Киршон использовал все средства устраняя с дороги «конкурентов». По своей собственной инициативе, он докладывал лично Сталину в письмах. Причём открыто — прямо заявляя об своих доносах на собраниях, на которых громил оппонентов. Он стал надзирателем за писателями и поэтами: шаг влево или вправо от социалистического реализма — грозил писателям страшной карой, вплоть до обвинения в контрреволюции.
«Скажи мне кто твой друг, а я скажу кто ты».
Среди друзей Владимира числись Генрих Ягода и Николай Ежов. Правда первый, как-то признался что купил «трубадура пролетариата» денежными подачками от НКВД за травлю неугодных писателей…
Ага! А вот и заказчик объявился!
Как бы там не было, за деньги или безвозмездно — даром то есть, Киршон считая врагами — травил Алексея Толстого, Михаила Зощенко, Михаила Пришвина, Вениамина Каверина, Бориса Пильняка, Исаака Бабеля, Леонида Леонова, Бориса Пастернака…
По ходу, вскоре к ним вскоре присоединится и вся наша «троица» — Артур Сталк, Марк Бернес и Юрий Шатунов.
Особенно упорно, Киршон травил Михаила Булгакова, за что тот в долгу не оставшись — воплотил его в несколько своих литературных героев. Самый запоминающийся среди них — предатель Иуда из романа «Мастер и Маргарита».
Закончилось бы плачевно, но Сталин своего любимого писателя на расправу не выдал.
С началом «Большого террора» Владимир Киршон усилил свою разоблачительную деятельность — строча письма уже не только Сталину, но и напрямую в НКВД. Там его старания заметили и…
Арестовали его самого — ярого и беспощадного «борца с троцкизмом»!
В застенках «кровавой гэбни», Киршон подобно своему идеологическому собрату и коллеге по перу — Солженицыну, станеткамерным стукачом. Говорят, его даже подсаживали в одну кутузку к впавшему в немилость и славящемуся своими «нетрадиционными» пристрастиями Ежову.
Несмотря на четыре послания Сталину с раскаянием и мольбами о помиловании, Владимира Киршона расстреляют в 1938 году «за участие в контрреволюционной организации». Сведений нет, но видимо этого «трубадура» — как и многие тысячи ему подобных «безвинных жертв», реабилитируют после разоблачения так называемого «Культа личности».
Про него самого и его пьесы давно забыли, но в памяти людей осталась песня, написанная Киршоном в 1936 году для пьесы «День рождения», поставленной в 1936 году:
«Я спросил у ясеня: 'Где моя любимая?»
Ясень не ответил мне, качая головой.
Я спросил у тополя: «Где моя любимая?»
Тополь забросал меня осеннею листвой'.
Помните такую из бесконечно повторяющегося каждый Новый Год «Иронии судьбы»?
На мгновение задумавшись, я непреклонно:
— Я тебя уничтожу! Не получится уничтожить морально как личность — уничтожу физически. Как инородное тело, как раковую опухоль в нашей великой русской культуре. А эту замечательную песню — присвою Марку Бернесу, как репарацию за клевету в письменном виде.
Подумав, я добавил:
— И весь ваш гадючник под названием «РАПП» загеноцидю!
В принципе, следуя простому житейскому правилу «ищи кому это выгодно» — вполне можно догадаться и, не имея «послезнания» и семи пядей во лбу. Кто в конце концов, победил в этой литературной бескомпромиссной битве за выживание?
«Российская ассоциация пролетарских писателей» (РАПП) будет образованна в следующем — в 1925 году и, слившись с себе подобным «Всесоюзным объединением Ассоциаций пролетарских писателей» (ВОАПП), в которой займёт ведущие позиции — к 1930 году разгромит все остальные литературно-творческие группировки. В 1932 году будет создан единый «Союз писателей СССР» и многие идейные рапповцы займут в нём высокие руководящие посты.
И страну на семьдесят лет накроет мрак однообразия!
Квитанцией такого состояния станут слова «лучшего друга» всех советских литераторов:
«Других писателей у меня для вас нет!».
И кстати, ознакомившись поближе с реальным положением дел — меньше всего я обвиняю его самого.
Отдельные немногочисленные светлые лучики вроде «Лейтенантской прозы», лишь частично смогут рассеять мрак бесконечных «производственных романов» эпохи «застоя».
РАПП организовали и были его главными идеологами такие известные (и не очень) писатели как Фадеев, Фурманов, Киршон, Либединский, Ставский. Всего же в его составе насчитывалось несколько тысяч членов. Печатным органом рапповцев являлся журнал «На литературном посту», идеологическая концепция развития литературы базировалась на лозунге «союзник или враг», основным направлением — психологический анализ изображаемых героев.
«Кто не с нами — тот против нас!», «Когда враг не сдаётся — его уничтожают!».
Именно такими принципами руководствовалась ассоциация, когда с одинаковой яростью нападала как на «ликвидаторскую теорию» Троцкого — в принципе считавшего невозможность «пролетарского искусства» (здесь я с Львом Давыдовичем совершенно согласен), так и на «попутчиков» — вроде Михаила Булгакова и, даже на таких «столпов» соцреализма как Максим Горький.
