Наконец допрашиваемый поднимает на меня полные слёз глаза, и:
— Она была очень красивая!
Председатель только за голову схватился:
— Ой, дурак…
Последовала продолжительная тирада, с упоминанием всей кузькиной родни по мужской линии до седьмого колена — не столь оскорбительно-матерная, сколь обидно-насмешливая.
Мне пришлось вмешаться, чтоб Кузька — прямо здесь в моём кабинете на втором этаже «Красного трактира», не умер от жгучего стыда:
— Клим! Хорош человека тиранить. Кузьма! Иди домой, мы здесь без тебя всё обговорим-решим, да разгрести попробуем.
Когда за ним закрылась дверь:
— Рассказывай, что он там… Если можно — покороче.
— Да, если совсем коротко, то болезнь у него — «малокровие» называется: когда елдак стоит — голова ничего не соображает!
Дружно грянул «хор» председателей артелей:
— БУГАГАГА!!!
Подождав когда стихнет:
— Хм, гкхм… А теперь поподробнее и без твой обычной похабени, Клим.
Если Господь нашего Домовёнка золотыми руками и технической смекалкой — наградил по-царски щедро, то в житейско-практическом — прямо-таки над ним жестоко надругался.
Короче, наш Кузя — простофиля ещё тот!
Зная это, я регулярно предпринимал меры — прежде всего морально-воспитательного характера, частенько ему повторяя:
— Сорить деньгами или просто их кому-нибудь показывать, хвастаясь — не только просто по-мещански пошло и глупо, но и небезопасно.
Однако, в одно ухо влетело — в другое вылетело!
Изобретатель мототеги («УАЗ-404»), главный конструктор и даже Директор «Ульяновского автомобильного завода» (под финансовым опекунством своего дяди Клима) — быстро стал самым богатым юношей в СССР.
И, хотя это официально не афишировалось — но похвастаться то, ой как хочется!
Особенно пред девушками — вполне его понимаю, сам таким был.
Но перед ульяновскими девушками особо не похвастаешь — они и, так про него всё знают, как про облупленного. Поэтому Кузька перешёл на нижегородских — где часто бывал.
Город есть город — там таких «любят»!
Долго ли коротко, но нашлась девица, которая (интимные подробности опускаем) — развела нашего Домовёнка на крупную сумму денег. Сперва, попросил их «по-хорошему» у своего дяди Клима — якобы для покупки станков, но тот не дал. Тогда этот влюблённый балбес в его отсутствие, снял со счёта около двадцати пяти тысяч рублей — предназначенных для уплаты налога за свой «УАЗ» в Фининспекцию. Девица, заполучив «залог любви» — скрылась в неизвестном направлении, а наш простофиля — остался с разбитым сердцем у разбитого корыта.
В принципе ничего страшного, если бы он сразу признался — как понял, что его «развели» как сирийского хомячка… Однако, Кузьма «включил партизана» и тупо молчал и, даже перехватывал уведомления — надеясь видно, что «само собой рассосётся».
Но с «финиками» такие номера не проходят!
Как нежелательная беременность — проблема росла и росла и, наконец — разродилась большим и пушистым полярным песТцом.
Дед Мартимьян — Председатель кредитно-кооперативного учреждения «Красная взаимопомощь», входящего в «Красный рассвет», положил мне на стол листочек казённого бланка:
— Имущество «Ульяновского автомобильного завода» арестовано и будет по суду отчуждено в пользу государства.
Клим, угрюмо бросил:
— Лучше бы этого «любовничка» арестовали — да его по малолетству нельзя привлечь к уголовной ответственности.
В принципе, расстроился не особо.
Напоминаю: «Ульяновский автомобильный завод» — это нечто большого сарая, где на деревянных столах собирали самый сложный узел «мотыги» — примитивный как топор неандертальца, двухтактный двигатель. Детали для него, как и всё остальное — поставляли многочисленные артели, кустари-единоличники и частные предприятия.
Однако, дело принципа, прецедент — после которого нас обуть захотят многие, да к тому же — под угрозой уже довольно известный бренд!
После нескольких минут кладбищенской тишины — лишь воробьи в открытое окно что-то обидное чирикали, да ворона где-то вдалеке — Нострадамусом что-то нехорошее каркнула, Председатель кооператива «Красная жара» — растерянно на меня глядя, вопросил:
— Что делать?
Отвязываюсь на него:
— По рыбалкам будем больше ездить! Ещё будут у кого, какие предложения?
Брайзе Иосиф Соломонович — бывший известный московский адвокат, затем — зэка в Ульяновском ИТР, а ныне владелец «на паях» юридической конторы «Красная справедливость» — очень осторожно, заходит откуда-то очень издалека:
— Если поговорить… С нужными людьми, и… Кхе, кхе… Ну, сами понимаете.
— Мы поняли, дальше что?
— Завод поставят на аукцион по голландскому образцу. Объяснить что это такое?
Эгэ… Это значит — со снижением первоначальной цены, равной сумме неуплаченных налогов, плюс пенни.
Тщательно промокнув носовым платком лоб:
— Нет, не надо — здесь все люди грамотные. Выкрутимся как-нибудь… Если больше ни у кого неприятностей для меня нет — расходимся.
Дальше — больше!
Накормив до отвала ужином, владелица «Красного трактира» Софья Николаевна Сапогова, не пустила меня в свою опочивальню, твёрдо заявив:
— Туда нельзя.
