нах они всегда видятся мне голубыми. – Она нахмурилась и принялась теребить край одеяла. – И я слышу своих сестер, слышу их голоса, и мне кажется, что они все еще здесь. Как будто никогда и не уходили.
«Глаза закрыты, но не спишь, а попрощавшись, не уходишь».
Я чуть не задохнулась, мгновенно вспомнив тот невыносимо жаркий день, растрескавшуюся от зноя глину на дороге и белоснежную деревянную церковь у болота. Я взглянула на Хелену. Она смотрела на меня удивленно, как будто я произнесла эти слова вслух.
Я глубоко вздохнула.
– Я испекла для Финна торт «Добош». Надеюсь, он знает, что это такое?
– Да что вы говорите? Неужто сами испекли?
Я кивнула.
– Я люблю печь. В конце книги по истории Венгрии есть раздел по венгерской кухне. А в следующий раз попробую приготовить печенье «Duna kavics». Это означает «Дунайская галька».
– Неужели?
Я покраснела, понимая, что для нее мне не нужно было переводить название. Не дождавшись моего ответа, она сказала:
– Это будет проще, чем печь торт «Добош». Там столько слоев, и начинка должна быть просто идеально приготовлена – не слишком густая и не слишком жидкая. Помнится, мама принималась его делать, а потом все выбрасывала и начинала все сначала. Что не очень разумно, когда ты печешь торты и пирожные на продажу, чтобы заработать денег на еду и обувь.
Старуха вздернула подбородок.
– Вижу, вы с ног сбились, готовясь ко дню рождения Финна.
Она долго смотрела мне в глаза, и я снова покраснела, наконец поняв намек. Наклонившись вперед, она спросила:
– А вам приходилось готовить кулинарные шедевры для мужа сестры? Запамятовала, как его зовут?
– Глен. – Я кашлянула, поняв, какой комментарий вертелся у меня на языке. – Что касается второго вопроса, нет, не приходилось. Все торты на его день рождения печет Ева. Я ей, конечно, помогаю, если в этом есть необходимость. Но она редко просит меня о помощи.
– И когда у него день рождения?
– В ноябре. Пятого ноября, если точнее.
– Хотела бы я посмотреть, будете ли вы печь торт «Добош» для него.
– Кто тут поминает торт «Добош»?
В комнату вошел Финн, а Джиджи пронеслась мимо него к кровати Хелены. Я встала, держа за спиной приготовленный для Финна подарок, а он старательно делал вид, что ничего не замечает. Я медленно направилась к двери, радуясь его столь своевременному появлению и гадая, какую часть разговора ему удалось услышать.
– Это сюрприз, – сказала я, выходя из двери, но остановилась, вспомнив вчерашний телефонный разговор с Питом. С трудом придерживая рамку с обложкой одной рукой, второй я полезла в карман юбки, вытащила листок бумаги и передала его Финну.
– Пит, владелец бара, звонил мне домой, разыскивая вас. Он потерял вашу визитную карточку, но хотел поговорить с вами. Я сочла, что не слишком удобно давать ему ваш номер, поэтому просто записала его телефон. Он сказал, что человек, разыскивавший вашу тетю, был в баре один раз, сразу после вашего визита. Но с тех пор не появлялся. Пит просил вас позвонить ему, если вам нужна дополнительная информация.
Он слегка выпятил подбородок, и я заметила это лишь потому, что внимательно наблюдала за ним. Я вспомнила то, что сказала Хелена по поводу торта ко дню его рождения. И спросила себя: стала бы я так же стараться для Глена?
Финн сунул записку в карман брюк, даже не удосужившись развернуть ее.
Тут наше молчание нарушил властный голос Хелены.
– Это кто там пытался разузнать обо мне в баре?
Подбородок Финна слегка подергивался, когда он посмотрел на тетю.
– Речь вовсе не о тебе, – сказал он. – О Бернадетт. Перед смертью она просила меня кое с кем встретиться в баре Пита – она не назвала мне имени этого человека. Она не объяснила, о чем идет речь, но сказала, что для нее очень важно, чтобы я поговорил с ним. Встреча была назначена на четверг, а накануне я узнал, что она умерла и… – Он на несколько мгновений замолчал. – Я надеялся, что в один прекрасный день он появится в баре и я смогу узнать, почему она так настаивала на моей встрече с ним.
– Папочка!
Мы оба обернулись и увидели, что Джиджи склонилась над Хеленой, а старуха ловит ртом воздух. Мимо меня стрелой пронеслась сестра Уэбер, встревоженная криком девочки. Я взяла Джиджи за руку и вывела ее на кухню. Мы слышали спокойный голос Тери:
– Все в порядке, мисс Жарка. Вы просто перенервничали. Сейчас дам вам успокоительное и посижу рядом с вами, пока вы отдыхаете. Все будет нормально. Просто дышите – вдох-выдох, вдох-выдох…
Мы сидели за столом и ждали, когда Финн выйдет из спальни Хелены. Я прикрывала руками подарок, лежащий у меня на коленях. Наконец Финн вошел в кухню и закрыл за собой дверь. Он встал рядом со столом, но не спешил садиться.
– С ней все нормально, – сказал Финн. – Просто слишком много впечатлений.
– Извините, – сказала я. – Все было прекрасно, пока вы не пришли. Если только…
– Это не ваша вина. На самом деле никто не виноват. И Тери сказала, что ей нужно лишь чуть-чуть отдохнуть. А когда она проснется, мы будем праздновать мой день рождения. – Он едва заметно улыбнулся, но было ясно, что это исключительно ради того, чтобы успокоить Джиджи.
