Далее, поединок продолжился с переменным успехом и обоюдными телесными повреждениями лёгкой тяжести. На его стороне – рост и вес, на моей – молодость и здоровый образ жизни.
Я пропустил зачётный удар в «фанеру» – отчего она выгнулась как мембрана в обратную сторону и обратно выправилась. Как говорится – «на сердце стало очень тяжело». Он проворонил целую серию молниеносных ударов под дых и в печень, отчего побледнел и стал дышать через раз.
От удара в левое плечо – оно онемело, а рука повисла как плеть… Компенсировал пинком подошвой берца под колено, отчего поэт заметно охромел.
Наконец, когда мы с ним оба окривели – обзаведясь почти одинаковыми бланшами под левыми гляделками, я сказал:
– Тебе не кажется, что если мы продолжим – то примем вид египетских мумий?
– Извинись…, - тяжело, хрипло дышит.
– Шиш…, - я выглядел намного свежее, – мне-то пофиг, а тебе в этом году в Америку ехать.
– …Откуда знаешь?
– «Оттуда»… Будешь дальше быковать – очутишься экспонатом в Нью-Йоркском «Музее естественной истории», а не туристом в отеле «George Washington».
Вижу – и рад бы, да эта «кошма в юбке» – держит его за самое сокровенное:
– Она, не…
– Понимаю. Тогда, предлагаю перевести наш поединок из вульгарного мордобоя в поэтическое состязание. Забьёшь меня рифмой – извинюсь перед Лилией Юрьевной.
Сомневается.
– Тебе важнее ездить или шашечки рисовать?
– Что?
– Тебе надо, чтоб я извинился или просто руками помахать?
Обрадованно-подозрительно:
– Точно извинишься?
На всякий случай, пальцы за спиной «крестиком»:
– Да, чтоб я сдох!
– Условия?
– Каждый день читаем стихи – определённого размера, конечно, которые ещё не публиковались… Не парься – договоримся, об условиях!
Подзадориваю, беря «на слабо»:
– Опять сцышь?
– Согласен!
Он, даже не спросил – что я потребую, в случае выигрыша. По ходу, он меня снова недооценивает. Ну, что ж – один раз ты уже лажанулся, Вован!
– В случае же, если победителем окажусь я…
Взгляд презрительно-снисходительный:
– …Извинюсь, что дал тебе пощёчину.
Усмехаюсь:
– Экая невидаль – мужику по морде получить! Местные, от делать нечего – то и дело друг друга волтузят и, даже не думают каждый раз извиняться.
– Тогда, что ты хочешь?
– Слушай внимательно…
…Когда я сообщил, что хочу – у Владимира Маяковского шары на лоб полезли, а челюсть отпала:
– Ты сумасшедший?
– Нет, всего лишь два раза контуженный. Первый раз – польским фугасом, второй раз – тобой.
Действительно, именно после его удара в лоб – меня как Ньютона после яблока, осенило одной довольно рискованной – но зато многообещающей идеей. Должно быть мои мозговые извилины – сотряслись и в нужную комбинацию сложились.
Ещё одна версия:
– Ты шутишь?
– Никаких шуток! Условия поединка будут официально оформлены у нотариуса, так что не соскочишь.
– …
– Так, что? Соглашаешься или продолжим друг другу «фотки» ретушировать? Кстати, предупреждаю: челюстно-лицевого хирурга в Ульяновске нет. Мне то – пофиг, а вот как ты потом будешь стихи в Америке эмигрантам читать…
Отбросив сомнения, протягивает свою ладонь – широкую, как панцирь камчатского краба:
– Согласен!
Остаток дня ушёл на утрясение условий пари, ещё неделя на создание и приезд специального общественного жюри и прочие организационные вопросы. Позже прослышав, в наш город съехалось множество причастного к поэзии народу, корреспонденты газет – рабкоры и фотокоры, в большинстве своём прикормленные мной. Жилья не хватало и гости города ночевали даже в Волисполкомах ВКП(б) и РКСМ, волостном Совете народных депутатов, в зале Народного суда и, даже в свободных камерах предварительного заключения…
Да, везде!
Лишь в Райотдел НКВД, в собственный кабинет, Абрам Израилевич никого ночевать не пустил – по причине своей зловредной жидовской натуры.
На две недели, Ульяновск стал поэтической столицей России – когда в недавно построенном ульяновском «Дворце культуры и досуга», началась моя поэтическая дуэль с Владимиром Маяковским.
Лиля Брик миловалась в комнате свиданий с Александром Краснощёковым – о чём я своевременно получал самые пикантнейшие подробности, а Маяковский действительно – ревновал, психовал, страдал и творил шедевры. Начав с ещё не законченного «Третьего фронта» – посвящённого Первому всесоюзному съезду учителей, он продолжил «Рабкором», «Немножко утопией», «Двумя маями», а затем ваще – понёс какую-то дикую «отсебятину», не имеющуюся в моём «послезнании».
Я же, особо не заморачивась, шпарил подходящие к эпохе или наскоро переделанные стихи поэтов – творивших гораздо позже, предпочитая Роберта Рождественского – похожего по стилю на стиль стихов соперника. Мне, злые языки приписывали плагиат – но Маяковский подтверждал, что это стихи не его.