Превратно понял слово «туда» и, подумав, что нельзя «туда» по причине известных особенностей женского организма — регулярно встающих перед нашими прекрасными половинками, я не особенно то и расстроился.
— Ну, нельзя — так нельзя! Тогда пойдём ко мне в кабинет, кое-что покажу.
Чуть помедлив, она последовала моему приглашению.
Сдёрнув покрывало с недавно появившегося здесь лишнего стола и неким угловатым предметом в виде буквы «П» на нём находящимся.
Любуясь сам, самодовольно спрашиваю:
— Ну, как тебе, Софья Николаевна?
— Что это?
Показываю карандашом:
— Это макет гостиницы «Пять красных звёзд». Четыре этажа с номерами, конференц-зал, ресторан, сауна с бассейном, автостоянка, скверик с фонтанчиком — в виде голых баб держащих чащу… Я уж и со скульптором в Москве договорился!
— Красотища то, какая!
— Обрати внимание, Софьюшка: это — пенхауз, наше с тобой уютное… Во! А чё очи твои на сыром месте? От счастья, что ли?
Вытерев глаза накинутым на плечи платком, та решительно заявляет:
— Серафим Фёдорович! Я выхожу замуж.
Что-то я тупить начинаю. Напряг память, но ничего не могу вспомнить:
— Ээээ… Напомни мне пожалуйста дату, когда я сделал тебе предложение?
— Мне сделал предложение Спиридон Емельяныч.
Сделав пару быстрых шагов, успел усесться на стул:
— Если мне не изменяет память — это один из руководителей нашего «Жилстроя», да?
Это тот, с коим я рамсевал по началу… Отомстил таки, гоблин староверческий!
— Да, он начальник над всеми плотниками. Вдовец с ещё довоенного времени — как и я.
Потупив глазки, слегка краснеет:
— Мы с ним уже третий месяц, как… Встречаемся.
Вспомнилось, что по возвращению — многие земляки бросают на меня украдкой, а то и открыто — какие-то «не такие» взгляды. Тотчас загорелись уши и вспомнилось бессмертное из «Трёх мушкетёров»:
«Поздравляю, месье Буонасье — Вы олень!».
Хрен бы с ним — найду, куда «присунуть»… Но авторитету среди местных — если не совсем крышка, то нанесён значительный ущерб.
Лихорадочно соображая, как исправить положение:
— Конечно — совет вам да любовь, как говорится… Но, на хахуа? Это порода китайских собак, такая. Вроде, жили мы с тобой гражданским браком — не тужили, так многие сейчас делают. Может, обидел чем?
С железной женской логикой — которую, как известно — ничем не перешибёшь, заявляет:
— Тебя постоянно не бывает дома, ты постоянно занят, а хозяйству мужские руки нужны. Спиридон Емельяныч — он мужик непьющий, хозяйственный и работящий.
Молчу, чувствуя себя последним оплёванным овном…
С убеждённостью в своей правоте, горячо продолжает:
— Да и не ровня мы с тобой! Ни по возрасту, ни по «полёту». Ещё лет пять и я стану старухой — от которой ты сам сбежишь. Ты, Серафим Фёдорович — орёл и, если шею себе не свернёшь — улетишь далёко отсюда и навсегда. Я же — старой курицей, останусь вдовий свой горький век доживать.
Помолчав, решаясь — сказать или нет, смущённо-горделиво добавляет:
— Да и непраздна я…
— Вот, как? — совсем обалдевши, встаю и по-мужски трясу её руку, — ну, поздравляю!
Заглядывая в глаза:
— А часом не от меня, ты залетела-понесла, голубушка?
— Нет, не от тебя — я дни считала.
Да, вроде не врёт…
Ну, что тут скажешь?
И сказать то, нечего!
Ревности не возникло, просто чувство, как будто у тебя что-то украли… Что-то привычное и удобное, всегда находящееся под рукой.
— Ещё раз поздравляю и желаю — чтоб у вас всё было, но вам за это ничего не было. Свадьбу гулять будете?
— Этой осенью, как все люди.
— На свадьбу не приглашай — всё равно не приду, чтоб идиотом не выглядеть и не создавать идиотской ситуации. А вот подарок от меня будет — ведь, скоро еду в Париж! Тебе что привести, Софья Николаевна? Ладно, сам что придумаю — коль тебе стеснительно.
Робко-несмело:
— Спиридон Емельяныч, часто жалится, что струмент плотничий, да столярный — очень плохой…
Раздражённо:
— Да, что ты всё заладила — «Спиридон Емельяныч», да «Спиридон Емельяныч»? Свет на нём клином сошёлся, что ли⁈ Ладно, я подумаю.
Окинув с сожалением стены кабинета «Отдел главного технического консультанта», где уже привык-обвыкся:
— Извини, но сейчас некогда — придётся потерпеть моё присутствие. После Парижа же — съеду я от тебя со всем своим хозяйством.
А ведь кроме кабинета — секретариат, архив, техническая библиотека, «Отдел надомной-кустарной промышленности», «Отдел по связям с общественностью»… Оброс я бюрократическими структурами!
— Да, я тебя не гоню.
— Дело не в гоньбе — чтоб лишних разговоров не было. Да и свободных номеров в «Красном трактире» добавится — от приезжих уже не протолкнуться.