Между строк — страница 30 из 40

лийский, говорит по-немецки, учит испанский, а вечерами, после работы, посещает компьютерные курсы. Я, если можно так сказать, «перевел» фразу из твоего письма, цитату журналистки (об одиночках), следующим образом: «Они богаты, независимы и образованны, и поэтому им нет нужды спешить под венец». К Марии — так зовут мою одиночку — подходит только один эпитет. Она образованна. Остальное — не о ней. У меня все больше складывается впечатление, что многие журналистки подвержены какой-то опасной оптической аберрации и смотрят на мир через варшавские розовые очки. Мария очень даже образованна. И в этом варшавская журналистка не ошибается. Во всем остальном она замыкается в кругу специфической «варшавской» тусовки (это может быть и Познань, и Вроцлав, и Краков, это лишь мысленная аббревиатура) и, замороченная этой реальностью, начинает нести бред. Мария — учительница. Ее работа требует от нее мыслительной деятельности. Так же как и твоя работа, и работа той журналистки. Кроме того, она бедна и очень зависима. От матери, которая вынуждена посылать ей деньги, чтобы та могла заплатить за съемную комнатку в панельном доме; от директора школы, который стращает ее непродлением контракта, потому что «вполне возможно, что пани X выйдет из отпуска»; от какого-то банка, в котором она брала кредит, чтобы купить себе ноутбук. Но в то же время Мария очень независимая одиночка, она знает себе цену. Впрочем, она с превеликим удовольствием стала бы «зависимой» от мужчины, даже от такого, который «кухню мамы предпочитает японским суши». Суши она не ест, потому что они для нее пока слишком дороги. Одна порция суши — это одна книга, даже в дорогом МПиК, а кухне «его мамы» можно научиться очень быстро. Достаточно нескольких телефонных звонков и нескольких визитов. Он мог бы даже быть футбольным болельщиком, а она ходила бы с ним на все матчи. Ей не нужен «безупречно белый диван из алькантары». Она даже не знает, что такое алькантара (признаюсь тебе, что я также не знаю и что мне даже не хочется искать это слово в Интернете). Если бы она выиграла в каком-нибудь SMS-конкурсе диван из алькантары, она немедленно продала бы его на Allegro[57]. Я предпочел бы простой диван из ИКЕИ. Скинулись бы на него вместе. На нем (на диване) тоже может быть приятно и уютно. Это лучше подходит к ее стилю жизни. Кроме того, благодаря этому она стала бы еще более независимой. Она могла бы сэкономленными деньгами оплатить курс Excel. А если ты знаком с программой Excel, ты можешь рассчитывать на более приличную работу. Чем больше ты знаешь и чем больше умеешь делать, тем более ты независим. А он? Он может вообще не иметь диплома. Она встречала в жизни таких дипломированных дубов, что про диплом не стоит и спрашивать. Некоторые из этих дубов говорят, что они «с Варшавы». Так что и о их близости к столице она тоже не спросит. Это для нее не важно. А еще она не спросит, сколько он зарабатывает, потому что не представляет, что можно зарабатывать меньше, чем она. И тем более, как пишешь ты (или журналистка это пишет?), «значительно меньше». Она получает тысячу злотых без вычета всех налогов, так что найти кого-либо зарабатывающего меньше очень трудно. Но он мог бы зарабатывать столько же, сколько и она. Он мог бы быть, например, как и она, учителем. Быть учителем — это вовсе не катастрофа (представляете, до чего мы докатились, что я вынужден писать такие вещи!). Учитель — это хотя бы что-то. Учитель ей, в общем-то, «соответствует», хотя зарабатывает меньше, чем кассирша в супермаркете. Даже варшавские учителя. Скинулись бы оба в один прекрасный день с тринадцатой зарплаты на диван из ИКЕИ, а потом как кинулись бы в безумной распущенности на этот самый диван и начали бы совместную жизнь. И научила бы она его на этом диване «нетрадиционному отношению к сексу» (цитирую тебя). Мужчин этому можно научить. Этого от них не следует дожидаться.

А сейчас, когда она возвращается из Слупска в свою деревню на Кашубах, за ее спиной раздается шипение: «Старая дева». Хотя ей всего-то двадцать пять. Поэтому плевать она хотела и на это шипение, и на бредни варшавских журналисток. В конце разговора я спросил Марию, какие украшения она носит. Украшений на ней больше, чем предлагаемых китайской пословицей 70 %. Рассказала мне, что вот это у нее от родителей, а это ей подарили на восемнадцатилетие, это по случаю получения аттестата зрелости, а это по случаю защиты диплома. Сама себе в каком-то душевном порыве она купила только колечко из белого золота, с маленьким бриллиантиком. Вставляет его в пупок (Что, на самом деле такие штуки вешают на пупок? Может, это не колечко, а сережка? Впрочем, я в этом не разбираюсь…). Но только иногда вставляет. Когда думает, что она уже готова поехать с кем-то в ИКЕЮ.

Мир Марии мне ближе, чем тот мир, который описываешь ты. Главным образом потому, что в нем больше правды. Мне ближе ИКЕА, чем алькантара. Как-то ты написала: «Несмотря на то что ты часто бываешь в моей любимой стране[58], некоторые изменения нравов ускользают от твоего внимания». Может, какие-то и ускользают. Но от тебя, мне кажется, ускользает много других.