Жюри оценивало – является ли прочитанное нами стихами, подходящими к условиям состязания и, тут же корреспонденты наперегонки бежали на почтамп – стремясь передать их в свои редакции первыми.
Когда бланш под глазом полиняв – из сочно-фиолетового стал блёкло-желтоватым, в комнате свиданий ИТЛ – я предстал пред виновницей всего этого грандиозного шухера…
Пред Лилей Юрьевной Брик, то бишь – секс-символом эпохи НЭПа.
Впрочем, почему лишь какой-то одной – вполне определённой эпохи?
Лилю Брик, например, я очень легко могу представить в начале 21 века.
«У нас», эта особа обязательно бы вела блог в «Инстаграме», имела бы пару миллионов подписчиков на «Ютубе», а ее скандально-«откровенные» фото заполняли бы передовицы «глянцевых» журналов. Она бы обязательно участвовала в каком-нибудь «Доме-2», её повсюду бы преследовали вездесущие папарацци, а строчки об её «романах» – подобно фронтовым сводкам, занимали верхние строчки рейтингов ведущих информационных агентств.
Блуждая по необъятным просторам Интернета, мы обязательно натыкались бы на всплывающие окна с вирусной рекламой: «Лиля Брик раскрыла свой секрет обольщения: как заставить самых умных и талантливых мужчин подчиняться тебе и боготворить тебя? Надо внушить мужчине, что он замечательный и даже гениальный, но что другие дуры-бабы – этого не понимают и не ценят. И разрешать ему то, что они никогда не разрешают ему делать. Например: курить в постели, писцать не поднимая стульчак унитаза, приводить друзей попить пивка среди ночи и, шляться – где, с кем и когда ему вздумается без спроса. Ну а остальное сделает ваше классное нижнее бельё…».
– Это то красное бельё, что Вы когда-то обещали мне показать?
Изумительно-чудные карие глазки «женщины-вамп» тотчас стали в пол личика – как у мультяшной героини, а само оно – несколько «по-кобыльи» вытянулось… Если так можно выразиться о даме, конечно.
Она ожидала появления своего возлюбленного осужденного коррупционера, находилась несколько «не в форме» возлегая на кровати и, просто впала в ступор – увидев вместо Краснощёкова меня. Ещё больше она была шокирована, что я бы в форме нквд-эшника, при портупее и «левольверте» в кобуре.
Тоже, так сказать – «символ» эпохи.
Именно поэтому думаю, эта особа не метнула в меня табуреткой – хотя сие желание легко читалось на её незаурядно-фотогеничном личике. Нет, она вовсе не испугалась «кровавой гэбни» – не то время и не тот характер… Просто крайне изумилась от неожиданности и на некоторое время «зависла» – как слабый комп от загруженной в него навороченной «игрушки».
Лишь бы «вылета» не было – волостной дурдом ещё только в стадии проектирования.
Но, это всё фигня – «прелюдия», так сказать!
Лиля Брик буквально на оппу села – когда я обворожительно улыбнувшись, вынул руку из-за спины и преподнёс ей букет первых полевых цветов… Крайне непритязательно, если не сказать больше, выглядевших.
Увы, но хотя в генеральном плане Ульяновска предусматривался свой аэропорт – транспортники из Голландии с тюльпанами, к нам пока не летают. Цветочных «комков» с кавказцами, тоже поблизости не наблюдается…
«Що маемо – то маемо», – как сказал в далёком будущем один сказочный персонаж, правда – совсем по другому поводу.
А полевых цветов, хоть охапку – в любое время нарвёт местная ребятня за небольшое вознаграждение или даже просто за «спасибо».
После непродолжительной «немой сцены», не вставая с кровати, она недоумённо спрашивает:
– И что это значит?
– Только не подумайте чего плохого!
Чуть ли не насильно всучив ей «веник» в руки:
– Это значит, Лилия Юрьевна, что я пришёл не извиниться – а объясниться за моё поведение, так Вам досадившее. Примите ли Вы мои объяснения, иль прикажите тотчас удалиться?
Вижу, пребывает в состоянии растерянности. Хочется «послать» – край как хочется, но в тоже время – снедаема остро-жгучим женским любопытством, которое не одну кошку погубила.
Будучи дочерью народа – давшего миру множество пророков, банкиров, ювелиров, юристов, дантистов, революционеров, воров и просто знаменитых одесских биндюжников, Лиля ответила вопросом на вопрос:
– Сами то, что мне порекомендуете?
Увы, но как это часто бывает в отношениях между полами – она решила переложить ответственность за принятие решения на ближайшие широкие мужские плечи.
Поставив перед ней некий незатейливый предмет убогой казённой обстановки и усевшись поудобнее – насколько это было возможно на простой деревянной табуретке с щелевидной дыркой посредине, я начал:
– Я бы порекомендовал бы Вам выслушать мои объяснения. Хотите знать почему?
– Ну…, - слегка закатывает глазки и несколько шутливо, с лёгким оттенком эроса, – предположим… Хочу!
У меня слегка «зашевелилось» в штанах, но усилием воли подавив естественно-плотское вожделение, я как можно более безразличным голосом:
– Потому что, за объяснениями – последует предложение, от которого Вы не сможете отказаться. Мало того – ни одна женщина н