И я уже приготовилась пропустить вперед самых доверенных лиц, а потом слиться со свитой, когда неожиданно, всего на пару минут мы остались одни. Эвелин и маг оказались по ту сторону дверей, а я и Кериас — по эту. И снова — долгий взгляд, изучающий, ждущий, а мне следовало поклониться по всем правилам и заверить в своей преданности. Ведь такое положение я теперь занимала: будто в круге его доверенных лиц, но по причине зависимости императора, знала о вещах, хранившихся в строжайшей тайне, но была не в курсе всех планов Кериаса на этот вечер. Я помогала, но благодарить за это следовало не столько меня, сколько странную связь между нами. А значит, поступков, выходящих за четко обрисованные пределы, или чувств, помимо обиды за принуждение, он, наверное, и не ждал. Просто смотрел, просто выяснял, с ним ли я, а я… Потянулась к опущенной руке с массивным императорским перстнем, подняла выше и чуть ощутимо коснулась губами.
— Я буду с тобой. Не подведу в этот раз.
Выдохнула, словно дала важнейшую клятву, отпустила его ладонь и вдруг очутилась в кольце сильных рук. Не рванулась, как прежде, лишь запрокинула голову, чувствуя, что вокруг нас пропасть: враги, друзья, привычки, условности, прошлое, будущее. Один неосторожный шаг — и этот вечер станет началом конца для него и для меня. Закрыла глаза, отрекаясь на секунду от всего и от себя в том числе, и погрузилась в темноту поцелуя.
Твой поцелуй подобен плену,
В нем память прошлых наших встреч,
Он для меня сродни ответу,
Что и забвенью не стереть.
Если герой древней поэмы именно так ощущал прикосновение губ своей возлюбленной, то для меня поцелуи Кериаса всегда были разными, но чаще — подчинявшими его воле. Они словно поглощали меня, отдавали чужой власти. Давным-давно директор столичной библиотеки предупреждал, что Зверь будет давить, пока не сломаюсь, и тем сильнее, чем отчаянней будет мое сопротивление. А сейчас я не противилась прикосновениям и объятиям, и они стали такими… Исчезли прежняя жесткость, властность, кружащий голову напор, и мне вдруг досталась нежность, щемящая, ласковая и такая настоящая. Поцелуй на границе света и тени, скрадывающий остроту полумрак и мягкое обволакивающее сияние.
Спало напряжение силы, перестал потрескивать, давить на виски воздух и жалобно скрипеть металл. Поцелуй — точно волшебство для нас обоих. У меня ушла боль из сердца, его отпустило напряжение, сила вновь оказалась под контролем. И когда его ладони опустились, выпуская мою голову, а пальцы погладили по щеке, я открыла глаза, вернулась в тишину гостиной, вспомнила о том, что нас ждет, но отчего-то больше не боялась.
Император торжественно вступил в залу, а придворные выстроились по обеим сторонам. Атрионы замерли вдоль стен и зорко следили за каждым гостем. Когда правитель Монтерры величественно проходил мимо своих подданных, те склонялись в низком поклоне. Высшая аристократия особенно старалась выразить почтение, ибо благосостояние большинства этих людей зависело от расположения владыки. Особенно уповали на мимолетный взгляд, который мог подарить им надежду, наряженные в роскошные платья дамы.
Намного более сдержанно вели себя светлейшие князья. У каждого за спиной осталось собственное княжество, их ли правителям было присягать на верность новому императору-магу? Однако удержать спину ровной не смог ни один.
Я смотрела на этих людей, известных, великих, родовитых, и восхищалась впечатлением, произведенным Кериасом. Не окажись я велением судьбы в такой близости от трона — и не посмела бы даже находиться с ними в одной комнате. Однако с какой легкостью новый владыка империи шагал меж настороженных придворных и наделенных собственной властью недоверчивых «королей» — каждый при своем владении, у каждого за спиной сильные воины и поддержка местных жителей, однако они не смели шелохнуться, пока он не дал своего разрешения.
Император спокойно взошел по ступеням и занял трон, уложив руки на резные подлокотники, а я выступила из тени и встала позади Кериаса. Положила подрагивающие пальцы на его плечо и замерла, обводя взглядом всех, кто оказался ниже нас. Задачей было не показать растерянности или испуга, и, надеюсь, справилась с этим, ведь на меня смотрели все. Еще как смотрели! Женщина должна подчеркивать статус мужчины, а потому фаворитка императора была неотразима сегодня. И когда владыка шевельнул пальцами, а мое платье пошло огненными всполохами, точно загорелось по-настоящему, все ахнули. Мы будто огонь и лед: в белоснежном одеянии и в пламенеющем наряде оказались у всех на виду. Вокруг раздавались пораженные и восторженные возгласы, я ловила удивленные, завистливые и восхищенные взгляды и изо всех сил старалась не сжимать пальцы на плече своего снежного зверя.
