Между Сциллой и Харибдой — страница 18 из 195

Троцкий лишь пассивно наблюдал за происходящим: то ли — не желая, то ли — не имея возможности вмешаться в делёж ленинского наследства. В феврале 1924 организованная «триумвиратом» партийная комиссия обвиняет его в «развале» армии и, хотя немедленного снятия с поста Председателя Реввоенсовета СССР не последовало — власть над вооружёнными силами страны он начал медленно, но верно терять. Ему в заместители был назначен Михаил Фрунзе, его самого брутального сторонника Михаила Тухачевского — «перевербовали» назначив Начальником штаба РККА, его самого ярого приверженца — Николая Муратова, удалили подальше из Москвы. Наконец, начальника политуправления Владимира Антонова-Овсеенко — заменили лояльным «тройке» Андреем Бубновым.

И, ВСЁ!!!

Последующие «телодвижения» Демона Революции напоминали корчи сжигаемого на костре Инквизиции еретика. Официально же Льва Давыдовича снимут с высокой должности и пинками загонят «под плинтус», лишь через год — в конце января 1925 года.


Чуть не забыл…

Ксавер, мой деловой партнёр по «распилу бабла» — не пробалабонил и, в конце года, с видимым удовольствием — выдал мне обещанных сто тысяч червонцев.

За скальп «Льва Революции»!

* * *

[1]За основу статьи «бывшего германского офицера-артиллериста», взята работа австрийского теоретика, генерала от артиллерии Людвига Риттера фон Эймансбергера «Der Kampfwagenkrieg», издававшаяся в довоенном СССР минимум два раза.

[2]В декабрь 1917 года Главное Артиллерийское Управление (ГАУ) в связи с революцией была реорганизована в Артиллерийское управление. С 1921 года прежне название вернулось — Главное артиллерийское управление. 28 марта 1924 года снова переименовано- в Артиллерийское управление РККА. Наконец, 13 июля 1940 года — на базе Артиллерийского управления, было сформировано Главное артиллерийское управление Красной Армии.


[3] Оригинальное название — «Canon Hotchkiss à tir rapide de 47 mm».

Глава 4«Здравствуйте, мы ваша крыша»!

Финансовые влияния Елизаветы Молчановой, если и отсрочили финансовый крах «поэтического» кафе «Стойло Пегаса» — то ненадолго. Видно «дело было не в бобине» — а в плохом менеджменте и, в середине апреля 1924 года я получил телеграмму от лизиной мамы Надежды Павловны: детище «Ассоциации вольнодумцев» (поэтов-имажинистов) — вот-вот выставят на аукцион.

Вызвал условленным знаком Гешефтмана к себе: так, мол и так, отправляемся мы с тобой в «командировку»:

— Миша! Вот тебе деньги — едешь в Москву отдельно от нас с Лизой. Смотри на мороженное всё не истрать по своему обыкновению.

У каждого из нас есть свой небольшой недостаток, ведь верно?

На нижегородском вокзале обусловились как найти друг друга в столице и распрощались ненадолго.



Рисунок 7. Здание поэтического кафе «Стойло Пегаса».

Пару дней потусил в Губбюро РСКМ, пообщался с нашими ульяновскими ребята — практически уже его возглавившими, понаблюдал за ними и устанавливающимися порядками и, обнаружив несколько нездоровых тенденций — «вызвал на ковёр» Ефима Анисимова, Кондрата Конофальского… Елизавета Молчанова же, как известно уже жила на снимаемой мной квартире.

«Потыкав носом» своих «альпинистов» в наделанные ими «лужицы», я сделал внушение:

— … Любой руководитель, любой начальник на производстве или командир в армии, если он хочет хоть чего-то добиться а не просто протирать штаны на своей должности, должен обладать одним очень важным свойством.

— Это «свойство» — личная самоотверженность! Для твоего подчинённого она выражается готовность идти за тобой в огонь и воду, а для тебя — отказ от всего личного: от денег, от славы, от почёта. Никакая твоя хитрость или болтовня не поможет — Самоотверженным нельзя казаться… Им надо быть! И если ты такой — люди будут тебе подчиняться беспрекословно и с радостью.

— В твои обязанности как руководителя входит готовность выслушивать предложения и даже критику от своих подчинённых. Объясняю почему: любое решение, даже самое на первый взгляд блестящее — несёт риск неудачи, как впрочем и наоборот. И отвечаешь за него именно ты — ибо, это и есть твоя святая обязанность! Люди, тебе подначальные прекрасно понимают это и своими советами пытаются переложить часть ответственности на свои плечи. И если ты отказываешься поступить по-ихнему, то это так и воспринимается — твоим нежеланием рисковать их головами. А если же их советы окажутся дельными и, ты ими с успехом воспользуешься… То сам понимаешь, как вырастет твой авторитет у коллектива!

— И самое главное… Ты любыми способами, день и ночь должен думать как поднять не только свой авторитет, но и авторитет подчинённых. Самоотверженный начальник, даже снимая с должности — никогда не будет их компрометировать, никогда не будет участвовать ни в каких интригах по подрыву чьего-либо авторитета, ни по утверждению собственного. У него никогда не будет любимчиков и, у него будет только деловой критерий оценки подчинённых.

УУУФФФ!!!


