Хотя мне на руки, но почему-то стало очень обидно за будущего Генерального:
— Хм… На месте Яковлева — он никогда не окажется, ибо — разумом скорбен!
— Типичный перестраховщик, — согласился Миша, — я этот тип руководителей наиболее хорошо по твоим инструкциям изучил, Серафим: «Как бы что не вышло!». Ими легче всего манипулировать — если знаешь как, конечно.
— Молодец! А списочек — что я просил, составил?
— Да, вот он.
Изучив список фамилий и адресов юных конструкторов и взрослых «перестраховщиков», я после недолгих сомнений и размышлений, типа — «а стоит ли?», решительно заявил:
— Ну, тогда… Завтра начинаем, Миша!
Когда я окликнул Барона, тот слегка округлил глаза:
— Ух, ты! Вылитой городовой — что возле нашего дома в Питере постоянно околачивался.
— Ты тоже хорош!
Критически осмотрев с ног до головы своего воспитанника, выглядевшего — уже лет на пять старше самого себя, но «вчерашнего»:
— А ну-ка пройдитесь, товарищ милиционер…
Часто бывает, человека не по внешнему виду — по походке или голосу узнают, а тот перед друзьями и знакомыми Яковлева — уже достаточно засветился.
— Да, нормалёк всё, — прошепелявил Мишка, слегка прихрамывая сделав вокруг меня круг, — я в левый ботинок камешек положил, как ты учил.
Рисунок 13. Первый состав конструкторского бюро А. С. Яковлева
Недовольно для порядка поморщившись:
— Сойдёт для сельской местности. Но всё же, рот свой поменьше открывай.
Первым, перепугав всех соседей по коммуналке и родителей, мы посетили Гушу — того паренька, что прошлым летом — постоянно падал в воду с поплавка «Юнкерса-13» во время «Всесоюзной выставки». Красиво светанув перед носом «корочкой», я ладонь к козырьку форменной фуражки:
— Оперуполномоченный отдела по борьбе с экономическими преступлениями «МУРа», комиссар Каталкин!
Отец Гущи будучи в изрядном подпитию по случаю субботы, отвесил любимому чаду звучный подзатыльник:
— Что он натворил? Неуж, наш тихоня украл что или с беспризорниками связался⁈
Делаю предостерегающий жест:
— Спокойно, гражданин! У нас к вашему сыну несколько вопросов по поводу его знакомого Александра Яковлева…
Мать паренька будучи в предъистеричном шоке, с размаха шлёпнула того пониже спины скрученным мокрым полотенцем, которое видимо стирала перед нашим приходом:
— Я ж тебе сколько раз говорила — не связываться с этим малахольным!
— Спокойно, гражданочка! Мы всего лишь проверяем поступившие к нам сигналы…
Улыбаясь, развожу руками:
— … Служба у нас такая, понимаете?
После чего, разговор пошёл более спокойным и конструктивным.
Опрашиваемый Гуща был одет…
Ну, мягко сказать — весьма непритязательно!
Очень мягко сказать.
На этом и, на неизбежно появившимся в таком возрасте эгоцентризме — можно хорошо сыграть. Прямо ни в чём не обвиняя Александра Яковлева, я грамотно подводил перепуганного паренька к мысли о нечистоплотности лидера их «планерного кружка» в целевом использовании финансовых средств — выделенных ему «ОДВФ»:
— Не подскажите, откуда у вашего приятеля новенькая «пролетарка», «камчатка» и эти… Как, их там?
— «Берцы», — подсказывает Мишка, — между прочим, на рынке — в полтора раза больше «партмаксимума» стоят!
«Партмаксимум» — это максимальная месячная зарплата, которую до 1934 года мог получать истинный коммунист. Как уже упоминал, на тот период — это составляло порядка 45-ти рублей.
Для сравнения: мужская обувь Зеленкина «с клеймом на подошве» («штиблеты» — как их тогда называли, с рантом и без), казавшаяся тогда самым верхом шика — стоила тогда от девяти до двадцати рублей, в магазине находящемся в доме 3 по Кузнецкому Мосту.
Черные, серые, или песочного цвета фетровые женские боты стоили ещё дороже — 25–32 рубля.
— Вот, вот! — обрадованно, — так откуда «дровишки»?
Гуща, отчаянно защищая своего друга, краснеет и пищит:
— Ему, один наш хороший знакомый из…
Мефистофелем из Преисподней криво усмехаясь, я иронически хмыкнул:
— «Хороший знакомый» из Ульяновска выслал-подарил?
Кивает, но уже неуверенно.
Ребятки, запомните: «бесплатный сыр» — только в мышеловке бывает.
Конечно, было опасение, что Яковлев подарки продаст или обменяет на что-нибудь «авиационное». Но мой коварный расчёт оказался верен: ничто человеческое — будущему «Главному» не чуждо и, молодой человек — не отказался от возможности пофорсить-покрасоваться обновой перед сверстниками.
— … Нам эта версия уже знакома и в данный момент — мы её тоже прорабатываем. Но тогда возникает вполне справедливый вопрос: а почему он Вам ничего не подарил? Или ещё кому-нибудь из ребят? А?
Гуща, бледнея кусает губы. Видимо и, до этой встречи — он неоднократно задавал себе этот вопрос:
«А почему не мне? Почему только ему? Чем это интересно, я хуже?».
