…С раннего детства маленький Юзик сильно заикался — за что его постоянно дразнили сверстники. Поначалу он кидался на своих обидчиков с кулаками, но поскольку особенной физической силой не обладал, то чаще ему же и доставалось — не помогало даже заступничество брата. К старшим классам заикание почти прошло, а вот комплекс неполноценности у парня остался. Юзик испытывал к окружающим что-то вроде скрытого злорадства: «Вот погодите… Вы мне делали плохо, а я в долгу не останусь!..» Повзрослев и поумнев, он понял: совсем необязательно кидаться на человека с кулаками — имеются куда более изощренные способы мести. Например, «настучать» куда надо. В школе Юозас с огромным удовольствием подробно докладывал директору обо всех прегрешениях своих одноклассников. А когда в Лиепаю вошли немцы, «таланты» тогда еще семнадцатилетнего парня «расцвели» в полной мере — не без помощи брата-полицейского он познакомился с неким Вольдемаром, оказавшимся агентом гестапо (кстати, тоже литовцем по национальности). Имея репутацию «придурковатого заики», которого можно особенно не опасаться и не стесняться, Юзик таскался по местным пивнушкам и прислушивался к тамошним разговорам. Потом раз в неделю передавал подробный отчет своему куратору, периодически получая от Вольдемара «тридцать сребреников» в виде вознаграждения. Конечно, возможности у Юозаса были весьма скромные и ценности для гестапо он почти не представлял — так, мелкая «шестерка». Соответственно и получал жалкие «крохи». Но сам Юзик был убежден: его явно недооценивают. «Погодите, — думал он во время редких встреч с Вольдемаром. — Когда-нибудь я вам такое выдам — ахнете! Тогда и платить будете не жалкие пять рейхсмарок в неделю!..»
И вот сейчас, в первый день нового года, он понял: «Наконец-то! Наконец у меня появилась реальная возможность и себя проявить, и хорошие денежки поиметь!»
После Рождества работы в порту почти не было, и бригаду Юзика распустили по домам. Три дня назад днем, скучая у окна в своей комнате, он случайно заметил, как по улице прошел высокий незнакомый мужчина в черном драповом пальто и кепке. Юзик не поленился, выглянул в форточку: незнакомец зашел в дом старика Берзиньша. По правде говоря, он давно недолюбливал этого старикашку — поговаривали, будто в сорок первом его сын ушел с красными. Однако сам Берзиньш утверждал, что его сын погиб во время авианалета — якобы его разорвало у него на глазах прямым попаданием фугаски… Ну, так вот — в тот день, 28-го числа, высокий мужчина ушел от Берзиньша минут через двадцать, и Юзик неплохо его рассмотрел. Но вначале не придал его визиту никакого значения: к старому рыбаку нет-нет да и захаживали товарищи по работе. Но уже через день, во время очередной встречи в грязной третьеразрядной пивнушке, Вольдемар зачитал ему приметы опасного государственного преступника, за поимку которого полагалось вознаграждение аж в тысячу марок! Тут Юозаса словно током дернуло — это был тот самый мужик, навестивший Берзиньша! «Без сомнения, он! — лихорадочно соображал Юзик. — И что дальше? Рассказать Вольдемару? Ну уж, дудки!» Юзик недолюбливал своего куратора, плешивого пятидесятилетнего мужика с красным носом алкоголика и постоянно слезящимися глазами. «Я ему расскажу, а он мою фамилию ни в один рапорт не впишет, — рассуждал Юзик. — Вольдемар наверняка заберет себе всю тысячу, а меня и не вспомнит!»
Он решил действовать сам. Ну, не совсем самостоятельно: в решающие минуты ему поможет брат с приятелями. При таком варианте можно рассчитывать на более справедливый дележ вознаграждения. К тому же надо было еще выследить того незнакомца — неизвестно, вернется ли он к Берзиньшу снова. Но чутье гестаповского осведомителя с трехлетним стажем подсказывало Юзику: обязательно вернется!..
— Тетка Мирдза, налей-ка еще стак-канчик! — слегка заикаясь, произнес Юзик захмелевшим голосом.
— Навязался племянничек на мою шею! — проворчала худая неопрятного вида женщина лет шестидесяти. — За стаканчики, между прочим, надо денежки платить! Да и хватит тебе — новогоднее похмелье на другой бок пошло!
— Насчет денег не пер-реживай! Скоро их у меня м-много будет!
Женщина неодобрительно покачала головой, но все же взяла стоящий на кухонном столе перед Юзиком пустой стакан. Затем с ворчанием прошаркала куда-то в глубь дома, откуда вскоре вернулась уже с полным; поставив выпивку перед парнем, она решительно заявила:
— Это последний! Только из уважения к твоему брату. Долго ты еще будешь у меня торчать?
— Потерпи, тетка Мирдза! Скоро уйду. М-мне только проверить одну м-мыслишку надо…
— Ишь ты, проверяльщик какой выискался… — снова начала ворчать хозяйка, но тут же осеклась (видимо, вспомнив предостережение начальника полиции насчет связей Юзика со всемогущим гестапо).
Она оставила непрошеного гостя на кухне одного, а Юзик, отпив полстакана крепкой бурды, подумал: «Старуха, пожалуй, права — допью этот стаканчик, и все, баста. А то и вправду мое похмелье другим боком выйдет. Сегодня мне надо быть начеку!»