Оставшись наедине с Елизаветой:

— Как твой новый «шедевр»? Готов?

— Да, вроде… Ой, не знаю — посмотри сам.

Внимательно рассматриваю картину писанную маслом:

— Нормально получилось, моя девочка! Что-то улучшать в ней — только портить. В неофутуризме главное в не сам рисунок — а, идея в нём заключающаяся.

* * *

Приехав в Первопрестольную первым делом препроводив Елизавету к маме, снял на две недели небольшую квартиру. Лиза хотела было поселиться со мной, но я ей категорически отказал:

— Маленькая ты ещё со взрослым мужиком жить.

Та пищит возмущённо:

— Ведь, с Васей «жила» полгода и ничего. Не «маленькая» была!

Легко нажимаю на кончик её носа:

— То было не «житьё» — а «житие». Благотворительная акция, то есть для спасения перспективного учёного и заодно — учебная практика начинающей Роксоланы, повелительницы султанского гарема. Поэтому, в «общий стаж» это не засчитывается.

Надувает было губки, но на меня подобные девичьи фокусы не действуют:

— Не устраивай мне здесь псевдо-семейных сцен, девочка! Мы с тобой сюда не «спать» вместе, приехали. У нас с тобой очень много дел в Москве: обоим надо быть свежими и собранными — как монахам-иезуитам, попавшим на остров с папуасами-людоедами.

Погладив по прелестной русой головке:

— Да к тому же твоя мама будет обижаться: вы ж с ней уже полгода — как не виделись. А маму обижать нельзя: возможно в будущем — это чья-нибудь любимая тёща…

Улетела от меня как на крыльях!


Устроившись-благоустроившись сам и отдохнув с дороги, на следующий день с утра поехал в «Стойло Пегаса» на встречу с лизиной мамой.

* * *

Надежда Павловна Молчанова была крайне разочарована как всей московской творческой «тусовкой» в целом, так и каждом её представителем в частности:

— В нашем Ульяновске люди намного честнее, чище и порядочней — чем все эти…

Воспитанная женщина не стала выражаться матом в присутствии — «почти что зятя».

Зело недоумеваю:

— Вы же сами, мадам, из столичных жителей — из коренных петербуржцев… Неужели раньше не знали, что это за публика, уважаемая Надежда Павловна?

Вздыхает, томно закатывая глаза к потолку:

— Ах, Серафим… В молодости на некоторые вещи смотрится как-то иначе, а другие просто не замечаешь! Доживёшь до моих годков — узнаешь.

Ха! «Там» я не только дожил — но и пережил раза в два её «годки». И всегда знал: гениальность — не повод вести себя по-хамски. А, если человек ведёт себя как свинья, то он и есть — свинья и быдло, несмотря на все свои таланты и «всенародную славу».


Надежду Павловну я достаточно хорошо изучил: пока не выскажет, что у ней на душе наболело — спрашивать о делах бесполезно. Поэтому выслушиваю «в пол-уха» все сплетни касаемые друзей-имажинистов — владельцев кафе, про события произошедшие с ними — после нашего с Лизой знакомства, а потом расставания с этой компанией в конце августа прошлого года.

Сергей Есенин как всегда «в ударе», то есть пьёт — дебоширит, дерётся. Какую газету не посмотри: везде на первых страницах — про его «подвиги»!

— Когда в зале сидит Есенин, все клиенты настороже. Никто не знает, что случится в следующий момент, всё возможно — оскорбления, скандал, драка, избиения или ещё какое-нибудь безобразие. В сущности, все — посетители, музыканты, буфетчицы иофициантки мечтают о той минуте — когда он, наконец, уйдет.

Здесь она с крайним удивлением:

— Но, странное дело: как только это случается — всё вокруг становится глубоко бездарным, серым и тусклым…

Соглашаюсь:

— Да! С клиентом надо уметь работать — а не просто напитки и закусь ему на стол подавать. Надежда Павловна! Напомните перед моим отъездом в Ульяновск, чтоб я Вам методичку выслал.

— Напомню, если сама не забуду.

— А Вы запишите где-нибудь…


Кроме четырёх заведённых и затем спущенных «на тормозах» уголовных дел, Есенин и ещё трое «мужиковствующих» поэтов (пишущих стихи на крестьянскую тему) были под судом за антисемитские высказывания в адрес зашедшего в кафе еврея-чекиста, с последующей дракой. Всем четверым судья вынес «общественное» порицание.

— Из-за этого возмутительного случая очень многие состоятельные люди перестали ходить в «Стойло Пегаса». Мы с Мариенгофом вывесили объявления чтоб этих трёх типов больше не пускали в «Стойло», так Сергей закатил нам такой скандал! И они с Анатолием так поссорились, что перестали разговаривать друг с другом. А ведь какая дружба была! Водой не разольешь…

Участливо интересуюсь:

— Как там, кстати, Анатолий Борисович?

— Хорошо поживает! Сын у него недавно родился.

— Вот, как? Ну, молодец, — напрягая память, стал вспоминать про детские игрушки виденные в этом времени, — надо будет не забыть — поздравить…

— Анатолий переживает этот разлад очень сильно! Ведь ещё был скандал насчёт денег, которые он якобы не платит с доходов от кафе сестре Есенина. А какие там «деньги»? Он же сам сделал всё, чтоб превратить это