Дальнейшими вопросами буквально за каждую мелочь, за каждую «статью» расходов' по изготовлению планера, я довёл и без того робкого и зашуганного паренька до полуобморочного состояния.
Наконец, давая подписать протокол опроса:
— На сегодня достаточно. Если, к Вам у следствия появятся какие-то дополнительные вопросы — вызовем повесткой на «Петровку 38». А потом на суд, по адресу… Что с Вами, молодой человек?
Клиент «поплыл» и передав его на попечение переполошённым родителям, я отправился на выход, строго обратился к обалдевшим соседям:
— Надеюсь, граждане, мне не надо напоминать об тайне следствия и ответственности за его разглашение?
Хотя, формально «опрос» свидетеля происходил с глазу на глаз на общей кухне, нас активно подслушивали не только родители Гущи — но и многочисленные соседи по коммуналке и, в последующей самой широкой огласке сомневаться не приходилось.
Мишка же, буквально одной фразой «на посошок» перед нашим уходом — поселил в сердце яковлевского друга и сотрудника (а так же его родителей и соседей) уверенность, что Александра Яковлева вот-вот арестуют за мошенничество и отправят в домзак:
— Помогайте сушить сухари вашему дружку, в общем.
Примерно по той же схеме, были опрошены ещё трое соратников Яковлева из его «КБ». Не в пример слегка лоховатому Гуще, Сергей Гришин держался молодцом, «лез в бутылку» и даже требовал — предъявить ему для более тщательного изучения, моё и Барона удостоверения сотрудников «МУРа».
Пожав плечами и как можно равнодушнее:
— Это ваше конституционное право, гражданин!
Умильно было наблюдать, как он напряжённо шевелил губами — пытаясь найти в них хоть какую-нибудь «зацепку». Однако взрослый, умудрённый жизнью человек — всегда без особых усилий психологически переиграет, буквально — ещё только вчера подростка.
Зевнув, я ничего хорошего не предвещающим тоном, предлагаю:
— Рука, на колчаковском фронте раненная — уже устала держать документ перед вашим носом… Может, к нам в управление на «Петровку» проедем, гражданин Гришин? Чтоб, «снять все подозрения» в нашей легитимности — так сказать?
Мишка, с готовностью прошепелявил от двери:
— Там и заночуете: после последней амнистии — сидячие места в подвале имеются.
Перепугавшись, тот сразу же:
— Нет, не надо на Петровку! Опрашивайте здесь…
К немалой моей досаде выяснилось, что средств выделенных на строительство планера «Обществом друзей воздушного флота» не хватило и юные энтузиасты — зарабатывали недостающее лекциями.
Что ж, делать?
Приглядевшись замечаю, что гражданин Гришин, вид имеет какой-то «бледно-недокормленный». Хотя НЭП наполнил прилавки магазинов и лотки рынков всеми видами продовольствия, но многим они не по карману.
Поэтому быстро нашедшись, говорю:
— А вот имеется свидетельское показание соседей, что на буржуазное Рождество — семья Александра Яковлева кушала гуся, на Крещенье — поросёнка, а на Международный женский день — он подарил своей маме коробку конфет «Шанель» и духи «Мадам Клико»… Как Вы считаете, Сергей: из какой «тумбочки» ваш Саша взял деньги?
Тот, сперва сглотнув слюну от перечислений недоступных ему яств — «копытом» бия себя в грудь, возопил:
— Да, этого не может быть! Саша не такой!
Тяжело вздохнув, я печально глянув в его чистые, честные, невинные… И голодные юношеские глаза:
— Увы, но в эпоху НЭПа — даже за некоторыми испытанными в борьбе с Самодержавием коммунистами, стал замечаться грешок стяжательства. Учитывая же непролетарское происхождение вашего лучшего друга — в том, что он утаил и потратил на себя часть собранных вами средств — не приходится удивляться…
Того, аж затрясло:
— Мещанин! Буржуй! Подонок!
Короче, к концу опроса и, у него — мне удалось посеять сомнение в лидере их «планерного конструкторского бюро»:
— Как я мог такому поверить⁈
— Каждому из нас свойственно ошибаться, — подливаю «на посошок», уже прощаясь, — главное — делать правильные выводы из своих ошибок, товарищ!
Девушка же, отвечающая за обшивку деревянного каркаса планера материей-перкалью и, без сомнения — тайно в Яковлева влюблённая, сразу же после нашего появления впала в ступор. Поэтому вместо опроса свидетеля, получилось приведение в чувство барышни.
Этим в основном занимался Миша, уже изучившим тонкую женскую душу по взятым у меня методичкам:
— Успокойтесь, гражданочка! Наш народный суд — самый гуманный суд в мире. Он учтёт молодость, глупость, отсутствие прежних судимостей и много вашему любезному дружку не даст. Лет пять — если амнистии никакой не будет и, Вы снова сможете с ним вдоволь миловаться… Так что не плакали бы, а собирали б «тормозок»: запасная пара белья, полотенце, кружка, ложка и кусок мыла.
Бесполезно: даже — протокола опроса не удалось составить!
На выходе говорю:
— Миша! Ты их так действительно поженишь.
— С чего бы вдруг?
— «Комплекс жены декабриста», помнишь?
— Ах, да… Ну, тогда совет да любовь им!