Какой из него «разведчик» можно понять по тому, что уже весной этого года – Яков будет (или уже) отозван обратно в Союз, оставив приемника.
Читал такую байку…
Якобы загримированный под иудея-ортодокса Блюмкин плыл на пароходе, как вдруг на крутой волне упала за борт и стала тонуть девушка-англичанка. Мол, наш «террорист» тут же бросился в бурное море ее спасать и, в воде накладные пейсы и борода у него отклеились и скрылись в пучине морской. Пассажиром с резко изменившейся внешностью заинтересовалась имевшаяся на борту судна британская «МИ-6» и, Блюмкину срочно пришлось «делать» ноги из «Земли Обетованной».
Зная немного Якова, бьюсь об заклад – ставя свой «роялистый» лазерный дальномер против спичечного коробка опарышей для рыбалки, что это байка им самим высосанная из пальца или ещё какого (ещё хорошо, если своего!) места.
Как бы там на самом деле не было, на этом разведывательная деятельность нашего «террориста» кончится и, начнётся контрразведывательная!
– …Уж, не случилось ли что[12]?
– А что может случиться с подобной личностью, Надежда Павловна? – сказал я уходя, – «всплывёт» рано или поздно – куда оно денется.
И будет в прорубе болтаться до самой своей «окончательной утилизации» в ноябре 1929 года.
Первая часть плана удалась блестяще, просто без сучка и задоринки!
Официальная весть о том, что «Стойло Пегаса» выставили на торги за долги перед «Моссоветом» – обрушило «рынок» его частных долговых обязательств, а умело пущенная сплетня, что здание кафе просто-напросто изымается властями столицы под рабочий клуб завода Михельсона – превратила их в простой бытовой мусор.
Надо пояснить, что со времён основания в 19-ом году практически весь персонал заведения – женский (кроме разве что румын-музыкантов в вышиванках) и, Надежда Павловна – найдя к каждой индивидуальный подход, действовала через них.
Дружный коллектив баб – это непреодолимая сила!
Короче, 28 апреля аукциона по продаже «Стойла Пегаса» не состоялось – он произошёл несколько раньше и, это был не совсем такой аукцион – каким он был в «реальной» истории…
Вернее, это был – совсем другой аукцион!
Но про него чуть позже.
«Первый акт» происходил почти без моего участия и, второй так же – прошёл без меня.
Выкупив, чуть ли не буквально «за копейки» почти все долги, Надежда Павловна созвала на общее собрание поэтов-акционеров (это так – для рифмы, среди них были не только поэты): Брюсова, Мейерхольда, Якулова, Шершеневича, Мариенгофа… И других до кучи, имена которых не столь известны. Как стальной рукой в замшевой перчатке – она поставила им условие: они не вмешиваются в менеджмент заведения – получая за это хоть и, небольшой – но твёрдый процент от его доходов:
– Согласитесь: всё же лучше иметь малое – чем вообще ничего!
Те, видно давно махнув рукой на хоть какие-то доходы, легко согласились. Единственно, имажинисты – единогласно были против участия Есенина в доходах:
– Его здесь нет, значит – он сам добровольно отказался от своей доли.
Вообще, они имели на своего бывшего лидера страшно большой «зуб» – сравнимый по размерам с бивнем давно вымершего мамонта, за предательство – по их мнению, самой идеи имажинизма.
Поэтов-профессионалов в столице в те времена насчитывалось не менее пары тысяч – не считая «понаехавших» со всех сторон страны любителей, превратившихся в литературных бомжей. Все они почти без исключения объединились в «поэтические школы», течения, направления: «ничевоки», «имажинисты», «конструктивисты», «акмеисты», «парнасцы», «заумники» и многия, многия, многия… Эти группы, с непримиримостью гвардейцев кардинала и мушкетёров короля – враждовали друг с другом за место под «поэтическим Солнцем».
Сблизившись с «мужикствующими», даже чуть было не возглавил их (едва не став редактором соответствующего журнала по предложению самого Троцкого!) Есенин позировал себя как перебежчик. Возможно, лишь тот скандал с евреем-чекистом, суд и последующее лечение от «депрессии» в больнице, помешало Сергею Есенину стать лидером ново-крестьянского движения в советской поэзии.
Такого «идейного» предательства движения, имажинисты простить ему не могли!
Короче, бывшие друзья и соратники решили кинуть ренегата-изменника на бабки… Но, Надежда Павловна – баба тёртая и закалённая в последние годы житейскими и бытовыми трудностями и, мною лично проинструктированная, показала им пачку «долгов»:
– Вот его и ваша «доля»! И как её распределять – решать буду я.
Поэта в России обижать нельзя – даже, если у него сложный характер и с ним много проблем.
А вот насчёт переименования «Стойла» в «Ясли» члены «Ассоциации вольнодумцев» упёрлись и стояли насмерть – как корниловцы на Малаховым кургане.
Ладно, чёрт с вами – нехай будет «Стойло», надо и на уступки иногда уметь идти!
Да к тому же, хоть меня от него корёжит – как волка-оборотня от серебра, это давно устоявшийся – всем хорошо известный брэнд.
