Я частенько играла для Хелены на рояле, правда, после продолжительных препираний из-за выбора между тем, что хотела послушать она и что предлагала сыграть я. Впрочем, через какое-то время я наконец почувствовала, что могу играть все, что угодно, без ограничений, но подобные перепалки доставляли нам обеим слишком большое удовольствие, чтобы мы отказались от этой привычки.
Однажды после обеда, когда Хелена удалилась в спальню, чтобы отдохнуть, я уютно расположилась в одном из глубоких кресел с книгой по истории Венгрии в руках. Мне не терпелось ликвидировать пробелы в моем образовании и произвести на Хелену впечатление своими познаниями об этой стране. Сестра Кестер куда-то уехала за покупками, поэтому, когда раздался звонок, мне пришлось со всех ног бежать к двери, чтобы резкий звук не разбудил Хелену.
На крыльце на почтительном расстоянии от двери стоял человек лет тридцати пяти в дорогом костюме, но при этом в мятом галстуке и поношенных ботинках. При взгляде на него я подумала, что, вероятно, жена старается следить за тем, чтобы он выглядел презентабельно, но его самого внешний вид совершенно не волнует, так как мысли заняты гораздо более важными делами.
У него были серьезные темные глаза с сеточкой морщин в уголках, что говорило о том, что он часто улыбается, и красивые волнистые черные волосы, которые могли бы стать предметом зависти любой женщины. Незнакомец смотрел на меня с явным удивлением.
– Могу ли я вам чем-либо помочь? – вежливо спросила я.
Он вытащил из кармана пиджака белую визитную карточку.
– Надеюсь. Меня зовут Джейкоб Айзексон. Моей семье принадлежит антикварный салон в Атланте. Пару недель назад я был у вас в городе и заезжал сюда, чтобы увидеться с Бернадетт Жарка, но мне сказали, что она скончалась. Приношу свои соболезнования.
– Благодарю вас, – произнесла я. – К сожалению, я сама не была с ней знакома, но сейчас я являюсь компаньонкой ее сестры. Я передам ей ваши соболезнования.
Было видно, что он чувствует себя неловко.
– На самом деле в прошлый раз я оставил визитную карточку, надеясь, что мисс Жарка – Хелена Жарка, свяжется со мной…
– По поводу…? – подсказала я.
– По поводу некоторых принадлежащих ей картин. Перед смертью Бернадетт связалась со мной, чтобы проконсультироваться насчет одной из них, и я надеялся, что ее сестра позволит мне взглянуть на эту картину.
– С целью покупки? Насколько я понимаю, Хелена не заинтересована в продаже своих картин.
– Боюсь, вы не правы, мисс…?
– Мюррей. Меня зовут Элеонор Мюррей. И поверьте, Хелена совершенно твердо заявила, что не хочет никому показывать картины и уж тем более не хочет их продавать.
Он снова полез в карман и извлек два листка белой бумаги, сложенные вчетверо.
– После беседы с Бернадетт я провел небольшое исследование, и выяснилось, что на протяжении нескольких лет Хелена Жарка продала несколько картин.
Я взяла из его рук бумаги, на которых были изображены картины с указанием названия, художника и даты продажи. Мне хотелось сказать Айзексону, что он, скорее всего, ошибается, но тут мне припомнились пустые пятна на стенах, те самые прямоугольники, которые выглядели темнее, чем остальная часть стены, и я промолчала.
– Что именно Бернадетт хотела показать вам? – снова обратилась я к мистеру Айзексону.
– Я не уполномочен обсуждать это с вами, так как вы не являетесь членом семьи. Надеюсь, вы поймете меня правильно. Но может, вы сообщите мисс Жарка о моем визите? – извиняющимся тоном произнес он.
Я вернула ему бумаги.
– Боюсь, сейчас это невозможно, она отдыхает, но я буду рада передать ей вашу визитную карточку.
Было видно, что он хочет возразить, но я не собиралась сдаваться и с решительным видом стояла перед прикрытой дверью. Мои опасения были связаны вовсе не с его неожиданным визитом. У меня возникло подозрение, что между фотографиями проданных картин и книгами по изобразительному искусству, которые Бернадетт скрывала от Хелены, может скрываться какая-то связь. При этой мысли по затылку у меня побежал холодок. Я с усилием взяла себя в руки, едва удержавшись от того, чтобы не захлопнуть дверь перед носом мистера Айзексона.
– Ну в таком случае просто сообщите ей, что я снова заезжал. На выходные я останусь в Чарльстоне. Номер моего мобильного телефона указан на визитке. Пожалуйста, передайте мисс Жарка, чтобы она мне обязательно позвонила. Я готов побеседовать с ней в любое время дня и ночи.
Он посмотрел поверх моей головы в глубь дома, тщетно пытаясь заглянуть в холл. Я сделала шаг вперед, закрывая дверь и с недоумением размышляя, откуда вдруг взялось желание защитить Хелену от неведомой опасности, которая, как я чувствовала, ей угрожала.
– Я так и сделаю, – пообещала я. – Хорошего вам дня.
Я оставалась на крыльце, ожидая, пока посетитель благополучно сядет в машину и выедет на подъездную аллею. Потом я вошла в холл, закрыла за собой дверь и наконец прочитала то, что было написано на визитной карточке:
Джейкоб Б. Айзексон«Айзексон и сыновья»Эксперт по европейскомуизобразительному искусству и антиквариату– Кто это приходил?
