Конечно, мои «подопечные» – зэки из Ульяновского исправительно-трудового лагеря, которыми я укомплектовал «Особое проектно-техническое бюро № 007», несколько отличались от своих «вольных» коллег. Эти люди, пережив мощнейший стресс – связанный сперва с совершённым ими преступлением, а затем с последовавшим наказанием – за редким исключением были психологически податливы как «пластилин».
Лепи с них, что хочешь.
Однако, на одних зэках далеко не уедешь – НКВД остановит!
Проблема комплектования инженерно-техническим персоналом – не только «ОПТБ-ОО7» и Опытно-экспериментального цеха при нём, но и других производственных структур – создаваемой мной подпольной промышленной «империи», остро встал уже весной-летом 1924 года и в будущем грозил ещё более усугубиться.
К счастью, «лихие 20-е» – любезно предоставили мне немало возможностей для решения этой проблемы, которыми я не преминул воспользоваться.
Ульяновская воспитательно-трудовая колония (ВТК) для несовершеннолетних начала превращаться в «Завод контрольно-измерительных инструментов им. Кулибина» летом-осенью 1924 года – когда рядом с бывшим женским монастырём начали возводить стены его первого цеха, а из Германии стало прибывать оборудование и начали приезжать первые специалисты – инженеры и рабочие. Которые должны были обучать воспитанниц делать всё: от школьных линеек и циркулей – до микрометров, нутромеров, калибров и штангенциркулей.
Однако, сразу же выяснилось: некоторые нанятые за валюту специалисты, мягко говоря – не соответствовали заявленному профилю. Из пятнадцати первых «ласточек» только одиннадцать оказались лекальщиками или вроде того, а профессии остальных четырёх были весьма далеки от производства точнейших контрольно-измерительных инструментов и приборов: архитектор, инженер лесного хозяйства, химик и железнодорожник.
Нет, эти немцы вовсе не самозванцы: это наши бестолково-тупорыло-равнодушные бюрократы в столице – напутали-перепутали!
Мимо такой удачи я не мог пройти и, тут же от имени всемогущего НКВД – технично перевербовал заблудившихся «интуристов» в «ОПТБ-ОО7».
Особенно, хочется лишний раз упомянуть Фрица Ратценберга – чей вклад в развитие ульяновской промышленной химии, вряд ли можно переоценить!
Кстати, спешу обрадовать придерживающихся общечеловеческих ценностей: в этой «шарашке» уже летом 1925 года – больше специалистов числилось вольнонаёмными, чем отбывающих срок.
После этой истории мне вспомнилось кое-что из ильфо-петровского «Золотого телёнка:
«На диване с утра сидел выписанный из Германии за большие деньги немецкий специалист, инженер Генрих-Мария Заузе…
К началу служебного дня, когда инженер занял позицию у дверей Полыхаева, лицо его было румяным в меру. С каждым часом оно все разгоралось и к перерыву для завтрака приобрело цвет почтового сургуча…
После перерыва смена красок пошла в обратном порядке. Сургучный цвет перешел в какие-то скарлатинные пятна, Генрих-Мария стал бледнеть и к середине дня…, лицо иностранного специалиста стало крахмально-белым…
Генрих-Мария Заузе подскочил на диване и злобно посмотрел на полыхаевскую дверь, за которой слышались холостые телефонные звонки: «Wolokita!»…
…Через месяц очень взволнованный Заузе поймал Скумбриевича в буфете и принялся кричать:
– Я не желаю получать деньги даром! Дайте мне работу! Если так будет продолжаться, я буду жаловаться вашему патрону!
Конец речи иностранного специалиста не понравился Скумбриевичу. Он вызвал к себе Бомзе.
– Что с немцем? – спросил он. – Чего он бесится?
– Знаете что, – сказал Бомзе, – по-моему, он просто склочник. Ей-богу! Сидит человек за столом, ни черта не делает, получает тьму денег и еще жалуется»[50].
– Сём-ка, – сказал я тогда сам себе, – а ведь такие эпизоды пишутся неспроста! Ни один юморист в мире, сам нарочно такое не придумает – человеческой фантазии не хватит. Это надо чего-то «конкретного» курнуть – обычный «кокс» из аптеки не поможет в таком юмористическом творчестве.
После этого из инженеров, отсидевших срок в Ульяновском ИТЛ – но желающих продолжать сотрудничать с «Особым проектно-техническим бюро», была составлена «Комиссия по учёту, контролю и распределению кадров ОПТБ-007» (КУКРК).
Специальные «тройки» с грозными ксивами, раздобыв по запросу от НКВД же полные поимённые списки – объезжали места работы нанятых иностранных специалистов и, обнаружив реально «неприкаянных» – наподобие вымышленного Генриха-Мария Заузе, перевербовывали их в мою пользу.
