накатившей дурноты. Противный привкус во рту мешался со вкусом крови, а перед глазами мелькали белые мушки, которых хотелось отогнать. В желудке ощущались неприятные спазмы.
— Ох, напугала, дочка, — выдохнул отец, — я из окна видел, как ты упала. Испугался, что маги зацепили.
Без объяснений собственного состояния и уточнений, что в последнее время стала слишком часто падать в обморок, поскольку нервные потрясения без последствий не проходят, я не без труда сфокусировала взгляд на лице бледного и взволнованного отца.
— Я все же сошла с ума, да? Мне, представляешь, почудился его голос в той толпе магов. Он велел пропустить императора.
Папа чуть покачал головой:
— Не сошла, Миланта. Там и был император.
— Папа, — я сдавила голову ладонями, — император умер у меня на глазах.
— Я говорю о втором наследнике, дочь. Ведь ты его голоса так испугалась, что оказалась на земле?
— Нет, — я прошептала эти слова и закрыла глаза, — его там быть не могло.
— Доченька, давай вернемся в гостиницу, ты отдохнешь, а после снова все обсудим.
— Нет, папа, мне нужно сейчас! Ты его видел?
— Я видел милорда дор Харон в окружении пятидесяти магов и видел, как после его приказа расступились посланные остановить их атрионы.
— Ты понимаешь, что его не могло там быть? Помнишь, я говорила о ритуале?
— Помню.
— Папа, это жутко. Неужели ты забыл о деталях, о том, что две дюжины самых сильных магов должны одновременно совершить ритуальное самоубийство, чтобы возродить к жизни одного ликана?
— Я не забыл, дочь.
Отец говорил спокойно, не споря, не убеждая, но давая мне время самой все осмыслить.
— Это невозможно. — Я снова шептала, а из глаз уже катились слезы.
— Зависит от цели.
— Что это за цель? Ты хоть понимаешь? Сильные маги, то есть умудренные жизнью, с определенными знаниями и опытом, чьи-то отцы и мужья, они разом… — Я не смогла закончить.
— Они спасали своих детей, дочь, спасали от вечного заточения. На что не пойдешь ради ребенка, Миланта. Я бы тоже так поступил. Ведь они возродили к жизни не просто сильнейшего представителя магического сообщества, они оживили императора. По праву наследования и по праву крови младший Монтсеррат теперь должен занять трон.
— Папа! — Я почти кричала. — Он не проживет долго! Отражение не проживет без второй половины души! Зачем оживлять того, кто обречен? Это не Кериас, это самозванец! За две недели маги придумали обман и использовали свои магические силы, чтобы он не раскрылся. Никто не оспорит, ведь те, кто знал про ритуал, мертвы.
— Миланта, не плачь, — папа вновь склонился вперед, погладил меня по голове, — сердце разрывается смотреть на тебя в таком состоянии. Я лишь сказал, что видел. Я узнал милорда, как и остальные. Если он самозванец, то сходство передано идеально, не считая отдельных деталей.
— Каких деталей? — Сердце забилось быстрее. — Расскажи, каким ты увидел его?
— Я помню его в должности главного дознавателя империи и видел в последний раз несколько лет назад. Голос и манеры — все сходится. А внешность почти такая же: черные волосы, они стали длиннее, высокий лоб, прямой нос, темные глаза. Выражение лица немного иное. У меня милорд дор Харон всегда ассоциировался с этаким насмешником, знаешь, с ехидной улыбкой. А сегодня он выглядел иначе — губы плотно сжаты, лицо суровое, даже жесткое, а над виском — белоснежная прядь, очень заметная в черных волосах.
— Что? — У меня едва не остановилось сердце.
— Я сказал, он выглядел суровым…
— Нет! Нет, нет. Прядь?
— Белоснежная.
— Как снег? Белая, белая?
— Миланта, ты сама сейчас белее снега.
— Вернон… — Я шептала, и слова самой казались бредом. — Вернон умирал там, в часовне. В его сердце вошел клинок, испачканный в моей крови — крови невинной жертвы. И он улыбнулся на прощанье. — Слезы мешали говорить, но остановить поток фраз, идущих из глубины сердца, было выше моих сил. — Его волосы потемнели, только белоснежная прядь осталась над виском. Он погиб, а затем я убила Кериаса. И в спальне императора я спросила: «Вы хотите сделать меня отражением?» — а старый маг засмеялся, он ответил, что отсеченная сущность должна быть заменена в момент гибели, иначе становится слишком поздно. Как прижечь рану каленым железом, сразу же, на живую, иначе не зарастет. Он сказал, что императору не жить, ведь в момент смерти второй половины под рукой не оказалось новой жертвы. А Кериас и Вернон… он, они живы! Две половины и один мужчина, как прежде.
Я рыдала во весь голос, а бедный отец гладил меня по голове, позволяя выплакаться, и даже не пытался успокоить.
Когда и сил почти не осталось, я заметила, что карета давно остановилась. Возница переминался с ноги на ногу с той стороны, но не заглядывал внутрь, наверное испытывая неловкость и растерянность, как и любой мужчина при виде женской истерики. Когда я замолчала, он решился постучать и чуть приоткрыть дверцу.
— Приехали. Я хозяину сообщил, чтобы вам помогли, если идти пока не можете.
— Мне нужно во дворец! Мне нужно его увидеть и понять, что это не обман. И рассказать все, объяснить про грани, про ту ночь в часовне!
Я металась по комнате, которую хозяин не успел сдать после нашего утреннего отъезда. Здесь по-прежнему стоял чемодан для мадам Амели, который еще не выслали по указанному адресу.