Услышав голос Хелены, я вздрогнула от неожиданности и выронила из рук карточку. Мы обе проследили взглядами, как она упала и скользнула под стоявший в холле шкаф.
– Не надо ее поднимать, – сказала старуха, крепко сжимая ручку трости, и направилась в музыкальную комнату.
– Но вы же не знаете, кто это был…
– Это человек, который хочет осмотреть мои картины. Мне это неинтересно. Именно из-за таких, как этот тип, номер нашего домашнего телефона не значится в справочнике.
– Он сказал, что с ним связалась Бернадетт. Поэтому он и приехал.
Хелена не остановилась и продолжала медленно, с трудом переставляя ноги, идти через холл.
– Бернадетт больше нет на свете, поэтому нет и никакой причины для его визитов.
Совершенно сбитая с толку и немало раздраженная, я пошла вслед за ней.
– Вы не считаете, что все-таки имеет смысл увидеться с ним? Вы же даже не знаете, что он хотел сообщить. Что, если это тот самый человек, с которым Бернадетт просила встретиться Финна? – Я опередила ее и преградила путь в музыкальную комнату. – Я могу попросить Финна позвонить ему, чтобы выяснить…
– Не надо этого делать. – Хелена произнесла эти слова тихо, но ей и не надо было кричать, такая в них звучала непреклонность. Она остановилась, и я расслышала ее прерывистое дыхание.
Я положила руку на ее локоть.
– С вами все в порядке?
Хелена покачала головой, словно у нее не хватало сил что-либо сказать. Через минуту она подняла глаза и взглянула мне в лицо.
– Хочу, чтобы вы мне кое-что сыграли.
Я отпустила ее локоть. Она вошла в комнату и уселась на кушетку. Слегка дрожащим голосом Хелена произнесла:
– Сегодня день рождения Бернадетт. Мне бы хотелось, чтобы вы сыграли что-нибудь из Брамса. Это ее любимый композитор.
– Может быть, «Венские вальсы»?
– Вальсы Брамса просто великолепны. Сегодня было бы уместным вспомнить о его «Венгерских танцах», но, боюсь, вам тяжело будет с ними справиться – они слишком сложны для исполнения. Вальсы, конечно, поднадоели, но Бернадетт их очень любила. Играть, слушать и, конечно же, танцевать. Моя сестра так любила танцевать. Она была такой легкой и изящной. Никогда не испытывала недостатка в партнерах. – Она сидела, задумчиво уставившись в окно, словно видела там мир, недоступный моему взору. – Мы с Магдой имели обыкновение поддразнивать ее, что она ходила на танцы исключительно для того, чтобы продемонстрировать свои наряды и пышные юбки, которые так красиво закручивались вокруг ее ног, когда она танцевала вальс. – Она улыбнулась при этих воспоминаниях, и на мгновение на ее лице проступили черты прежней прекрасной юной девушки.
Я с трудом представляла Бернадетт, о которой рассказывала Хелена. Все, что осталось от нее, – это пустая комната, скудная одежда, висевшая в шкафу, и две пары туфель.
– Ну хорошо, – сказала я, подходя к нотным сборникам, лежавшим на полках у стен. Их там оставалось уже гораздо меньше, так как многие нашли свое место в розовых папках.
– Я хочу собрать все вальсы, независимо от имени композитора, в одной папке, чтобы их было легче искать. Они лежат где-то тут…
– Между прочим, вы почему-то не спросили меня, хочу ли я, чтобы вы разложили их именно таким образом, – язвительно заметила Хелена.
– Да, не спросила. Но и вы мне не дали указаний, как вы бы хотели, чтобы я их разложила. Я не могла ждать, когда вы проснетесь, чтобы спросить, как следует поступить. После того как вы меня уволите, можете все рассортировать по вашему вкусу.
Я не отрывала глаз от нот, поглощенная их просматриванием, но прекрасно представляла ее поджатые губы и трясущийся подбородок, как бывало, когда она еще не решила, рассмеяться или отчитать меня.
– Вот с этим как раз проблема. Не думаю, что Финн позволит мне уволить вас.
Я выпрямилась, сжимая в руках небольшой нотный сборник произведений Брамса без обложки, делая вид, что не расслышала ее последних слов.
– Сочинение номер тридцать девять. Что именно вы хотите услышать?
– Вальс номер четыре ми минор. Из всех вальсов Бернадетт больше всего любила именно его. Она всегда довольно сильно била по клавишам, поэтому ей было интересно его играть, при этом, правда, не щадя уши слушателей. Даже если старательно делать вид, что чего-то в упор не замечаешь, это вовсе не означает, что беспокоящее тебя обстоятельство исчезнет само собой, Элеонор. Мои глаза плохо видят, но я вовсе не слепая.
До меня дошло, что она говорит уже не о музыке.
Я опустилась на скамью у рояля и принялась ее регулировать, лишь бы не оборачиваться к Хелене.
– Если захотите, чтобы я записала вас к окулисту проверить зрение, пожалуйста, дайте мне знать. И напомните мне больше не брать для вас в библиотеке любовные романы, чтобы не п