Генеральным секретарём этого литературного монстра был некий Авербах Леопольд Леонидович — личность довольно примечательная. Отец главы «пролетарских» писателей — владелец(!) пароходной компании на Волге, мать — сестра Якова Свердлова(!), а среди близких родственником — сам(!) Генрих Ягода.
Это именно Авербаха, Булгаков «обессмертил» изобразив в Председателе «МОССЛИТа» Берлиозе и злостном литературном критикане Латунском…
Достала видать эта гнида, великого русского писателя!
Среди «бессмертных» литературных трудов главы пролетарских писателей, числится лишь соавторство книги «Беломорско-Балтийский канал имени Сталина» — написанной через десять лет после описываемых событий, да редактирование «Истории фабрик и заводов». Зато, под его чутким руководством к тридцатым годам все прочие литературные объединения «по интересам» будут на голову разгромлены и, РАПП — став монополистом в литературе, сможет стимулировать творчество издавая буквально такие грозные указы: всем писателям «…заняться художественным показом героев пятилетки и доложить об исполнении распоряжения в течение двух недель».
Это — полная жоп…па, дорогие товарищи!
В конце концов, даже власти поняли весь абсурд происходящего и в 1932 году разогнали весь этот балаган сцанными тряпками, создав взамен «Союз писателей СССР». Однако, наш «герой» и здесь выкрутился-вывернулся — сперва участвовуя в организации его Первого съезда, а затем войдя в состав руководства.
«Его время» настанет лишь в 1937 году, когда Авербаху Леопольду Леонидовичу — злые сатрапы-палачи «намажут лоб зелёнкой» в одном подвале с его родственником и ещё одной невинной жертвой сталинских репрессий — Генрихом Ягодой.
После бессонно проведённой ночи, найдя и разбудив бессовестно дрыхнущего Гешефтмана, плотно позавтракал с ним и, уже за чаем спрашиваю:
— Миша! Расскажи мне про своих московских «дам сердца».
— … ???
— Про ваши с ними «чувства» не надо — я приблизительно и в общих чертах про них знаю. Кратко и сжато в форме военного рапорта: кто такие, какие знакомство водят, чем занимаются и чем на жизнь себе зарабатывают?
Не успел он открыть рот, как уточняю:
— Про откровенных шлюх не надо — мне их «способы» заработка не интересны.
— А у меня и нет среди таковых знакомств…
— Не сомневался никогда и ничуть, в твоём моральном облике, мой юный вьюнош. Так давай, рассказывай!
Барон, вообще — молодец!
Действуя по волчьему обыкновению — не резать овец близ собственного логова, в Ульяновске он лишь поддерживал приятельски-деловые отношения с представительницами прекрасной половины. Может и имеется там у него какая-нибудь вдовушка для удовлетворений сиюминутных «низменных страстей», но широкой общественности про то было неведомо.
Впрочем, «моя школа» — это я его с первого же появления строго предупредил:
— Миша, смотри не наследи!
Попав же со мной в Москву это весной, он как с цепи сорвался.
По не совсем внятной для меня причине, Мишка предпочитает «крутить любовь» с женщинами — как бы не в два раза его старше. Может, таков был его первый интимный опыт ещё до нашего с ним знакомства, может он с меня пример берёт — уже в открытую живущего с Председателем артели «Красный трактир» Софьей Николаевной Сапоговой, старше меня нынешнего на…
Трепаться о возрасте женщины — самое последнее дело!
Мишка недоумевает:
— Зачем тебе это?
Строго взглянув, насупив брови:
— Ты давай бухти! А зачем и, вообще — нужно ли мне это, я сам «по ходу пьесы» решу.
Мишка пожав плечами «забухтел», а я его слушая продолжал размышлять…
— … «Паровозы надо давить пока они всего лишь чайники»! — задумавшись, вдруг произнёс я вслух.
— Не понял? — склонил голову вбок Мишка, прервав довольно живое повествование про свою очередную пассию.
Наливая себе ещё чайку:
— Любое вредное явление надо уничтожать в зародыше, хочу сказать.
После недолгой задумчивости, мой воспитанник-напарник спросил:
— А как определить — вредное оно или полезное, Серафим? Вот я вижу — ребёнок. Как определить — не будучи ангелом, вроде тебя: кто с него вырастет — великий учёный или гнусный мерзавец?
Задумываюсь в свою очередь, и:
— Если не лукавить, Миша — предвидеть такое и ангелу не под силу. Могу с уверенностью сказать лишь одно: процентов на восемьдесят пять — из этого ребёнка вырастет обыкновеннейший обыватель, серая посредственность… И слава Богу! Слишком много великих учёных и гнусных мерзавцев — человечество просто не выдержит, как биологический вид.
— Хахаха!
— И ещё запомни: среди «великих» — учёных, писателей, политиков, полководцев — без разницы, «гнусных мерзавцев» — как раз и, больше всего!
Глаза Мишки напоминают новенькие десятирублёвики:
— Не, ну ты и… Сказанул!