— Хахаха! А что тут ещё подумаешь⁈
Мой названый отец искренне недоумевал:
— Неужели никому из господ офицеров, не пришло в голову у Господа попросить помощи, а не заниматься какой-то бесовщиной⁈
Всеволодов, внимательно на него посмотрев практически тревёзлым взглядом:
— Вас не касается, уважаемый Фёдор Константинович — но не сами ли отцы Русской православной церкви, своим поведением отвратили паству от Господа?
Тот, не уклоняясь от ответственности, лишь согласно покачал головой:
— Ох, по делам нашим — нам же и воздалось!
Серьёзный разговор состоялся утром — когда Отец Фёдор ушёл в Храм служить какую-то службу, а наш постоялец «поправлял здоровье» рассолом от квашеной капусты.
— Осип Фёдорович! Скажите мне честно: какова вероятность что нашу мототелегу примут на вооружение и будут массово закупать для РККА?
Похмельный мозг раскрепощён и склонен к откровениям:
— Никакой, Серафим Фёдорович.
— Почему?
— Зачем «массово закупать» до(!) войны лошадей, когда их можно массово реквизировать во время(!) войны?
УПС!!!
И тут я на оппу сел: а ведь и действительно⁈
Лихорадочно ищу выход из положения:
— Точно также могут быть мобилизованы и мототелеги!
— Вы совершенно правы, Серафим Фёдорович. Я то, чем могу в этом помочь?
Чем он может помочь? Ищем другой подход… А если так?
— Вы, ваше интендантское ведомство могли бы проллобировать через Главный штаб и Наркомат обороны, получение заводом «УАЗ» крупного кредита от Наркомфина для развития. Чтоб в случае войны (упаси Маркс!) было что мобилизовать.
Тот, взглянув на меня, как просоленный на всех пяти (включая воздушный) океанах морской волк на сухопутного шпака:
— Вы слышали когда-нибудь, про кредитование правительством крестьян для покупки лошади?
— Нет…
— А зачем тогда спрашиваете? Обращайтесь в соответствующие финансовые структуры.
— Там кредит того… Кусается.
— Увы, но ничем не могу Вам помочь.
Мда, блин… Не обломится!
Вопросом на вопрос:
— А зачем же тогда ваша комиссия к нам приехала?
Пожав плечами:
— Мы — люди военные: начальство приказало «разобраться на месте» — мы и приехали.
Должно быть на лицо какая-то ведомственная неразбериха между строевиками и интендантами.
Молчим…
Эге! Вспомнил!
Наконец-то до меня дошло: да, у него взгляд — как у нашего прапорщика заведующего столовой в запасном танковом полку, где я служил в начале восьмидесятых.
Может, попробовать? А что ещё остаётся делать?
Ставлю вопрос ребром:
— А если с каждой купленной интендантством мототелеги Вы лично будете иметь рубль?
Сперва чуть не поперхнувшись самой капусткой с лучком, да конопляным маслицем — к которой перешёл «подлечившись» рассолом, он:
— А почему не десять, положим?
— Чтоб Вы были более заинтересованы в «количественных показателях» нашего с вами партнёрства.
— Тогда понятно.
Моё предложение главу комиссии от «Военно-хозяйственного управления РККА» явно заинтересовало — поэтому приободрившись подсовываю под нос военспеца листочек с нарисованным на нём графиком «количество-цена»:
— … Таким образом, как Вы можете сами видеть, если армия будет закупать хотя бы тысячу единиц в месяц — цена одного «УАЗика» станет не выше обычной обозной телеги с запряжённой в неё парой лошадей.
Покончив с капусткой, пожилой интендант вопрошающе посмотрел на меня:
— Как бы на правах хозяина, Вам бы чайку организовать, Серафим Фёдорович…
— Как прикажите, Осип Фёдорович.
В полном молчании разжёг примус, вскипятил чайник и заварил чай. Подождав, когда тот настоится, разлил по чашкам и вернулся за стол. К разговору с интендантом, стало быть.
После первой чашки, он первым нарушил молчание:
— Разрешите поинтересоваться, Серафим Фёдорович?
— Извольте, Осип Фёдорович!
Тот, насмешливо:
— А какое, Вы имеете отношение к этому, так называемому «автозаводу» — раз так рьяно печётесь об его интересах?
— Имею дерзость уточнить: я «пекусь» об Красной Армии!
Тот, изумлённо приподняв брови:
— Ах, да! Покорнейше прошу меня простить… И всё же: какое Вы имеете отношение к «УАЗу»?
— Ну… Скажем так: самое, что ни на есть — «опосредственное». Но со мной в его руководстве считаются.
Сморщил лоб соображая, что это значит, но просить уточнить не стал:
— В любом случае Вам следовало бы обратиться к более высокопоставленным товарищам! Я всего лишь могу посодействовать в приобретение небольшой — «пробной» партии. Скажем…
После хорошенькой паузы, интендант:
— … Двадцать мототелег.
Пока я глазами хлопал — подходящие слова подыскивая, равнодушным тоном — как будто не имеющим отношение к делу, добавил:
— С каждой, полную стоимость — мне.
Нет, вы видали? Вот, тип, а⁈
Возмущаться и в грудь себя «копытом» бить не стал — среди деловых людей это не принято. Вместо этого задаю вполне резонный в данной ситуации вопрос:
— Вы мне предлагаете увеличить отпускную цену для армии вдвое? А как Вы это объясните своему начальству, если спросит?