Здесь, на этой кухне, он сидел отнюдь не по причине выпивки: в конце концов, он мог бы прихватить литровую банку бражки с собой. Закусывал бы сейчас дома материнскими блинами, а не черствой коркой хлеба, которую ему подсунула эта ведьма. Просто-напросто дом «Мирдзы-самогонщицы» стоял как раз напротив жилища старика Берзиньша, и окно ее кухни было хорошим наблюдательным пунктом. Юзик хотел точно установить: вернулся ли к Берзиньшу тот высокий незнакомец, а если да — у него он сейчас или нет. Конечно, Юозас не был настолько наивен, чтобы ожидать появления этого субъекта на улице, да еще в дневное время. Он рассчитывал на другое…
Примерно через час (Юзик чуть было не задремал) он все-таки дождался: хлопнула калитка дома на другой стороне улицы, и с мусорным ведром в руках появился Берзиньш. Неожиданно налетевший с моря ветер распахнул полы его кожушка: старик поставил ведро и застегнулся, потом засеменил в дальний конец улицы, к мусорной яме. Через пять минут он вернулся назад и скрылся за дверью своего дома.
— Тетка Мирдза! — позвал Юзик. — Ты где?
— Ну, что тебе еще? — появилась в дверях хозяйка с веником в руках. — Я же сказала — больше не налью!
— Да мне и не надо! Сейчас уйду, т-только мусор у тебя вынесу. Где п-помойное ведро?
Тетка Мирдза с изумлением уставилась на парня:
— Да ты, часом, не того, не перепил лишнего?
— Не бойся, п-пока соображаю, — откликнулся Юзик, набрасывая пальто. — Да-в-вай ведро!
— Выносила я его сегодня — в нем и нет ничего…
— Давай что есть! — прикрикнул Юзик.
Шел легкий снежок, и на белой куче мусора темным пятном выделялась горка отходов, только что высыпанная Берзиньшем. Рядом никого не было, и Юзик подобранной тут же хворостинкой пошевелил груду картофельных очисток. Уж он-то хорошо знал: обычные бытовые отходы могут рассказать о человеке многое… «Нашел! — подумал радостно. — Этот тип точно у Берзиньша!» Юзик знал, что старик не курит, а тут, среди картофельной шелухи, валялось не меньше двух десятков окурков немецких сигарет. Такое количество не мог выкурить заглянувший ненадолго гость — у Берзиньша кто-то жил! А это мог быть именно тот незнакомец, которого Юзик видел три дня назад!
Прихватив ведро, Юозас занес его тетке Мирдзе, после чего поспешил в полицейский участок к брату. По пути соображал, как поделить обещанную награду в тысячу марок: «Пятьсот мне, остальные им?.. Нет. Пятьсот не дадут. Но триста должны дать — на меньшее и соглашаться смешно!.. Если бы не я, не найти бы им этого мужика — как пить дать, не найти!»
Глава 10. Валет раскрывает карты
1 января 1945 года, г. Лиепая
Унтерштурмфюрер СС Рудольф Штарк
В середине тридцатых годов совсем еще молодой сотрудник имперского министерства иностранных дел Штарк был направлен на работу в германское генеральное консульство в Нью-Йорке. Там он познакомился с Вальтером Шелленбергом, который в то время возглавлял секретный отдел консульства. Этот отдел негласно занимался шпионажем на территории Соединенных Штатов, и Шелленберг привлек молодого Рудольфа Штарка к оперативной работе по вербовке агентуры из числа немецких эмигрантов, а также к выполнению ряда специальных заданий.
После начала Второй мировой в декабре 39-го Штарк (к тому времени уже вернувшийся в Германию) добровольцем вступил в войска СС и служил в элитной дивизии «Мертвая голова»; в сорок первом воевал на советско-германском фронте, был ранен. Позже, в соответствии с директивой Гиммлера, запрещающей посылать в район боевых действий «держателей государственных тайн» (а Штарк немало знал о структуре и деятельности нацистского подполья на территории Соединенных Штатов), он был отозван с фронта и направлен в Голландию. Оттуда его вскоре перевели в Берлин, в отдел VID.
К теперешней своей «командировке» Штарк относился, мягко говоря, без энтузиазма: он считал предстоящую акцию по ракетному обстрелу Нью-Йорка плохо подготовленной авантюрой. После трагической гибели вместе с лодкой Земана «основной экспедиции» — о чем уже можно было говорить с полным основанием — резервную «U-941S» готовили, по его мнению, почти в «пожарном режиме». Ничего удивительного! Ведь по приказу рейхсфюрера операцию «Длинная рука» необходимо было провести «любой ценой»! Отсюда накладки с ракетным люком, и не только: кандидатуры двух русских агентов также оставляли желать лучшего. Конечно, за Яковлева поручился сам Скорцени; Дубовцева Штарк знал лично — тем не менее английским они не владели, никогда не были в Штатах. Успокаивало только то, что подобное положение вещей вполне соответствовало их легенде советских моряков, «впервые оказавшихся в Америке».
Совещание у начальника передового пункта «Фауст-1» корветтен-капитана Роде началось ровно в одиннадцать утра. Помимо хозяина кабинета, присутствовали: командующий флотилией Майер, командир подлодки Винер со своим главмехом, инженер-ракетчик Каммерхофер и, разумеется, унтерштурмфюрер Штарк. В коридоре ожидали своей очереди Яковлев и Дубовцев.