Горячее дыхание коснулось кожи, мурашки побежали вдоль позвоночника, я ощутила слабость в мышцах и забыла уточнить, о чем следует просить императора в такой момент.
— Попроси отпустить или убираться прочь, можешь даже пригрозить.
Он насмехался надо мной. Не просто дразнил, а именно издевался, еще и потому, что его тело при этих словах прижалось к моему. Сквозь ткань длинной рубашки отчетливо ощущался жар кожи и сила крепких мускулов. Я моргнула, не понимая, когда он успел избавиться от халата. Сейчас чувствовала именно обнаженное тело и каждую мышцу, вдавившую меня в кровать. Тот прозрачный «бастион», который лишь по ошибке назвали ночной сорочкой, не дарил никакой защиты. Ткань разошлась бы по швам по одному щелчку его пальцев. И я с дрожью в груди ждала этого щелчка.
— Неинтересно, Мышка. — Его шепот вливался в уши, тек расплавленной патокой по телу. — Совсем не будешь сопротивляться? Не будешь убегать?
Легкое прикосновение губ к виску, и я вздрогнула.
— А как же поиграть?
Из-за его игр меня кидало то в жар, то в холод.
— Когда ты боишься, твой аромат еще сильнее, — губы скользнули по щеке, — и притягательнее. Будоражит, заставляет кровь вскипать, особенно если вдыхать его и прикасаться к тебе.
Тихий голос ласкал, завораживал, завлекал, голова отяжелела и кружилась. Дрожащие ладони, которыми упиралась в его грудь, ослабли. Мне не помешал бы глоток холодного воздуха, чтобы вырваться из этого гипнотического состояния.
— Как думаешь, что интересней: соблазнять или принуждать?
Я, кажется, снова бессмысленно качнула головой, не особо разбираясь в сути вопроса.
— Зависит от настроения, — шепнул он.
Тревожащие прикосновения к губам, плечам, груди будто сильнее сгущали темноту вокруг. Мои руки безвольно упали на постель, голова запрокинулась, оставляя шею открытой и беззащитной, и его пальцы ласково провели по ней: от ключицы до подбородка, потом обхватили, чуть сжались. И голос из обманчиво нежного вдруг стал ужасно холодным:
— Так тосковала по нему, что готова быть с нами двумя?
Будто кусок льда упал на грудь.
Раскрыв глаза, недоуменно всмотрелась в его лицо, надеясь считать чужие эмоции, но ночным зрением я не обладала.
Высшие силы! Он ревнует? К самому себе?
Кериас вдруг отстранился, сел на кровати, отвернул голову так, что был виден лишь профиль.
— Какая неприятность, — с досадой протянул он.
В спокойном голосе мне слышалось ворчание хищника, у которого прямо из когтей вырвали вожделенную добычу.
— Извечный враг стал частью меня и теперь вцепился в горло.
Кериас схватил мою ладонь и прижал в районе солнечного сплетения.
— Он бьет точно сюда, чтобы невозможно было дышать. Рвется наружу, подобно моему зверю, не позволяя сделать с тобой то, что я хочу.
Поежившись, попыталась забрать руку, но император поднял ее выше, к губам. Они мягко коснулись кожи в центре ладони, принялись чертить на ней извилистые линии, а мужской голос вновь звучал приглушенно и обманчиво нежно:
— А я очень хочу, еще сильнее, чем прежде, и препятствий больше не существует.
Свободная рука Кериаса взметнулась вверх, продемонстрировав в воздухе удушающий захват.
— Кроме этого.
Меня точно по голове огрели. Не существует препятствий? А как же мои чувства? Они совсем не помеха?
— Что за напасть, Мышка! — Он притворно тяжело вздохнул и поднялся на ноги, потянулся, демонстрируя сильное, гибкое и опасное тело во всей красе — большой пластичный кот в человеческом обличье. — С одной стороны — барс, с другой — на редкость правильный маньяк-убийца. Он совсем к тебе не прикасался?
Сказать, что мы целовались? Я решила воздержаться. По-моему, именно молчание выручало в данный момент, и кто знает, как Кериас мог отреагировать на любую ответную фразу, пусть даже мне она казалась невинной.
— Извращенец, — постановил он. — Утащил к себе девицу и девицей оставил. Для ритуала берег, — фыркнул он и прошел в другой конец комнаты, плавно проскальзывая через полосы света и тени, будто не человек вовсе, а плод разыгравшегося воображения. Мне вдруг подумалось, что это все сон, и я ущипнула себя за руку. Щипок оказался болезненным.
Нет, не грезы, а похожая на дурман реальность.
Император замер возле окна, погрузившись в свои мысли. Лунный свет серебрил снежную прядь, а Кериас смотрел вдаль отрешенным взглядом. И да, именно Вернона напоминал мне сейчас.
Я не искала намеренно черты стража в этом новом Кериасе, но я их замечала. Особенно в такие моменты, когда он отгораживался от настоящего, окунаясь в собственные размышления. Напрасно владыка боролся с другой стороной самого себя, он лишь задерживал процесс слияния, не позволяя двум сознаниям окончательно стать единым целым и отказываясь признать, что Призрак больше не является его врагом.
— Я найду способ с этим справиться, — твердо произнес Кериас, вновь превращаясь в опасного противника, который не собирался забывать и прощать, — просто дай мне повод.