Всеволодов, глазом не моргнув:
— Обыденное дело! В Германскую войну казна покупала у частных предпринимателей шрапнель по тридцать пять рублей, тогда как на казённых заводах она стоила всего лишь пятнадцать.
Слышали мы уже эту историю…
— И с той поры ничего не изменилось⁈
Достаточно невозмутимо:
— Как это «НИЧЕГО(!!!) не изменилось»⁈ Изменилось, да ещё как: названия старые поменялись, а новые появились… Таблички на дверях… Людей вот, очень много новых появилось!
Он не стал развивать, но я его главную мысль понял: «а сами порядки как были, так и остались прежними».
Печалька, конечно!
Почему-то про нашу Красную Армию всегда хочется думать лучше, чем она есть… И постоянно приходится разочаровываться.
Помню, совсем маленький был: лет десять-двенадцать — не больше. Стоим мы с мамой за билетами на поезд у железнодорожной кассы, уже отстояли приличную очередь — как два молодых офицера, показав служебные удостоверения — буквально вклинились перед нами и забрали последние… В принципе, не в тех билетах дело:
Ни «здрасьте» как говорится, ни «до свидания», ни «извините, гражданочка — но труба зовёт»!
Мама стояла и беззвучно плакала — только слёзы по щекам катились, а я не понимая недоумевал:
«Как так? Ведь советский офицер должен всегда…».
Ну, понимаете — про что я?
«Рыцари», блин — без страха и упрёка…
Второе разочарование было в армии, хотя все её «прелести» — вроде пресловутой «дедовщины» меня практически миновали. Полк, где я служил: был кадрированным, офицеров и прапорщиков — едва ли не больше, чем солдат… Но, бардак… Мама не горюй.
И вот «опять — двадцать пять»!
Однако, теперь то я всё очень хорошо понимаю.
Как известно, даже Ленин был вынужден сказать как-то раз в сердцах: «Правим Россией не мы, а сто тысяч бывших царских чиновников». А любой интендант это и есть — военный чиновник, с вполне определённым менталитетом.
Уничтожили большевики коррупцию в их рядах во время военного коммунизма?
Никак нет: они просто загнали её вглубь — где она гнила гнойным нарывом, вскрывать который пришлось в 1937−38 годах Сталину. Умер последний и, «гнойник» затянувшись — заразил трупным ядом весь организм.
Мало того: во время военного коммунизма — большевики провели в рядах чиновников селекцию. Естественный отбор — прямо-таки по Дарвину, когда выживает — лишь самая приспособляемая к изменению окружающей среды особь…
Однако, как говорил тот же исторический персонаж: «Мы вынуждены строить новое общество с теми людьми, что у нас имеются».
Продолжаем работать!
— Видите ли, уважаемый Осип Фёдорович, существуют разные стили ведения бизнеса. Кто-то играет на повышении цен — их называют «быками», кто-то — «медведи», на понижении. Я, так сказать — медведь! Во вполне определённом смысле, конечно…
Вместо командира РККА, сохранившего некий «гвардейский лоск» от офицера Русской императорской армии — я вижу перед собой жёсткого, целеустремлённого дельца:
— Да, называйтесь Вы — хоть австралийским кенгуру, а свои условия я уже озвучил!
— При всём моём уважении к Вам и вашему ведомству, Осип Фёдорович, «пробная партия» не может быть менее ста экземпляров. А размер «премиальных» я готов увеличить до десяти рублей.
— С удовольствием пойду Вам навстречу, Серафим Фёдорович: тридцать «мототелег» и за каждую двести целковых.
Изрядно ещё поторговавшись, ударили по рукам: он закупит прямо сейчас пятьдесят «мотыг» для войсковых испытаний и, ещё столько же — в течении первой половины этого года, но оснащённых газогенераторами. Я же дам ему «откат» в размере тридцати процентов от рыночной цены, которую для Наркомата обороны — решили увеличить также на треть.
Совесть моя будет кристально чиста, а задница надёжно прикрыта!
Повышение цены будет обосновано: в отличии от «ширпотреба», поставляемый в Красную Армию «УАЗ-404В» «военного образца» — будет оснащаться лебёдкой для самовытаскивания, шанцевым инструментом и парой 20-ти литровых канистр.
Конечно, всё это неизбежно будет спиз…женно в войсках, но это уже не мои проблемы.
Красится, военные «мотыги» будут не охрой, умброй или суриком — как для простых крестьян, а в стандартный защитный цвет покупной краской, что также несколько увеличивает себестоимость.
Аппетит приходит во время еды!
Пока мазь прёт, спрашиваю:
— А не существуют ли ещё позиции, уважаемый Осип Фёдорович, по которым мы с вами могли бы успешно сотрудничать во имя повышения боеспособности нашей доблестной Красной Армии?
Ведь вооружённые силы, это не только — пушки, танки, самолёты и всё такое им подобное. Это прежде всего — сотни, а может быть тысячи вполне себе мирных и безобидных вещей, закупаемых у промышленности. От сапожных щёток и ваксы для солдатских сапог, до целых передвижных «снаряжательных» заводов для перезарядки стрелянных артиллерийских гильз.