Что самое удивительное и необъяснимое: советская система найма за границей работала чётко как часы. Отбирались действительно – самые лучшие специалисты имеющие безукоризненные рекомендации…
Но, Боже – как бесталанно и расточительно, а то и вовсе с нулевой эффективностью – их использовали на наших советских «социалистических» предприятиях!
Ну, что тут поделаешь, если даже сам Сталин – пока ничего поделать не может?
Переломить ситуацию я не в силах и мне лишь остаётся ею воспользоваться по известному принципу «нет без добра лиха». Таким образом, я снабжал кадрами не только растущую как на дрожжах ульяновскую промышленность – но и щедро ими делился с АО «Россредмаш», где Председателем Совета директоров был мой человек – Дыренков Николай Иванович.
Была, правда, пара-тройка скандалов…
Ну, да ладно!
Ещё одним источником хоть и молодых – но перспективно-ценных кадров, стали советские ВУЗы.
Исторически так сложилось, что слово «студент» у простого человека ассоциируется с каким-то – вечно голодным, незатейливо и неряшливо одетым существом. Что касается России, то во все времена это определение относится к нему в полной мере. Наш «Studiosus Vulgaris» никогда не жил в достатке, а после любой «Эпохи перемен» – оказывался на грани выживания и исчезновения.
Отлично помню Аннушку – нынешнюю законную «половинку» Василия Путина (Пукина), когда я впервые с ней познакомился в синематографе: она щеголяла в туфлях на деревянной подошве, с верхом – выкроенным из какого-то коврика и обрезков кожи. Платье ее, простенькое, с напуском на бедра по моде того времени – было явно пошито из какого-то выцветшего гобелена. Скорее всего – обивка кресла, окончившего свой век в буржуйке ещё в эпоху Военного коммунизма.
Когда я её досыта накормил в кафе мороженным и перед расставанием подарил дешевенькую шляпку – она была готова отдаться мне прямо в примерочной магазина…
Хахаха!
Это уже история – есть, что вспомнить.
После прихода к власти партии большевиков, классовый подход превалировал над другими в большинстве – подверженных революционным изменениям сфер социальной жизни и, высшая школа не являлась счастливым исключением в этом ряду. Даже на неформальном уровне – советское студенчество разделилось на «мужиков» и «жоржиков»: на выходцев из простонародья и из так называемых «бывших» – что тогда говорить об официальной позиции пролетарских властей?
Местные стипендиальные комиссии в вузах и техникумах, действовавшие под патронажем Центральной стипендиальной комиссии – решали вопрос по распределению скудных финансовых фондов в пользу социально близких, «общественно полезных» и имеющих заслуги перед Советской Властью.
Остальным была предоставлена благоприятная возможность крутиться по мере собственных способностей.
Кстати, специально для любителей «похрустеть»: и до Революции – стипендия нередко превращалась в «награду за благонадежность», правом получения которой – обладали далеко не все студенты Российской Империи.
Но даже студенты, попавшие в число счастливчиков – находились в положении между просто голодной смертью и просто голодным обмороком, ибо стипендия в тринадцать с полтиной рублей – была вдвое ниже минимального прожиточного минимума.
Но вопреки вся и всему, подобно неистребимой конопле Чуйской долины – советские студенты демонстрировали поразительное искусство выживания, достойное написанию отдельной книги[51]!
Подрабатывать репетиторством или иным интеллектуальным трудом, удавалось редко кому из них – поскольку эта кормовая ниша рынка, была занята немногим менее нищими советскими педагогами.
Те, кому не помогала семья – подрабатывали разгрузкой вагонов, подметанием улиц, пилкой дров, торговлей папиросами. Некоторые счастливчики находили работу один раз в две недели, и были бесконечно рады заработанным лишним двум – трём рублям. Девушки стирали бельё, мыли полы и окна. Некоторые из них – не особо щепетильные в моральном плане, торговали собственным телом.
Кажется, уже рассказывал, да?
Бывало и так: студент найдя какого-нибудь – особо лоховатого нэпмана, заключал с ним письменный договор – по которому тот брал на себя обязательство выплачивать до конца обучения определённую сумму в месяц. В свою очередь, студент обязывался полностью вернуть сумму в двойном размере.
Здесь Маркс был прав: нет такого преступления на свете – на которое не пошёл бы капиталист ради такой маржи!
Студенты же, как всегда – рассчитывали на русское авось: авось, если не сдохну – после ВУЗа найду хорошую работу, авось – законы изменятся, авось – нэпман-кредитор к тому времени сам сдохнет…
Для отдельных немногих счастливчиков, существовали так называемые «хозяйственные стипендии». Их выплачивали студентам различные советские предприятия, учреждения и организации – после письменного согласия устроиться и работать на них по окончанию тем учебного заведения.
Дефицит хоть как-то подготовленных кадров был просто жутчайшим!
Хозяйственная стипендия могла достигать фантастическо-сказочной суммы в сто «карбованцев», но чаще колебалась в пределах от двадцати до сорока рублей.