ЯЛ,

в поезде между Франкфуртом и Амстердамом


Варшава, вечер


ЯНУШ,

иногда ты бываешь таким основательным, что вынуждаешь меня надеть на себя тогу серьезности и написать объяснение, но поскольку я женщина эмансипированная, то легко не поддамся. Вот почему я спрашиваю, что заставляет тебя считать, что мир «твоей» одиночки тебе ближе, чем мой мир? Меня также поразило твое последнее предложение, в котором была столь значительная порция злости, совершенно тебе не идущая. Мне интересно, какие вещи в отличие от тебя я не замечаю? Чтобы внести ясность, на сей раз мы говорим о жизни, а не о науке. Ты считаешь, что журналисты, к которым отношусь и я, живут в фальшивом мире? Но разве люди будут читать и слушать то, чем мы с ними делимся? Я это делаю вот уже почти тридцать лет. Ты меня не на шутку разозлил. Впрочем, может, я на самом деле должна признать твою правоту, потому что о жизни одиночек я знаю в основном из разговоров и наблюдений за другими. Я-то, с небольшими перерывами, всегда была не одна. Кроме того, у меня складывается впечатление, что, говоря о варшавской богемной тусовке, ты снова и снова пытаешься насильно меня туда запихнуть. Ничего подобного. Януш, я никогда не принадлежала ни к одной модной тусовке и не входила в так часто упоминаемую тобой варшавскую богему. Поэтому прошу тебя, даже помня о том, что тебе можно все, как ты однажды дал мне понять, давай об этом больше не будем. Ты имеешь передо мной преимущество в знании немецких реалий, но те из них, которые представляются мне иными, я могу обсудить со своим мужем, немцем. Ибо кто не спрашивает, тот… Разумеется, это банальность.

Януш, ты вовсе не должен искать в Интернете значение слова «алькантара», и, несмотря на то что ты не хочешь этого знать, сообщаю: это материал, напоминающий замшу. Столь же прекрасный, сколь и непрактичный. Хотя и на нем можно заниматься любовью. Риск заложен в счет. А что касается суши… что ж, в Польше их едят лицеисты, студенты, юристы и, вне всякого сомнения, так называемая варшавская богема. В каждом крупном супермаркете можно купить наборы для их самостоятельного приготовления в домашних условиях. Но это ведь ни в коей мере не обесценивает японскую кухню. Более того, суши становится чем-то обыденным в рационе поляков. Само собой, не в маленьких городках и забытых Богом деревнях, но это, наверное, нормально. Это общемировая тенденция. Проще говоря, там мир тоже разделяется на тот, что без суши, и тот, в котором в местном магазине есть суши.

С приветом из Варшавы и напоследок еще одно: если бы я на самом деле «принадлежала» к варшавской тусовке, я не видела бы ни малейшей причины отрекаться от этого.

Малгожата


P. S. Я вспомнила: мой реабилитолог (несмотря ни на что, любимый, и один и тот же много лет), который сидит на обычной больничной зарплате, всегда, как только ему представляется случай, ест суши. А теперь составлю тебе виртуальную компанию и пойду выпью, на этот раз моего любимого «Poggio delle Faine-Minini», которое в течение года выдерживается в дубовых бочках. Это вино происходит из предместий Сиены. А поскольку ты знаток вин, добавлю, что оно обладает богатым ягодно-дубовым, очень мягким, бархатным вкусом. Принимая во внимание твое особенное отношение к одиноким женщинам, я отдаю себе отчет в том, что с пани Марией вы не беседуете о хороших винах, которые ты пьешь, и о достоинствах твоего «мерседеса SLK». Хотя признаюсь, мне лично очень нравится выражение «Лучше хуже ехать, чем хорошо идти».


Амстердам, суббота, утро, до восхода солнца


Малгожата,

я тихо вошел в гостиничный номер в четыре утра. Совсем не хотелось спать. В легкой эйфории после пережитого за последние часы и после голландского пива. Тихонько включил свой белоснежный макбук, фоном звучат джазовые композиции в исполнении Криса Ботти, труба (недавно был с концертами в Польше), с его последнего диска Italia. И только я подумал, что мне удалось вернуться бесшумно и безнаказанно домой и что на меня не накричала ни одна женщина, как оказалось, что это не так! На меня накричала Малгожата Домагалик. Даже само по себе обращение ко мне «ЯНУШ», написанное БОЛЬШИМИ буквами, что случилось впервые за все время нашей переписки, было недвусмысленным признаком грядущих трудностей. Если кто-то к кому-то в Интернете обращается БОЛЬШИМИ буквами, то, согласно Сетевому протоколу поведения (с тех пор как появились коммуникаторы типа ISQ, MSN, Yahoo Messenger или в Польше Gadu-Gadu; потом это перешло и на электронную почту), это означает в основном крик. Когда мужчина возвращается домой под утро, то, как правило, приносит с собой чувство вины. Многие мужчины приносят еще кое-что (я писал об этом в свое время во всех подробностях), но это не мой случай. Это всего лишь такой импровизированный литературный сценарий. Короче, мне досталось. Не уверен, что за дело. Может, и так. Пусть наши читатели сами решат.