А потом последовало представление гостей: распорядитель громко объявлял имена, и названные подходили и вновь склонялись в поклоне. Кому-то Кериас благосклонно кивал, а одной леди в коралловом платье и с пышной прической даже улыбнулся. Уловив необычное имя — Эзмини, я вспомнила, что читала об этой выдающейся женщине, которая стала править после смерти старого мужа и получила клятву верности от всех глав проживающих на территории княжества кланов. С тех пор она управляла железной рукой.
Я, правда, не ожидала, что великая княгиня окажется так молода и хороша собой, а ее, судя по выразительным взглядам, очень заинтересует император. В его же улыбке тоже сквозил интерес. Мне вдруг подумалось, что вот такая женщина превосходно подойдет на роль императрицы. Происхождение всегда играло главную роль в выборе супруги. Правителям Монтерры не было нужды брать в жены иностранных принцесс. С сильной и могущественной империей никто из соседей не смел идти на конфликт, но основой власти и ее незыблемости являлось укрепление внутренних связей и поддержка сильнейших княжеств.
Внезапно для меня померкла прелесть взаимного поцелуя, воспоминание о котором так грело сердце и помогало стоять ровно и выдерживать сотни взглядов. В том положении, в каком очутился, Кериас мог жениться только на знатной женщине из лучшего рода, ведь среди явившихся на праздник не было главного противника, светлейшего князя Иннеи.
Я вздохнула, а в следующий миг, как и все остальные, оглянулась в сторону террасы. Представление закончилось, и гости заняли места у столов, а многочисленные окна вдруг распахнулись, впуская морозный ветер. Он пронесся по зале, и на круглых столешницах, словно из воздуха, кусочек за кусочком выстраивались высокие хрустальные бокалы и чаши, а слуги принялись наполнять их вином, фруктами и закусками.
И снова — восторженные ахи и охи. Такая невинная, но красивая магия впечатлила самых неискушенных, искушенные же смотрели с подозрением, осторожно брали сосуды с напитками, а те, кто посмелее, решались сделать глоток. Они прекрасно понимали, что это необычное развлечение для гостей — своего рода демонстрация силы. Ведь если можно создать из воздуха бокал, то что мешает сотворить из него нечто более опасное.
Император был невозмутим и не обращал внимания на волнение среди приглашенных. Он оглядывал их равнодушно, но цепкий взгляд выхватывал все детали, объединяя в единую картину. Не успели придворные испробовать угощение, как из ниоткуда полились чудесные звуки музыки.
Я взглянула на отведенное для музыкантов место, но сперва увидела пустое пространство, а затем заклубившуюся там снежную дымку. Постепенно рассеиваясь, она открыла глазам вновь пораженных гостей исполнителей чарующей мелодии. Мне тоже захотелось ахнуть, так чудесно это выглядело. Некоторые придворные даже отвлеклись от угощения, стараясь не пропустить нового необычайного явления, и в ожидании оглядывались по сторонам. Однако Кериас планировал свои «чудеса» дозированно. Нужно было впечатлить, но не напугать, немного рассеять внимание, но не спровоцировать тревоги и не перенасытить публику магическими штучками. А потому дальше вечер пошел по обычному, не волшебному сценарию.
Чуть позже начались танцы, и тут зрителей ждало новое развлечение. Вновь из ниоткуда возник белый туман, окутал столы, заставляя гостей отшатнуться, а когда он рассеялся, никакой мебели в зале, за исключением стульев для пожилых приглашенных, не оказалось. Зато на стенах появились огромные зеркала, и музыка заиграла громче.
Император не покидал своего трона, разглядывая танцующие пары, а я, естественно, оставалась рядом, зато остальные кружились в вальсе. Многие дамы явно сожалели об упущенной возможности оказаться в объятиях правителя. Я же прекрасно понимала, что Кериас не мог сейчас расслабиться и бездумно раствориться в мелодии чарующего танца. Он постоянно был настороже, хотя магия не вырывалась из-под контроля.
Когда миновала полночь, император вдруг подал музыкантам сигнал, и мелодия стихла. Утомленным гостям было предложено выйти на террасу, чтобы наблюдать за еще одним чудесным зрелищем — торжественным салютом. Впервые за все время Кериас поднялся с трона и предложил руку мне. Взглянув в его невозмутимое лицо, я ощутила волнение, интуитивно почувствовав, что салют станет кульминацией вечера.
Серебристые снежинки упали с потолка сверкающей завесой, закрыв высокие окна подобно легкому тюлю, и затем исчезли, а вместе с ними исчезли и оконные проемы. Терраса стала единым целым с залой, а возбужденные очередным необычным зрелищем придворные поспешили выйти наружу.
Император крепко, но мягко придерживал меня за руку, и по его поведению невозможно было понять, к чему он внутренне готовился. Мы остановились на возвышении, и вдруг стало неуютно. Впервые за весь вечер меня и Кериаса окружали люди. Пусть они находились на небольшом расстоянии, словно отделенные незримым кругом, но сейчас невозможно было видеть действий каждого, как в зале. Еще напрягал момент, что Кериас не пропустил меня вперед, а предпочел отодвинуть практически за спину, хотя теперь он не сидел на троне, но возвышался передо мной, закрыв почти весь обзор.