Без лишних слов нам вернули ключи, поскольку возница уже ввел хозяина в суть дела, рассказав, почему мы не покинули город, и в красках расписав произошедшее у ворот.
Придя в себя, я тут же преисполнилась лихорадочной активности и теперь бегала из угла в угол мимо вздыхавшего отца.
— Дочь, присядь на секунду и объясни, о чем рассуждала в карете. Мне не до конца понятны твои заключения.
— Ох, это непросто. Ведь я читала о «Зеркальном ритуале», видела многое в гранях, а еще слышала рассуждения Мясника. Но только боюсь, папа, вдруг это не Кериас? А если маги отыскали какого-то двойника или изменили внешность с помощью чар? Понимаешь, с одной стороны, объяснилось, почему Кериас в облике барса так хорошо выглядел, а с другой — решиться заплатить подобную цену человеческими жизнями — это безумие!
Отец снова вздохнул, больше не пытаясь призвать меня говорить мало-мальски логично, а не выплескивать сумбурные рассуждения на его седую голову.
Я решила изложить все по порядку, но в этот момент споткнулась о чемодан для мадам Амели и чуть не упала.
— Миланта, — встрепенулся отец.
— Нет-нет, все хорошо. — Я устояла на ногах и принялась отстраненно рассматривать тисненую кожу с металлическими заклепками. — Мне нужно во дворец, — медленно проговорила вслух, — но смогу ли попасть туда? А вдруг кто-то узнает, кто-то из охраны или иной наблюдатель, случайно заметивший меня в ночь, когда погиб император? А если меня обвинят в его смерти и заключат под стражу?
Подобные мысли преследовали неотступно все две недели после гибели Ириадена, а сейчас обеспокоили снова, как только я решила вернуться во дворец.
— Но ведь есть волшебница, есть мадам Амели. Она поможет, разве нет? Конечно, поможет, только нужно придумать, как ей все объяснить, не посвящая в подробности.
Тут папа вдруг поднялся и, опираясь на трость, медленно направился к двери. Я следила за его перемещением, все еще погруженная в собственные мысли. Оказывается, настолько сосредоточилась, что пропустила стук в дверь.
Помощник хозяина гостиницы, шустрый мальчишка-разносчик, передал папе пузатую бутылку с янтарной жидкостью и, получив в награду мелкую монетку, умчался прочь.
Вернувшись в комнату, отец прошел в угол, где стоял наш обеденный столик, придвинул к себе пустой стакан и наполнил его на одну треть, после чего протянул мне.
— Держи, дочь, придешь в себя, а потом и поговорим нормально.
Я взяла машинально и сделала пару глотков, после чего закашлялась и вытерла выступившие на глазах слезы. Терпкий напиток отборной выдержки обжег горло. В груди разлилось тепло, а напряженные до ломоты мышцы наконец расслабились.
— Ох, — я выдохнула, — это же спиртное.
— Только такое средство и есть у хозяина. Он уверял: при душевных расстройствах хорошо помогает. Ты как? Теперь расскажешь толково, что даст визит во дворец?
Пол под ногами показался неустойчивым, пришлось прекратить беготню и сесть на кровать. Отец устроился на своей и приготовился внимательно слушать.
— Нарисуй себе мысленно, — приступила я к пояснениям, — две человеческие фигуры, Кериаса и Ириадена, а теперь проведи вертикальную линию точно посередине. У каждого заштрихуй левую сторону темным цветом, а правую оставь светлой. Это их души, состоящие из двух половинок, крепко связанных друг с другом. В часовне я забрала у Кериаса почти всю жизненную энергию, практически убив его. В ту же секунду связь нарушилась, и подселенная половина души, отравленная безумием императора, погибла. Тогда же сработала магия ликанов, и Кериас лишился человеческого облика, а уцелевшая часть еще живого сознания оказалась в теле кота.
В тот самый миг император ощутил разрыв связей, его часть — здоровая половина души Кериаса — тоже погибла. Тогда он потерял силы, заболел, и, если бы не помощь мага, прожил бы несколько дней, не дольше. В итоге он все же умер, и я искренне считала, что Кериас в облике барса тоже обречен. Помнишь, я говорила про половинки души — они неполноценны, не могут существовать отдельно друг от друга. Однако я не учла, что в ту же ночь в часовне погиб Вернон. Прежде чем грани окончательно закрылись, впитав энергию и силу убитого стража, часть его сущности проскользнула в тело барса, заполнив собой пустоту и сросшись с покалеченной половинкой души. Я знаю, что подобное сложно представить. В ситуации с обычным человеком — и вовсе не возможно. Однако душа младшего из братьев была разделена еще в раннем детстве, и, если можно так сказать, настроена на притяжение второй составляющей, чтобы стать единым целым, по этой причине родная Кериасу, еще живая половинка, точно магнит, привлекла к себе чужую сущность. Если сейчас мысленно нарисовать фигуру человека, то картинка будет такой же, состоящей из двух частей, раскрашенных темным и светлым. Вот почему барс не погиб и был полон сил при нашей последней встрече. Ну а потом, если верить, что именно Кериаса мы увидели во главе магов, произошло следующее: пытаясь возродить нового императора к жизни, вернуть ему человеческое сознание и облик, утраченные в момент гибели, маги провели жуткий обряд. Вся освобожденная в результате сила хлынула в Кериаса, его магический резерв заполнился до краев, и началась обратная трансформация. Он снова стал человеком, еще более сильным магом и, более того, свободным от безумия и совершенно здоровым. Вот.