– Ну тогда, пожалуй, пойду заверну ваш подарок в красивую обертку. – Я продолжала сидеть, надеясь, что он поймет намек и уйдет, чтобы я могла встать.
– Она просила меня кое-что передать вам.
Во рту у меня мгновенно пересохло, так как я вспоминала разговор, который мы с Хеленой вели прямо перед его приходом.
– И что же?
– Что, если она умрет, она хочет, чтобы вы сыграли «Ноктюрн до минор» Шопена на ее похоронах.
Я закрыла рот рукой, не уверенная, хотела ли Хелена заставить меня смеяться или плакать. Финн взял Джиджи за руку и вывел ее из комнаты. А я еще долго сидела на том же самом месте и благодарила бога за то, что, видимо, Хелене еще жить и жить, раз она продолжает поддразнивать меня, и гадала, что же я такого сказала, что у нее снова возникли мысли о смерти.
Глава 17
Хелена
Проснувшись, я увидела, что Джиджи спит на полу у моей кровати, а Элеонор свернулась калачиком в кресле, заснув с «Историей Венгрии» в руках. Глядя на нее, я заметила, что она хмурится во сне. Интересно, что ей снится? Я сомневалась, что она вспомнит свой сон после пробуждения. Люди, подобные Элеонор, обычно не признают, что видят сны.
Я посмотрела на квадратный столик, который сестра Уэбер поставила у кровати для моих лекарств и своих приборов. Она украсила его прямоугольной кружевной скатертью собственного изготовления и аккуратно сложила лекарства в плоскую корзинку. Я заметила, что, пока я спала, кто-то положил на поднос маленького петушка из херендского фарфора. Кусочек его когда-то пышного хвоста был отбит, но я, к счастью, не видела этого, так как он был повернут ко мне другим, целым боком. При виде фарфоровой фигурки у меня перехватило дыхание, и тут же мое сердце наполнили непрошеные воспоминания, как прибой наполняет прибрежные болота. Полагаю, ее туда положила Элеонор, ведь это она имеет привычку рыться в чужих вещах.
Повернув голову, я увидела стоящего на пороге Финна, который так же, как и я, разглядывал Элеонор. Как всегда, выражение его лица было совершенно непроницаемым. Ему прекрасно удавалось хранить свои тайны, совсем как Магде.
– Ну как, тебе получше? – шепотом произнес он, присел на краешек кровати, стараясь не разбудить малышку, и взял меня за руку.
Я вырвала руку, раздраженная тем, что со мной обращаются, как с инвалидом. Я все еще удивлялась при виде своего отражения в зеркале и даже пугалась, словно видела там незнакомого человека. Я все еще ожидала увидеть золотистые волосы, кожу без морщин и длинные прямые пальцы. Возраст, словно коварный вор, вместо того чтобы похитить сразу все ваши сокровища ночью, когда вы спите, крадет их одно за другим и заставляет вас смотреть на это.
– Со мной все нормально. И я чувствую себя достаточно хорошо, чтобы присоединиться к вам в столовой и отпраздновать твой день рождения. Надеюсь, Элеонор уважила мою просьбу и накрыла стол?
– Да, она накрыла, а сестра Уэбер украсила комнату – повесила плакат с поздравлением и воздушные шарики. Знаю, ты их не любишь, но, пожалуйста, сделай вид, что они тебе нравятся, так как обе дамы вложили свой труд в подготовку торжества. Мне лично по душе такая праздничная обстановка.
Я подняла брови, пытаясь понять, что изменилось в Финне за последние несколько месяцев. Волосы его выгорели от постоянного пребывания на пляже с Джиджи, но дело было не только в этом. Создавалось такое впечатление, что на окне внезапно распахнули ставни. Он все еще был внуком своего деда, но в нем явно проступали и черты Магды. А это был очень хороший признак.
– Как хочешь. Я мастерица притворяться, ты же знаешь.
Он протянул руку, взял с подноса фарфорового петушка и начал вертеть в руке, проводя указательным пальцем по отбитому хвосту.
– Я собирался кое о чем тебя спросить. Это насчет Бернадетт. Может быть, ты догадываешься, кто тот человек, с которым я должен был встретиться по ее просьбе?
Я пожала плечами, стараясь держаться непринужденно.
– Ты же помнишь, какая она была – вечно участвовала в каких-то благотворительных акциях. Трудно их все упомнить. Полагаю, она тратила немалые средства на благотворительность, но ей всегда было нужно твое одобрение или, если сумма была значительной, даже помощь. Видел бы ты все эти письма, которые мы до сих пор получаем, в основном на имя Бернадетт, касающиеся каких-то неизвестных мне мероприятий.
Финн поднял голову, и в его глазах засветилась надежда.
– Надеюсь, ты их сохранила?
– Разумеется, нет. Я их выкинула, даже не открывая. У меня полно собственных идей, куда направить деньги.
Он сидел некоторое время с задумчивым видом.
– Если получишь какие-либо другие уведомления, не могла бы ты сохранить их для меня? Мне действительно хочется знать, почему она так настойчиво просила о встрече с неизвестным человеком в этом кошмарном баре. Когда Бернадетт позвонила, не застав меня, она оставила сообщение Кэй, моей секретарше, которая внесла эту встречу в мой график. Мне даже в голову не пришло перезвонить Бернадетт и спросить, о чем идет речь. А потом…