Он вытянул руку и действительно щелкнул пальцами, а меня испугало резкое движение слева — тяжелый парчовый халат взметнулся в воздух с кровати. Он подлетел к Кериасу и обнял его тело, закрыв широкие плечи, спину, спустившись до щиколоток. Я снова вцепилась в одеяло, потянула вверх и стиснула его в кулаках, а в душе щемило от пронзительной тоски.
Бросив на меня последний взгляд, император ушел. Хотя я не могла видеть в темноте, готова поклясться, что он очень недобро усмехнулся на прощанье.
ГЛАВА 18
Подготовка к красивому спектаклю, как выразился Кериас, началась. Она велась полным ходом, и каждому действующему лицу отводилась в нем своя роль.
Я полагала, что ночное происшествие еще сильнее отдалит нас друг от друга и император велит не показываться ему на глаза, но снова не угадала.
На следующий день из окна я наблюдала в саду целую процессию. По тропинке неспешно шагал Кериас в роскошной, отороченной белоснежным мехом мантии, а под руку держал какую-то светловолосую особу и периодически склонялся к ней, шепча что-то на ушко. Впереди и позади на некотором расстоянии шли атрионы, а еще дальше следовала вся свита. Придворные словно бы тоже прогуливались, однако не желали при этом сворачивать с дороги, по которой следовал правитель.
В дверь гостиной постучали, отвлекая от созерцания торжественного шествия, и я обернулась как раз вовремя, чтобы увидеть на пороге Эвелин.
— Идем, — сказала кошка и крутанулась на пятках, отчего черная косища взметнулась едва ли не выше ее головы. Мне тут же подумалось, что на такой «веревке» можно при случае подвесить не одну мышку. Не с этой ли целью отращивала — душить врагов?
Брюнетка, которую даже мысленно не выходило назвать матушкой Кериаса, привела меня в огромную залу. Я споткнулась в дверях, когда заметила в центре комнаты императора. Того самого, который дор Харон амон Монтсеррат, но не в роскошной мантии, а в черной рубашке с закатанными рукавами и облегающих черных штанах, сразу напомнивших об удобной дознавательской форме.
Кериас сидел на корточках и внимательно рассматривал пол. Рядом с ним в такой же позе замер приземистый седовласый мужчина. Я открыла рот и закрыла, напряженно размышляя, как император здесь очутился, еще и без свиты и в другой одежде, если только что был в саду.
— Привела, — отчиталась Эвелин и, захлопнув инкрустированные бронзовыми узорами двери, демонстративно от меня отвернулась.
Кериас кивнул мимоходом, даже не взглянув в нашу сторону, и не прервал разговора:
— Нет, здесь не годится. Плиты толстые, а пространство слишком большое. Сделаем на террасе.
— Кругом сад, деревья опять же, — задумчиво ответил на это его собеседник.
— Да. — Правитель стремительно поднялся и дошел до окна, указав куда-то рукой. — И вот над ними платформа будет отлично смотреться.
— Я не спорю, — пожал плечами мужчина и, чуть покряхтывая, тоже встал, — задумка грандиозная. Если сработает, будет эффектно.
— Будет. — Кериас хлопнул его по плечу и повернулся в нашу сторону: — Эвелин.
Он протянул руку, и магиня стремительно подошла и вложила в его ладонь свернутую в трубочку бумагу.
— План составлен, как ты просил. Вся зона, — она очертила залу руками, — будет разбита на квадраты. Ты уверен, что общего стола не должно быть?
— Уверен. Маленькие группы людей лучше просматриваются. Атрионы займут свои посты и станут наблюдать за каждым квадратом. Трон оставим на возвышении в том месте, где сейчас стоит стул. Никаких длинных скатертей, свисающих до пола. Столы с закусками — отдельно друг от друга, и места только стоячие. Толчеи не должно быть, мне нужно видеть в этой комнате каждое лицо. Музыкантов усадим вон там.
— Я помню. Мы уже внесли в схему исправления, все измерили и рассчитали.
— Отлично. Миланта!
Я шагнула вперед, ощущая себя как во время экзамена в школе. Может, мне тоже следовало что-то подготовить или измерить? Вдруг я ему прямо сейчас дала повод, и он всех прогонит, а мне скажет: «А ты и я, Мышка, отправимся в спальню».
Кериас поманил к себе, заметив, что медлю, и я поспешила приблизиться. Вложила свою ладонь в его и непроизвольно напряглась, когда мужские пальцы крепко сжались. Император повел на возвышение и опустился на стул, велев мне встать позади. Я так и сделала, но все еще пребывала в растерянности. Кериас задумчиво покачался туда-сюда и сказал:
— Встань левее, я тебя почти не чувствую. Да, здесь.
Я послушно прошла чуть в сторону.
— Лучше, но недостаточно хорошо. Положи руку на спинку.
Положила, а он принял позу, будто действительно сидел на троне и взирал сверху вниз на своих нижайших подданных. Втянув воздух, Кериас задумчиво качнул головой.
— Ощущаю, но слабо. Перемести ладонь на мое плечо.
Переместила.
— Все. Так и будешь стоять. Эвелин?
— Смотрится гармонично, точно в соответствии с традициями — фаворитка за плечом императора.