Основным же условием для получения «отцами-основателями» своей доли маржи, была коммерческая тайна:
– Широкой публике не должно быть известно, об вашем – фиктивном по сути, участии во владении и управлением этим заведением. В ваших же интересах об этом помалкивать, граждане дольщики!
После обеда следующего дня, мы с Надеждой Павловной и старичком-бухгалтером – помогающему ей вести «итальянскую», сиречь – двойную бухгалтерию подсчитали выручку. Посидели над тремя книгами бухучёта – главной, мемориальной, кассовой, пощёлкали деревянными счётами – сверяя дебит с кредитом, внимательно просмотрели «оправдательные» документы в папках с скоросшивателями.
– Всё в полном ажуре!
«Ажур» то ажуром, но за вычетом текущих расходов, налогов и отчислений акционерам заведения – оставалась довольно скромная сумма, из которой ещё надо зарплату персоналу платить.
Проводив Николая Алексеевича, удалившегося мелкими шашками вприпрыжку, поговорили ещё с часок-полтора, обсуждая кой-какие несущественные детали.
Вдруг, я как будто выкатываю большой астраханский «арбуз» из багажника горбатого «Запорожца»:
– А теперь, Надежда Павловна, пишите заявление в ОГПУ!
– Хихихи… Вы шутите?
Предельно строго:
– Про такие вещи – как «заявление в ОГПУ», не шутят.
Не может понять:
– «ЗАЯВЛЕНИЕ»?! В ОГПУ?! ЗАЧЕМ?!
– Затем, чтобы повысить доходность акционерного предприятия. Или, Вы – против?
– Нет, не против!
– Тогда пишите, не саботируйте против самой себя.
В полной панике:
– Объясните, Серафим Фёдорович: КАК, КАКИМ ОБРАЗОМ?!
– Я уже сказал Вам, Надежда Павловна – «зачем». А «каким образом» – это уже сугубо мои проблемы.
С воистину «воробьянинским» апломбом:
– Писать донос в ЧК… НЕ БУДУ!!!
Хитро улыбаюсь:
– Даже на коммунистов?
– …Что? «На коммунистов»?!
– Вы не ослышались, Надежда Павловна! Именно на коммунистов, или если Вам так угодно – на большевиков.
Та в ужасе:
– Вы в своём уме, Серафим Фёдорович?
Достаточно резко переспрашиваю:
– А как Вы сами считаете – в своём ли я уме?
Молчит…
– Пишите заявление в ОГПУ на Моссовет – по обвинении его руководства в саботаже. Если не знаете как, я Вам продиктую.
Склонив голову на бок, подумал и утвердительно кивнул:
– Да… Пока обвинения в саботаже – вполне достаточно, а там видно будет.
Берёт перо в руку и вздохнув тяжело:
– Надеюсь, Вы знаете – что делаете, Серафим Фёдорович… Диктуйте!
В те дни, не одна Надежда Павловна написала подобные заявление.
По заранее составленному списку, мы с Мишей Гешефтманом за три дня объездили все московские предприятия общепита – с количеством столиков более десяти. В этот раз Мишка умудрился арендовать автомобиль с шофёром, да ещё и при форме. Правда, тот был боец пожарной охраны… Да кто у водилы – везущего двух чекистов, будет служебное удостоверение спрашивать? Тем более – водительские права, которых ещё и в помине нет.
А моя «гэбэшная» ксива была в полном порядке!
Если к ней не особенно присматриваться, конечно… В этот раз я принял облик офигенного «великодержавного шовиниста» – откуда-нибудь из под Рязани с соответствующим говорком и, «корочку» имел на имя Лиходеева Ивана Ивановича.
Миша же, был загримирован под эдакого молодого, достаточно интеллигентного на вид – но очень перспективного «Малюту Скуратова». Документа на руках он не имел, зато нёс в них большой кожаный портфель – из которого нет-нет да и, выпали в нужный момент хирургические инструменты для аутопсии – одолженные в одном из московских моргов.
Классика жанра: добрый и злой налётчики…
Извиняюсь – чекисты!
Естественно, сперва приходилось успокаивать собеседников – особенно нэпманов, впадавших в суетливую панику или парализующий ступор при одном только появлении двух представителей «кровавой гэбни». Однако, вопреки от нас ожидаемому – мы с Мишей вели себя мирно, вопросы задавали вежливо и участливо и, такой «когнитивный диссонанс» – растапливал без остатка лёд недоверия, открывал людские души и вызывал на разговорчивую доверчивость.
– Наш разговор не привнесёт в вашу привычную жизнь никаких последствий, гражданин хороший, я имею в виду – отрицательных последствий. Мы всего лишь изучаем положение дел, чтоб предпринять меры – способствующих улучшению вашей же предпринимательской деятельности.
На этом месте я обычно сблизившись, пристально смотрел в глаза собеседника, а Миша гремел инструментами в портфеле:
- Или, Вы против? Если Вы против – пишите заявление, что Вы – «против»… НУ?!
В этом месте меня всегда (без исключений!) суетливо-поспешно перебивали:
– Да, нет – что Вы! Я – ЗА!!!
Принимаю несколько расслабленный вид и с довольной улыбкой сытого хищника: